В дополнение к этому Онода подозревал, что Мачимия его больше не напугает, и это знание невероятно успокаивало.
Хотя, мрачно подумал Онода, когда, нахмурившись, выстукивал правильный ритм на куче бочек, которые скрывали вход в спальни Хаффлпаффа, есть еще одна — и значительно менее приятная — связь с его последней встречей с Мачимией. Если быть с собой честным, его разговор с Аракитой разъяснил для него еще кое-что помимо поведения Мачимии.
Оноду раздирали сомнения, и ему отчаянно хотелось поверить, что он придавал всему этому чересчур большое значение, но крошечный червячок беспокойства все же был где-то в глубине сознания. Имаизуми был зол, когда говорил с Кавадой в коридоре у лазарета после матча, во время которого пострадал Наруко, и было понятно, что он так себя и чувствует.
Неудивительно, что эмоции овладели им и все закончилось тем, чего он не хотел.
В конце концов, нет доказательства, что это из-за Имаизуми Кавада покинул команду.
И даже если был небольшой шанс, что это его работа, не было похоже, что Имаизуми стал бы специально манипулировать Кавадой с этой целью. Он был не из таких людей. Имаизуми не был жестоким — Онода хорошо знал, как много он заботится о людях. Он был добрым. Он помог Оноде на занятиях и, хотя не так очевидно, понемногу присматривал и за Наруко, незаметно предугадывая проблемы, с которыми они могут столкнуться, и сглаживая их без комментариев и какого-либо желания одобрения.
Но когда Онода увидел, как Имаизуми стал наблюдать за Наруко так, словно тот мог раствориться в воздухе, если бы за ним постоянно не присматривали, то не мог не задаться вопросом, не был ли в этом корень проблемы. Потому что когда дошло до этого, Онода знал, что Имаизуми заботится о нем и Наруко, но у него в конечном счете не было доказательств, распространяется или нет эта забота на людей за пределами его непосредственного круга друзей. В особенности на людей за пределами его непосредственного круга друзей, которые были замешаны в причинении вреда одному из этих друзей, даже если по чистой случайности. Может, это могло объяснить тот странный удовлетворенный тон, который, как Онода мог поклясться, был слышен в голосе Имаизуми после того, как Наруко спросил, почему ушел Кавада.
Но Имаизуми, кажется, теперь во всем вернулся к прежнему себе, так что, может, Онода просто заблуждался на этот счет — он был уже на грани, в конце концов. Может, все это было лишь в его голове, и только он по некоторым причинам не мог перестать думать об этом.
Онода подошел к кровати и тяжело плюхнулся на нее, только чтобы услышать звук сминаемой бумаги и почувствовать что-то значительно менее мягкое, чем матрас, под собой.
С любопытством Онода вытащил из-под себя предмет, на который сел. Это был ничем не примечательный на вид маленький пакет в коричневой бумаге с небольшой запиской, привязанной куском коричневой веревки. Очень походило на пакеты, которые совы доставляли ученикам каждое утро во время завтрака, но Онода ни разу не получал посылки в Хогвартсе и понятия не имел, почему она оказалась у него на кровати, а не с остальной корреспонденцией.
Сначала Онода взял записку. Там не было ни имени, ни обратного адреса, лишь два предложения неразборчивым почерком, гласившие:
«Когда выиграл, хвали себя. Когда проиграл, вини снаряжение».
Заинтригованный, Онода ободрал бумагу и обнаружил покрытую бархатом прямоугольную коробку. Он аккуратно снял крышку, и на свет явилась пара чего-то вроде защитных очков, лежащих на мягкой шелковой подушечке. Они были простыми и выглядели прочными, с круглыми линзами из толстого стекла, удерживаемыми на месте латунными креплениями и мягкими кожаными ремнями.
Горло сжалось. Он достал очки и осторожно повертел их в руках, будто они были невозможно хрупкими или могли исчезнуть, если он будет слишком грубым с ними — что было смешно, они выглядели более чем способными вынести несколько ударов. Когда же он наконец набрался храбрости снять свои и поднять перед глазами защитные очки, то получил подтверждение тому, о чем уже начал подозревать.
