Тишина вокруг них становилась все тяжелее, пока Манами не прервал ее вздохом.

— Я разозлился после матча и вообще не хотел разговаривать с тобой снова, — прямо сказал он, и Онода похолодел. Он почти боялся услышать то, что будет сказано дальше, когда Манами продолжил: — Но пришел Джинпачи и обсудил это со мной. Он сказал, что я не должен полностью разрывать связи с тобой только потому, что наше… соперничество не принесло тех результатов, которые, как я думал, я хотел, и, думаю, он прав. По крайней мере, думаю, я должен тебе объяснение. И извинение, если ты его примешь.

Все это было даже большим, чем то, на что он надеялся, и Онода с бешено колотящимся сердцем поспешно выпалил:

— Да, конечно! Я определенно принимаю твое извинение, и пожалуйста, не беспокойся — если что, это я должен извиняться!

Манами уставился на Оноду, и выражение неподдельного и неприкрытого недоверия на его лице в результате шумных заверений Оноды говорило о том, что у него не было ни малейшей идеи, как на это реагировать. Однако наконец уголки его губ изогнулись, и он рассмеялся. Чистый звук его голоса разнесся в ночном воздухе подобно звону колокольчика.

Онода был очень смущен (и более чем немного обеспокоен, что шум оповестит кого-нибудь об их присутствии), но большая его часть была просто очарована видом искреннего счастья на лице Манами, и он не собирался быть тем, кто в этот раз заберет это счастье.

Но наконец смех Манами утих сам по себе, и когда он открыл глаза, то выглядел намного более расслабленным, чем раньше, словно с его плеч упала тяжелая ноша. Он куда больше походил на того Манами, которого Онода запомнил с прошлого года, который выглядел так, будто мог уплыть с дуновением ветра.

— Знаешь, Сакамичи, — сказал Манами. — Ты мог бы, по крайней мере, дождаться того, чтобы услышать мое извинение, прежде чем принимать его. Я над ним хорошо потрудился, знаешь — но, наверное, это похоже на тебя, — сказал он, и его голос звучал почти нежно. — Я должен был предвидеть это.

Должно быть, Онода выглядел озадаченным, потому что Манами снова рассмеялся.

— Я рад, что ты не злишься, но я обещал Джинпачи, что извинюсь перед тобой, так что лучше мне это сделать — если я постараюсь остановиться сейчас, он, вероятно, будет психовать. Он всю неделю твердил мне «поднять мою несчастную задницу и идти извиняться перед мелким очкариком Маки», или он сам погнал бы меня пинками до спален Хаффлпаффа, — сказал Манами.

Онода разинул рот.

— Что… правда? Он правда это сказал?

— Ты выглядишь удивленным.

— Ну… Тодо сильно напугал меня, когда мы впервые встретились, — смущенно признался Онода. — Он сказал, что собирается раздавить меня — я думал, он меня ненавидит.

— О, это, вероятно, моя вина, — застенчиво сказал Манами, и Онода не смог не уставиться на него. — Я был так удивлен, когда ты сказал, что занял позицию ловца — Джинпачи всегда говорил о своем соперничестве с хаффлпаффским ловцом, и когда ты сказал, что он уступил ее тебе… я не смог удержать это при себе. Первоначально Джинпачи хотел, чтобы я занял позицию охотника, но после этого он решил, что он… как там… о, да, он сказал, что он «позаботится, чтобы я стал его преемником» вместо этого.

Меж всех дел Оноде никогда не приходило в голову, как именно Тодо так скоро узнал, что Макишима сменил позицию, особенно учитывая секретность, в которой каждая команда проводила свои тренировки. То, что все это время Манами встречался именно с Тодо и что это были дополнительные тренировки по квиддичу, действительно имело большой смысл. Может, Оноде следовало бы злиться, что Манами рассказал Тодо о его позиции, но он поделился этой информацией полностью по своей воле и не просил Манами держать ее в секрете, так что все, что произошло, — на самом деле его вина. По большей части Онода просто устал от чувства обиды, и непохоже, чтобы это в итоге принесло Слизерину преимущество.

…Что напомнило ему об одной вещи, за которую он хотел бы извиниться, если бы ему представилась возможность. И, ну… это была отличная возможность.

