— Боюсь даже представить такое. — Райан погладил его по руке.

— Это точно.

— Значит, Марк остается с нами?

— Пока что. — Джон запнулся, не зная, с чего начать. — Кажется, теперь я лучше понимаю, почему ты не стал рассказывать о нас своему брату, — на пробу добавил он.

— Это не то же самое.

— Нет. Но Рай, я не могу ему сказать. Не сейчас.

— Разумеется, нет. — Голос Райана звучал удивленно. — Я об этом и говорю. Тут дело не только в том, что ты сам опасаешься, что о нас станет кому-то известно. Марку сейчас нужен родной и близкий папа. Я ж понимаю.

— Правда?

— Балда. Еще ему не хватало сегодня выяснить, что его отец гей, или би, или как вообще нас обозвать.

— Я боюсь, что если он перестанет мне доверять, если решит, что я обманывал его в важных вещах, то уйдет из дома. Бог знает куда.

— Джон. — Райан положил ладонь ему на щеку и развернул лицом к себе. Его губы мягко коснулись губ Джона. — Я перебрался обратно в эту комнату, потому что Марк пятнадцатилетний пацан с ворохом проблем, а мне тридцать, и у меня в жизни все устаканилось. Ничего, подожду, пока он не разберется, что делать и как быть дальше. — Он снова прервался на поцелуй, уже более глубокий. — Я, конечно, не в восторге, но мы с тобой теперь снова соседи без всяких дополнительных бонусов, пока ты не решишь, что он готов.

Джон прижался лбом к шее Райана, вдыхая его запах.

— В кровати без тебя будет так пусто! И я правда хочу ему сказать. Мне вообще хочется, чтобы мы ни перед кем не скрывались. Но… до этого, возможно, еще далеко.

— Если он останется тут, то рано или поздно начнет ходить в школу. Или уходить в кино, там. Или еще куда.

— Да я даже не про секс. Или не только про него. Я больше про всякие будничные мелочи. Мне только-только начало казаться, что все правильно. Ну, знаешь, естественно. А теперь придется забыть о том, чтобы целовать тебя за утренним кофе. Не хочу, чтобы он видел.

— Учитывая, что в половине случаев после этих поцелуев кто-нибудь из нас падал на колени прямо в кухне, лучше и правда не стоит.

— Я не могу отправить его домой.

— Я и не хочу, чтоб ты отправлял, — с нажимом сказал Райан. — Джонни, мне нравится Марк, и он твой сын. Если ему так погано там, пусть живет здесь с нами. Блин, да я сам всю жизнь хотел детей. И потом, это ж не навсегда. Через три года он уедет в колледж.

— Мне бы следующие три дня пережить.

— Потихоньку, малыш. — Райан ободряюще помассировал ему бедро. — Сегодня Марк здесь, накормлен, обогрет и в безопасности. А завтра будет завтра.

Джон уперся затылком в стену.

— А еще я так рад, что Синтия до моего звонка не знала, что он сбежал. Представь, как бы она пережила последние два дня, гадая, где он и что с ним.

— Никаких «представь», — отрезал Райан. — Что случилось, то случилось, теперь живем дальше. Завтра что думаешь делать с Марком?

— Возьму, наверное, его с собой в кампус, — решил Джон. — Поработает лопатой, нечего ему сидеть без дела, пусть вносит свой вклад.

— Я могу одолжить ему что-нибудь из верхней одежды, — предложил Райан. Джон поднял брови. — Он пришел с одним рюкзаком. Ни куртки, ни перчаток.

— Черт, а я даже не заметил. — Что это за отец, который не замечает, что у него ребенок без зимней одежды в феврале? Но тут бедро пронзила боль, и Джон вскрикнул. — Эй, а щипаться-то зачем?!

— Никакого самобичевания. Ты хороший отец, а не заметил, потому что когда пришел, Марк уже сидел на кухне. Завязывай уже винить себя за ошибки, которых не совершал. Тебе и сделанных хватит с лихвой.

— Не сомневаюсь. Я и отцом толком-то не был с тех пор, как Марку исполнилось десять.

— Десять и пятнадцать — это две большие разницы. Кто знает, может, нам проще начать с нуля.

— Нам?

Джону понравилось, как это звучит. Ноша уже не кажется настолько неподъемной, если ее с кем-то поделить.

— Естественно. Я помогу настолько, насколько он позволит. Детям иногда проще говорить с кем-то другим, не с родителями.

Джон подумал о других не-родителях. Об отчимах, например. Он волновался за Тори и настоял, чтобы Синтия дала ему поговорить с дочерью.

