Пятнадцатилетний капитан строго-настрого велел своему экипажу с величайшей осторожностью обращаться с обоими компасами. Однако в ночь с 12 на 13 февраля, пока сам Дик стоял у штурвала, компас, находившийся в капитанской каюте, неожиданно пришел в негодность. Медный крючок, на котором он висел, оборвался, и компас упал на пол. Дик заметил это только на следующее утро и очень огорчился. Теперь приходилось доверять показаниям одного компаса.

Дик распределил время так, что на его долю выпали ночные вахты у штурвала. Днем он спал пять-шесть часов. Когда молодой капитан отдыхал, у штурвала стоял Том или его сын Бат. Дик очень подробно и толково объяснил им их задачу, и отец с сыном неплохо справлялись с возложенной на них обязанностью. Старый Том, кроме того, освоил ремесло боцмана.

С наступлением темноты Дик приказывал зажигать ходовые огни: зеленый фонарь по правому борту и красный – по левому. Ночь за ночью молодой капитан стоял у штурвала. Иногда он совсем изнемогал и держал курс из последних сил. Усталость, с которой юноша не хотел считаться, брала свое.

В ночь с 13 на 14 февраля Дик вымотался до такой степени, что был вынужден разбудить Тома и попросить старика заменить его у штурвала на несколько часов. Погода стояла пасмурная, небо сплошь затягивали облака. К вечеру похолодало. Вокруг стоял непроглядный мрак. С палубы даже нельзя было разглядеть верхние паруса на мачтах. Геркулес и Актеон несли вахту в передней части судна. На корме слабо светилась лампа над компасом, и этот мягкий свет отражался в металлической отделке штурвала.

Около трех часов ночи у Тома, утомленного долгой вахтой, стали слипаться глаза. Старик беспрестанно моргал и протирал их, и потому не заметил, как по палубе скользнула чья-то тень.

Судовой кок осторожно подкрался к компасу и быстро подложил под него тяжелый железный брусок, который принес с собой. Показания компаса мигом изменились, и вместо того, чтобы указывать направление на магнитный полюс, стрелка повернула на северо-восток. Всего мгновение понадобилось Негоро, чтобы скользнуть в тень и исчезнуть у себя в каюте.

Том потряс головой и пришел в себя. Первый же взгляд его упал на компас. Том испугался. В соответствии с показаниями прибора, корабль сошел с курса. Том решил не рассказывать капитану о допущенной ошибке, поспешно повернул штурвал и направил корабль, как он думал, прямо на восток.

Рулевой, конечно, и представить себе не мог, что «Пилигрим» теперь стремительно двигался к югу.

За следующую неделю, с 14 по 21 февраля, на судне не произошло ничего примечательного. Море по-прежнему оставалось пустынным. Это не могло не удивлять Дика Сэнда. Молодой матрос, участвовавший уже в трех дальних плаваниях на китобойных судах, несколько раз пересекал ту часть Тихого океана, где, по его расчетам, находился сейчас «Пилигрим». В этих широтах постоянно курсировали американские и английские суда, которые либо поднимались от мыса Горн к экватору, либо спускались к этой крайней южной точке американского континента.

Молодой капитан считал, что ведет судно на восток, хотя в действительности держал курс намного южнее. Однако никакие сомнения не закрадывались в голову Дика. Компас постоянно был у него перед глазами, лаг регулярно опускали за борт. Эти два прибора позволяли приблизительно определять пройденное расстояние и держаться выбранного курса.

Миссис Уэлдон иногда начинала волноваться, но Дик всеми силами старался успокоить ее.

– Неделей раньше, неделей позже, – повторял молодой капитан, – мы обязательно доберемся до побережья Америки. Вы же сами говорили, неважно, в каком месте мы пристанем… Главное то, что мы сойдем на твердую землю!

Миссис Уэлдон верила Дику. Она знала, что несмотря на то, что молодой капитан еще не обладает достаточными знаниями по гидрографии, чтобы определять место своего корабля в море, он хорошо чувствовал погоду и умел ориентироваться в море. Капитан Гуль не раз говорил об этом миссис Уэлдон и упоминал, что сам научил Дика понимать показания барометра.

– Когда после долгого периода хорошей погоды барометр начинает резко и непрерывно падать, – вспоминал Дик указания Гуля, – это верный признак дождя. Однако если хорошая погода стояла очень долго, то ртутный столбик может опускаться два-три дня, и только потом в атмосфере произойдут заметные изменения.

– А если во время долгого периода дождей барометр начнет медленно, но непрерывно подниматься? – бывало спрашивал Дик своего наставника.

– Можно с уверенностью предсказать наступление хорошей погоды, – отвечал капитан. – Хорошая погода простоит тем дольше, чем больше времени прошло между началом подъема ртутного столба и первым ясным днем.

– Ну а, скажем, если барометр поднимается в течение двух-трех дней и дольше?

– Будет хорошая погода, даже если все эти дни льет дождь. Но если барометр медленно поднимается в дождливые дни, а с наступлением хорошей погоды сразу же начинает падать, хорошая погода простоит недолго.

– А как меняется барометр в зависимости от времени года? – интересовался Дик.

– Весной и осенью резкое падение барометра предвещает ветреную погоду, – объяснял Гуль. – Летом, в сильную жару, оно предсказывает грозу. Зимой, особенно после продолжительных морозов, оно говорит о предстоящей перемене направления ветра. Значит, будет оттепель и дождь. А вот повышение ртутного столба во время долгих морозов предвещает снегопад.

– Как понимать частые колебания уровня ртутного столба, капитан? – допытывался Дик.

– Их ни в коем случае не следует рассматривать как признак приближения длительного периода засухи или дождей. Только постепенное падение или повышение ртутного столба означает наступление устойчивой погоды.

Итак, под руководством капитана Гуля Дик стал неплохим метеорологом. Поэтому 20 февраля показания барометра обеспокоили его. Дик несколько раз в день подходил к прибору, чтобы записать колебания ртутного столба. Барометр медленно и непрерывно падал, что предсказывало грозу. Поскольку дождь никак не начинался, Дик понял, что плохая погода продержится не один день.

21 февраля ветер усилился. Чтобы он не изо рвал паруса «Пилигрима» и не сломал мачты, требовалось убрать часть парусов. Барометр падал. Небо хмурилось, над морем повис плотный туман.

Дик Сэнд начал серьезно беспокоиться. Он ни на минуту не уходил с палубы, совсем перестал спать. 23 февраля утром ветер начал стихать. Около четырех часов дня Негоро, редко покидавший теперь свой камбуз, вышел на палубу.

Португалец обвел глазами горизонт. Облака перемещались с неодинаковой скоростью – верхние тучи бежали гораздо быстрее нижних. Недобрая улыбка мелькнула на губах Негоро. Можно было подумать, что ухудшение погоды скорее радует, чем огорчает его. Кок влез на мачту. Казалось, он старается что-то разглядеть в густом тумане. Видимо, результаты наблюдения удовлетворили его, Негоро кивнул, спокойно слез на палубу и молча скрылся в своей каюте.

С 24 февраля до 9 марта погода нисколько не улучшилась. Небо по-прежнему заволакивали тяжелые, свинцовые тучи. Несколько раз бушевали проливные дожди и сильные грозы. Молнии ударяли в воду на расстоянии двухсот метров от корабля. «Пилигрим» почти все время был окружен густым туманом.

Дик думал, что ему крупно повезло, что Том и его товарищи не подвержены морской болезни. Чернокожие матросы по-прежнему охотно и аккуратно выполняли все судовые работы. Если бы хоть один из них заболел, это существенно осложнило и без того непростое положение Дика.

Молодой капитан часто взбирался на мачту и подолгу пристально вглядывался в горизонт. Однако берегов Америки все не было видно. Дик не знал, что и думать. По его расчетам, «Пилигрим» давно уже должен был плыть вблизи суши. Миссис Уэлдон догадывалась о растерянности юноши и всячески старалась поддержать его.

9 марта Дик стоял на носу и смотрел на море и на небо, время от времени переводя взгляд на мачты «Пилигрима», которые гнулись и скрипели под сильными порывами ветра.