На секунду ему показалось, что Джон все равно заартачится, но потом тот расплылся в улыбке и пожал протянутую ладонь, скрепляя уговор.

Джон встал у окна и уставился на задний двор. Он обожал конец октября. Кампус все еще пышно играл осенними красками, по утрам уже становилось прохладно, но в середине дня пока можно было ходить с коротким рукавом. Его бригада в поте лица убирала сухие листья, готовила к зиме клумбы с многолетниками и подрезала часть ветвей кустарников, чтобы те не сломались под весом снега. Но клумбы с осенними видами однолетников до сих пор буйно цвели.

Он даже с удовольствием сгребал опавшие листья у себя вокруг дома, хотя целыми днями занимался примерно тем же в кампусе. Так что сам не мог взять в толк, почему сегодня на душе скребли кошки.

Весь вчерашний день Джон провел во дворе, который теперь был полностью готов к зиме, если не считать листьев, которые еще не облетели. Он все обошел и пересмотрел свои планы по весенним посадкам. В этом году не получилось сделать и половины задуманного. Возможно, отсюда и взялась эта осенняя хандра — ощущение ускользающего времени. Причина, по которой тихое воскресенье казалось не спокойным, а грустным.

Райан поднял глаза, когда Джон вошел в кухню.

— Ты как раз вовремя. Не подашь мне с пола ту тыкву? Я ее положил, а теперь не могу толком нагнуться и поднять — все боюсь уронить.

— Конечно.

Джон ухватил большую тыкву за толстый черенок, склонившись, подсунул под низ ладонь, а затем кряхтя вскинул оранжевую громадину на стол.

— Господи, сколько весит этот монстр? Неудивительно, что ты ее не поднял.

— Скажи, здоровская? — Глаза Райана так и сияли. — Самую большую выбрал. Я чуть не убился, пока дотащил ее до дома.

— Да уж, надо думать. Так зачем нам тыква-гигант?

— Хеллоуин же, — ответил Райан, словно удивляясь, что Джон вообще спросил. — Надо украсить дом.

— Я обычно не делаю ничего такого на Хеллоуин.

«Если дети не приезжают».

Джону вспомнились прошлые Хеллоуины. Тори всегда хотела нарядиться во что-нибудь на редкость неожиданное, вроде сотового или стакана с молочным коктейлем, и он внезапно для себя превратился в костюмера. Молочный коктейль был его шедевром — с пузырьками из белых воздушных шаров, которые переливались через край, и с огромной соломинкой из эластичной трубки. В тот год он разрешил детям подольше походить по домам за сладостями, купаясь в комплиментах своему творению. Маркус обычно хотел чего-нибудь мрачного и зловещего и не возражал против покупных костюмов. Его не грызло это навязчивое желание отличаться от других.

Дети еще ходили за конфетами в последний год, когда они жили вместе.

Сейчас Марк и Тори, наверное, уже все это переросли. Ну, Марк-то точно. В любом случае в Лос-Анджелесе Хеллоуин будет уже другой. Никакого листопада, никакого холода, из-за которого родители заставляли детей надевать куртки поверх слишком открытых костюмов. Никакого запаха сжигаемых листьев.

Сегодня Тори и Марк наверняка пойдут на какую-то пафосную вечеринку с голливудскими спецэффектами. Скорее всего, предыдущие года им теперь кажутся сопливыми и скучными.

— Ну а я люблю Хеллоуин, — заявил Райан. — И сделаю фонарь и из этой тыквы, и из второй, если ты не хочешь.

— Из второй?

— Да. Купил ее еще вчера, но сегодня увидел вот эту красавицу и просто не смог пройти мимо. Я подумал, что тогда из другой что-то можешь сделать ты, но если тебе неинтересно, то возьмусь за обе. Только чур не ржать над моими потугами, мистер скульптор и резчик.

— Ржать не буду. — Джон с сомнением оглядел кухонный нож, которым вооружился Райан. — Хотя мне и не улыбается везти тебя в травмпункт. Ты этим собрался орудовать?

— А что? Он острый.

Райан вогнал нож в тыкву и принялся срезать верхушку. Джон поморщился.

— Погоди, у меня где-то был резак получше и небольшая ножовка. Сейчас принесу.

Он торопливо прошел в мастерскую и начал подыскивать что-то подходящее в своих инструментах. Парочка коротких и крепких ножей и еще один-два с зазубренным краем — это, пожалуй, самое то.