Голос у цыпленка был подавленный, но в целом нормальный. Хотя, с другой стороны, что вообще можно понять за три тысячи километров от человека? Да что угодно могло случиться, а он даже не узнает.

— Думаешь, Марк о чем-то нам не рассказал? — спросил Райан, вторя его хмурым мыслям.

— Откуда я знаю. Если этот ублюдок что-то с ним сделал, я… — Райан прервал его глубоким поцелуем.

— Сейчас главное — это сам Марк и его состояние, остальное давай потом обмозгуем. Не волнуйся попусту.

— Ты прав.

Джон оглядел комнату, чтобы отвлечься. Большинство вещей Райана все еще лежало здесь, хотя одежда и начала потихоньку мигрировать в спальню Джона. Но он узнал халат, который еще вчера висел у него на двери, и книгу с тумбочки перед кроватью. На полках для них уже не осталось места.

— Какая это все-таки маленькая комната.

Райан рассмеялся и поцеловал его, мокро и грязно.

— О, ну давай, погрызи себя еще и за то, что я вынужден жить совсем один в этой промозглой темной каморке.

— Оскорблять мой дом изволишь?

В глазах Райана плескалось пламя.

— Иди в свою большую спальню, господин владетель, на широкую мягкую постельку, пока я скрючившись буду тут мучиться на своей.

— Для твоих мучений есть только одна причина, и она не в кровати.

Джон против воли скосил глаза вниз и, да, выглядело все и правда довольно мучительно. Райан спихнул его с кровати и наградил смачным шлепком по заднице.

— Давай, топай. Пока мы не послали подальше все только что принятые взрослые решения. — Он прислушался к доносившейся из коридора музыке. — Кажется, это конец песни.

Так.

Вставать и уходить от Райана, когда у него вот так блестели глаза и слышались эти глухие нотки в голосе, очень не хотелось, но Джон все же поднялся и направился к двери.

— Сладких снов. И пусть никто… не кусает за бочок, — прилетело ему в спину с отголосками смеха.

Джон закрыл дверь и поправил ширинку. Двумя дверьми дальше по коридору смолкла гитара Марка. Он засел в своей комнате и, как отметил Джон, когда попытался незаметно повернуть ручку, заперся.

Он негромко постучал.

— Эй, Марк?

Секунду спустя с той стороны донеслось недовольное «Чего?».

— Тебе что-нибудь нужно?

— Нет.

— Ладно. — Джон замялся. «Ты здесь папа. Не дрейфь». — Правила у нас дома такие, сын. Никакой громкой музыки после десяти вечера. Райан встает в шесть тридцать. Если хочешь позавтракать, тоже спускайся. В половине восьмого мы уезжаем в колледж. Оденься завтра потеплее. Можешь поехать со мной и помочь в работе.

За дверью задумались, а потом спросили:

— А нельзя тут побыть? Я сегодня так умаялся.

И Марк наверняка не врал, но инстинкты велели не оставлять его дома наедине со своими мыслями.

— Тогда выспись хорошенько. Если не хочешь завтракать, то встань попозже, только будь готов к семи тридцати.

Он замер не дыша, потому что, ну серьезно, вот скажет Марк «нет» — и что? Но в итоге из-за двери донеслось утвердительное мычание. Во всяком случае, Джон решил считать его утвердительным.

— Спокойной ночи, сын, — с нажимом сказал он.

В спальне было тепло и тихо. «Тайленол» начал действовать, и голова болела уже не так сильно. Джон подошел к окну и уставился на улицу. Поле за домом погрузилось в темноту. В свете от его и Райана окон свежевыпавший снег на лужайке играл и искрился. Ребята сегодня начали расчищать дорожки в кампусе, но за выходные нападало достаточно, и его бригаде из двух человек будет чем заняться. Он сможет найти дело и для Марка. Работа руками хорошо отвлекала от невеселых мыслей.

Равно как и от других вещей. Поэтому Джон и сам завтра встанет рядом с ними с лопатой наперевес. По мере того как стихала головная боль, он все явственней ощущал желания тела. Задница немного ныла. Райан прошлой ночью пошел вразнос, подчинял себе и брал его страстно и нетерпеливо. Джон нисколько не возражал. Эти дни с Райаном уже затмили все, что они когда-либо делали с Синтией. Секс на максимуме, в то время как с Синтией они выжимали дай бог процентов пятьдесят. Внезапно подумалось, не нашла ли она то же самое с Брэндоном. Если так, то Джон легче понимал ее уход.