Они точно подходили ему. Он видел в них отлично и знал, что понадобится что-то большее, чем один своенравный бладжер, чтобы сбить их с него в середине матча.
Кроме загадочной записки снаружи пакета, больше не было ничего, что могло бы дать понять, кем мог быть отправитель, и Онода был озадачен вопросом, кто же купил ему такой подходящий подарок. На первый взгляд, не было необходимости дарить ему что-то вроде этого, разве что…
Разве что кто-то хотел показать, что ему дают второй шанс.
Глаза Оноды стали подозрительно мокрыми, когда он засунул очки назад в коробку и осторожно поставил ее в пустой угол своего чемодана. Он немного забеспокоился о том, что заливается слезами в тихой спальне, но, вытерев слезы рукавом мантии, почувствовал, что желание плакать стало меньше.
В сущности, когда он снова открыл глаза, от желания плакать он был дальше чем когда-либо за долгое время.
Имаизуми и Наруко, остальные члены хаффлпаффской команды, в какой-то мере даже Эйкичи Мачимия верили, что Онода потенциально может хорошо сыграть в этом матче. Что означало, что на самом деле все это время единственным, кто действительно сомневался в нем, был… он сам.
Какая разница, даже если Тодо собирается достать его. Какая разница, даже если Мачимия говорит, что у него нет нужных для хорошего ловца качеств. Какая разница, даже если он всего лишь начинающий, который слишком много на себя взял.
Команда Оноды доверилась ему, и в этот раз он их не подведет.
*
— Мне нравятся твои очки, — сказала на следующее утро Мики, затягивая покрепче застежки на своей защите для рук.
Прогноз на день обещал снег, но на тот момент, когда команда Хаффлпаффа собралась в раздевалке перед матчем со Слизерином, небо было чистым и ясным. Удивительно, но, несмотря ни на что, Онода в итоге смог поспать предыдущей ночью и чувствовал себя… не особенно уверенно, но более оптимистично по отношению к матчу, чем раньше. Не то чтобы он не боялся Тодо, но он больше не поддерживал мысль о том, чтобы уйти, только чтобы избежать столкновения с ним.
— Что… о, спасибо, — сказал Онода, поднимая руку, чтобы застенчиво потрогать край очков. — Все забываю, что надел их… они нормально выглядят?
— Да, тебе подходят, — согласилась Мики и бросила хитрый взгляд в сторону Макишимы. — Ты ничего не сказал про новые очки Сакамичи. Что ты о них думаешь, Юске?
Макишима заметно съежился, натянуто улыбнувшись Оноде.
— Они… хорошие, — сказал он и с чрезмерной энергией продолжил поправлять форму.
— Ты ведь не покупал их для себя, верно, Сакамичи? — невинно спросила Мики.
— Нет… они просто появились вчера в спальне. Понятия не имею, кто купил их для меня, но я действительно благодарен… Вот бы на них было имя, чтобы я мог как следует поблагодарить, — сказал Онода.
— Не беспокойся, — ободряюще сказала Мики, хлопая Оноду по плечу. — Уверена, он уже знает, что ты оценил подарок.
Макишима издал неясно болезненный звук, и Мики усмехнулась.
— В любом случае, — продолжила она. — Как ты, держишься? Готов посоревноваться с Тодо?
Онода сглотнул. По правде говоря, он сомневался, что когда-либо будет к этому готов, но у него уже было бессчетное количество возможностей сбежать, и до настоящего времени он этого не сделал.
— Наверное? — сказал он. — По крайней мере, постараюсь…
— Это все, о чем мы можем просить, — сказал Макишима, очевидно избавившийся от того, что его беспокоило. — И не то чтобы ты будешь там один — мы будем стараться набрать достаточно очков, чтобы Слизерин не выиграл, даже если Тодо поймает снитч.
— Именно! — воскликнула Мики. — Можешь на нас рассчитывать, Сакамичи — мы тебя прикроем!
— Мои поздравления, это было самое отвратительное представление, которое я когда-либо видел от этой команды, — язвительно заметил Аракита со своего места неподалеку. — Мне стыдно быть в одной команде с вами, неудачники.