— Ладно, — Онода сглотнул, и Манами взглянул на него сияющими глазами. — Насчет матча — я долго тянул, знаю, но я… я хотел сказать, что действительно сожалею о том, что случилось.

Вид у Манами стал озадаченным.

— Сожалеешь о чем? Ты не сделал ничего, о чем тебе нужно сожалеть, Сакамичи. Ты хорошо летал.

— Но… ты заслужил победу, — сказал Онода. — Ты прав, что злился, это была нелепая случайность, что ты не поймал снитч первым. Ты куда лучше летаешь — то есть ты в первую очередь тот, кто помог мне научиться…

— Ты хочешь сказать, ты даже не понял, что сделал? — прервал его Манами.

— Что?

— Когда мы падали вместе, — сказал Манами. — Знаешь, что ты сделал?

— Я… не слишком много помню об этом? — признался Онода, хотя не был вполне уверен, куда Манами клонит. — Все произошло так быстро, и у меня, на самом деле, не было времени думать.

— Ты был готов к удару, — сказал Манами.

Онода нахмурился. Манами сказал это так, словно это было важно, но даже ради спасения своей жизни Онода не мог понять почему.

Словно почувствовав его замешательство, Манами вздохнул.

— Нам обоим оставались секунды до столкновения с землей, и ты полностью был готов врезаться в нее скорее, чем дать снитчу ускользнуть, — сказал он. — А я тем временем остановился. Я помню, что в тот момент думал, что будут еще шансы, что не стоит вредить себе, пытаясь поймать его прямо тогда — по крайней мере, так я себе сказал, — а тем временем ты преследовал его до самого конца и как-то смог поймать его.

Несколько долгих секунд стояла тишина, нарушаемая лишь свистом ветра под черепицей. Атмосфера была напряженной от ожидания.

— И я не мог поверить в это, — наконец продолжил Манами, пристально глядя вдаль. — Ты, мальчик, которого я встретил, с самого начала так боявшийся падения, действительно бросился в грязь, чтобы поймать снитч, когда я отступил. — Когда он взглянул на Оноду, в его голубых глазах ничего нельзя было прочитать. — Видишь, Сакамичи, я не был лучше тебя, это твое сердце оказалось сильнее моего. Я говорил, что люблю высоту и всегда задумывался, на что это похоже — позволить себе упасть, но, когда пришло время, моя смелость подвела, а твоя нет. Все просто.

— Но… ты…

— Ты выиграл в тот день своими силами, Сакамичи, — сказал Манами. — Тебе не за что извиняться. Я, с другой стороны… — он намеренно отвернулся, но по его профилю Онода понял, что Манами неуютно. — У меня есть еще кое-что, за что я должен тебе извинение и объяснение.

— О… — сказал Онода, понимая, на что он намекает. — Это… про вейлу? — осторожно спросил он.

— Да, — сказал Манами, прикусывая нижнюю губу. — Я не думал, что это будет проблемой, но тогда я не знал, как это работает… Моя мама умерла, когда я был ребенком, и я никогда не встречал других вейл, так что у меня не было шанса узнать, на что я способен с моими силами или как их контролировать. Казалось, это не будет иметь значения, потому что по большей части все совершенно не собирались обращать на меня внимание, кроме…

Кроме меня, со стыдом подумал Онода. Он был единственным, кто цеплялся за Манами как дурак, отчаянно желая его внимания.

— Я все еще пытаюсь понять, почему чары вейлы действуют на одних людей сильнее, чем на других, — продолжил Манами. — Но думаю, что самое вероятное объяснение в том, что люди, которые знают, кто я, — как мои товарищи по команде — с меньшей вероятностью принимают магическое влечение за что-то большее. В твоем случае я тоже проводил с тобой больше времени, чем с кем-либо другим в школе, и это, возможно, не улучшило ситуацию. Возможно, ты был… перенасыщен мной, наверное?

— О, — отвернувшись, сказал Онода. Тогда это было так.

Онода задумался, возможно ли, что, когда тебе по-настоящему разбивают сердце, — это так же больно, как и когда это делают магическим способом. Его чувства был грубо растоптаны, а глаза жгло от непролитых слез. Если это было что-то похожее на настоящую любовь, Онода не мог понять, почему вообще кто-то хочет испытать это или что-то вроде.