Когда Джон вернулся в кухню, Райан уже успел откромсать верх с черенком и в данный момент соскабливал в миску мякоть с семенами с отрезанной верхушки.

— Вот, попробуй этими. — Джон положил инструменты на стол и забрал у Райана большой кухонный нож. — Господи, боюсь представить, что когда-нибудь ты станешь хирургом.

— Это вряд ли, — весело отозвался Райан. — Хирурги слишком много стоят на ногах. Не подашь мне ложку?

Джон подал и остался рядом для подстраховки, пока Райан выскребал из тыквы склизкую мякоть.

Вместо этого стоило бы, конечно, заняться делами, которые вечно ждать не будут. Или резной тростью. Она должна получиться хорошей, пусть и не на пятьсот долларов — за такие деньги он, пожалуй, сделает Райану не одну, а целый комплект. Но все равно работа выходила интересная.

Хотя если уж браться за резьбу…

— А где вторая тыква? Принесу ее, по крайней мере.

— У задней двери.

Джон прошел через дом и вышел на заднюю веранду. Теплым октябрьским вечером двор окрасился в зеленый и золотой. В этом году детям не придется идти за конфетами в куртках. Солнце уже начинало садиться, но первые ходоки появятся через пару часов, не раньше.

Тыква лежала у стены рядом с дверью и тоже оказалась далеко не мелкой. Джон крякнул, подняв ее, и направился обратно в кухню.

— У тебя уже была такая большущая, и тебе все равно мало?

Он водрузил тыкву на столешницу в полуметре от Райана. Тот отступил, чтобы сравнить.

— Ну, она тоже ничего, но ты посмотри на мою — офигенная же. — И с этими словами он опять закопался в мякоть.

— И что ты из нее сделаешь?

— В смысле?

— В смысле, что именно собираешься вырезать?

— Лицо. — Райан изобразил капитана Очевидность. — А ты думал, почему резные тыквы называют Джеками-фонарями? Потому что получается лицо.

— Мне нравилось придумывать что-то свое, — возразил Джон. — Помню, на один из Хеллоуинов я сделал фонарь в виде кошек, смотрящих на полную луну.

— Ты-то можешь, — глянул на него Райан. — Но лично я буду вырезать лицо, и надеюсь, что оно получится с нужным количеством бровей и ни один зуб не выпадет в процессе.

— А из этой тыквы? — Джон по-хозяйски похлопал ту, что только что принес.

— Тоже лицо. В моем случае у удачных тыкв получаются клевые лица, а у неудачных — стремные

— Но не выставлять же на порог две одинаковых. Может, я… Наверное, мне стоит что-нибудь придумать с этой, чтобы у нас были разные?

— Как хочешь. — Райан с усилием выдернул склизкие волокна со дна своей тыквы.

Джон оглядел ту, что досталась ему. Высокая и круглая — для такой, пожалуй, подойдут летучие мыши. У него остался один эскиз, который так никуда и не пригодился, с летучими мышами, висящими над входом в пещеру и парящими на фоне луны. Как кошки, только лучше.

Уже прикидывая в голове детали, Джон достал еще одну миску. Сначала надо выскоблить тыкву, а за это время он как раз успеет все продумать.

Джон потерял счет времени, возясь с толстой оранжевой кожурой. Резать по ней было куда проще, чем по дереву, но приходилось все время следить за силой нажима. Крыло последней мыши он сделал пошире, чтобы оно накладывалось на край луны, закрепляя парящую фигурку. Если обрезать слишком много, она просто отвалится. Стоило бы, конечно, вычистить тыкву изнутри получше, однако ему слишком не терпелось заняться самой резьбой.

Но тут Джон невольно вздрогнул, когда что-то скользкое и холодное коснулось шеи сзади и потекло вниз за воротник рубашки. Вскрикнув, он отскочил и нащупал на затылке нечто, оказавшееся тыквенной мякотью. Райан наблюдал за ним с безопасного расстояния.

— Какого хрена? Это еще за что?

— Это расплата, мужик. Сам посмотри: вот твоя тыква, а вот моя. Мне показалось, что немного слизи за воротник нас уравняет.

Джон посмотрел. Ну-у, да. На его тыкве красовалась стайка летучих мышей с узкими прорезями глаз и когтистыми крыльями: две парили на фоне луны, а остальные свисали со сталактитов. А у тыквы Райана был… нос, пара глаз, клыки и… это что, бровь? Одна во весь лоб? Джон невольно прыснул: