– По государевым печатным делам я приехал на днях из Италии. Поэтому и не было меня здесь три года, что в Италии изучал печатные науки.

Опричник окинул его придирчивым взглядом и, уткнувшись лицом в бумагу, стал изучать текст, написанный на ней, и сверять печати. Потом пожал плечами и, вздохнув, протянул бумагу обратно Ратмиру:

– Держи свою память, брат. Всё у него в порядке! – крикнул он глазевшим на них посетителям и сразу же в харчевне вновь возобновились шум и гам. Находившиеся в помещении посетители моментально потеряли интерес к Ратмиру. Он же, заказав себе ковш с медовухой и жареную на вертеле курицу, прошёл к столу у окошка, выходившего прямо на улицу. Сидя на широкой, отполированной многими посетителями лавке, Ратмир в ожидании еды и напитка незаметно рассматривал сидящих поблизости людей и посматривал в небольшое зарешечённое окошечко.

Массивные медные подсвечники с толстыми свечами, развешанные по стенам, освещали полумрак, царивший в зале. За тяжёлыми, добела выскобленными ножами столами сидели многочисленные посетители. Они стучали глиняными кружками по столам и требовали у носившихся между ними мальчишек-подростков в белых фартуках долить вина или водки и принести побольше еды.

В углу справа от стойки сидел седовласый слепой старик в когда-то белой вышитой рубахе и видавшем виды сером суконном кафтане. Он привычно перебирал струны на потемневших от времени гуслях. Звук струн был на удивление чист и звонок, и исполняемая слепым гусляром мелодия бередила душу выпивающих.

– Давай, Серафимушка, сыграй ещё! Вон как за душу цепляет проклятая! – прокричал из-за стоявшего неподалёку стола какой-то приказной чин в роскошном кафтане с высоким, переливающимся в свете свечей самоцветами, воротом. И старик согласно кивнул, и вновь коснулся старческими, узловатыми пальцами натянутых струн. И опять под низкими сводами шумной харчевни раздались почти небесные звуки гуслей.

– Вот, красавчик, твои курица и медовуха. Позови меня, коли ещё что потребуется. Я для таких, как ты много чего вкусненького могу поднести, – неожиданно над ухом Ратмира раздался грубоватый женский голос. Погрузившийся до этого в звуки гуслей, Ратмир недовольно повернул лицо и увидел около своего стола разбитную молодуху с насурьмленными бровями и натёртыми свеклой скулами. Глаза женщины похотливо сверкали, и от неё несло вчерашним перегаром.

Ратмир поморщился:

– Ставь на стол и иди.

– А что так неласково? – назойливо продолжила молодуха.

– Как могу, – сухо произнёс Ратмир и, достав из кармана кафтана медную монетку, положил её на стол. – На, милая, за заботу и больше не подходи ко мне пока сам не позову.

Молодуха жадно глянула на монетку и, медленно протянув к ней руку с обгрызенными ногтями, с сомнением произнесла:

– А не шутки ли ты со мной шутишь, красавчик? Это много за курицу и ковш медовухи.

– Я знаю. Просто бери и иди себе с богом, – Ратмир пригубил глиняный ковш с медовухой и, отвернувшись от назойливой молодухи, уставился в окно.

В этот момент неожиданно за окошечком послышался топот множества копыт, грубые мужские голоса, крики и смех. Посетители корчмы притихли и выжидательно смотрели на входную дверь. В корчму ввалилась ватага опричников в чёрных рясах поверх золочёных кафтанов. Те опричники, что уже находились в корчме, радостно повскакали со своих мест и кинулись обниматься со своими товарищами.

– Эй, Митроха, принимай гостей! – на весь зал прозвучал густой бас их предводителя. Невысокого роста, с огненно-рыжей бородой, он пронзительным взглядом из-под густых бровей окинул сидящих в зале и вновь обернулся к хозяину харчевни Митрохе. Тот моментально изобразил на лице радость и громко закричал в сторону подвала, из которого шустрые подростки бегом поднимали тяжелые подносы с едой и выпивкой:

– Лизка! Лизаветта! Беги быстрее сюда! Встречай дорогого гостя! Сам Григорий Лукьянович к нам пожаловали!

У Ратмира перехватило дыхание. Он сразу узнал в коротышке того садиста, что с нескрываемым удовлетворением принимал участие в недавних казнях на Троицкой площади и сам лично отрезал ухо у дьяка посольского приказа Висковатого. Ратмир опустил глаза, пряча ненавидящий взгляд, и мысленно повторил про себя, запоминая: «Григорий Лукьянович».

– Да где же ты, проклятая дура?! – засуетился Митроха и, не выдержав, сам кинулся обслуживать дорогого гостя. Схватив по ковшу с водкой и пивом в руки, он угодливо закивал в сторону свободного широкого стола в нише каменной стены. Прямо над нишей был укреплён один из многочисленных подсвечников с горящей толстой восковой свечой: – А вот сюда, вот сюда присаживайся, Григорий Лукьянович! Вот местечко для тебя и твоих ребят. И свет вам тут, и шума с улицы не будет слышно.

– Это почему же туда?! – недовольно прогудел тот и махнул рукой в сторону стола, за которым сидел Ратмир. – Я хочу сюда – на своё место! Ты забыл, что ли, Митроха, что я в прошлый раз это место приказал за мной оставить.

– Ой, голова моя пустая! Не изволь гневаться, Григорий Лукьянович! Сейчас всё уладим! – Митроха кинулся к Ратмиру и жалостливо зашептал ему прямо в ухо: – Брат, выручай! Видишь же что за человек! Уступи ему это местечко, а? А я с тебя за ужин-то ни полушки не возьму в этот раз.

– Хочу на своё место! Я тут завсегда сижу! – рыжебородый Григорий Лукьянович уставился на Ратмира тяжелым буравящим взглядом из-под густых, медного цвета, бровей.

Ратмир внимательно посмотрел ему прямо в глаза и усмехнулся:

– А я, Григорий Лукьянович, и не против. Раз тебе сподручнее здесь сидеть, то и мне не составит никакого труда пересесть на другое место.

– Так ты знаешь меня? – удивлённо вскинул брови невысокий опричник, и недоверчиво добавил: – И спорить со мною не станешь?

В зале опять наступила тишина.

Опричник подошёл к столу и, шумно сопя, забрался на скамью с противоположной от Ратмира стороны.

– Кто же тебя не знает, Григорий Лукьянович, – пожал плечами Ратмир. – Да и было бы из-за чего спорить.

Он потянулся было за своим ковшом с медовухой, но ковш вдруг выскользнул у него из рук и заскользил прямо в сторону опричника. Тот откинулся было к стене, но Ратмир быстро привстал и, нагнувшись над столом, схватил ковш у самого края стола, задев при этом нечаянно бороду опричника.

– Ох, ты смотри мне – аккуратнее! – недовольно пробурчал тот, приглаживая рукой свою рыжую бороду. Из-под грубой чёрной рясы у него просвечивал золоченый кафтан, усыпанный самоцветами. – Чуть всю бородёнку-то мне не выдергал.

– Прости, Григорий Лукьянович, – обезоруживающе улыбнулся Ратмир. – Иначе на тебя бы всё пролилось.

Он забрал свой ковш с тарелкой и отсел за стол в нише, который в начале предлагал опричнику Митроха. Последний с благодарностью посмотрел на Ратмира и вновь засуетился вокруг рыжебородого опричника.

Ратмир, сидя за столом, незаметно достал из кармана кафтана белую тряпицу и, завернув в неё несколько рыжих волосков из бороды опричника, быстро спрятал её обратно в карман.

– Эй, Митроха! Давай, живо неси всё, что я люблю! – довольно рявкнул рыжебородый опричник и сделал рукой приглашающий жест своим товарищам: – Айда, братия! Все садимся кучнее! Едим и по теремам своим спать. А то в полночь опять службу стоять с царём-батюшкой…Эй, Митроха, и Лизку свою сюда зови. Как же нам без неё!

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.