- Что такое "обобщатель"? - переспросил я. - Ты правильно употребил термин?

- Максимально близко к смыслу, - обиделся толмач.

Я знаю, что вы, нынешнее поколение, погрязли в низкой прозе бытия, -продолжал свой рассказ Аристарх. - Но в пору моей молодости люди не мыслили жизни без вдохновенного поэтического слова. И вот предоставился случай получить двойное наслаждение: окунуться в стихию стиха, а через нее познать духовный мир аборигенов. Недаром же по всей Галактике в ту пору бытовало крылатое выражение: "Скажи мне, кто твой любимый поэт, и я скажу, кто ты".

Но как пробиться в зал, если вход штурмуют тысячи местных поклонников поэзии?

- Для инопланетян имеется отдельная ложа, - прочитав мои мысли, пискнул толмач. - Пропуск - по предъявлению удостоверения личности.

И вот я внутри гигантского куба.

Зал огромными ярусами охватывал небольшую эстраду. Все места были заняты, аборигены стояли в проходах, жались у стен и колонн.

К счастью, в ложе для инопланетян было чуть свободнее. Правда, я оказался единственным инопланетянином на этом празднике. Аборигены набились и сюда. Но местечко для меня нашлось. Устроившись, я тут же обратился в слух, ибо конкурс уже начался.

Из-за кулис выпорхнул толстячок в червонно-серебристом с искоркой пиджаке и галстуке-бабочке. По всей Вселенной именно в такой экипировке представали перед публикой ведущие-конферансье.

- Друзья! - бодро воскликнул ведущий и театральным жестом вскинул руки. - Наш фестиваль поэзии продолжается! Спасибо, что вы пришли на него! А сейчас перед вами выступит любимый кое-кем поэт, певец романтико-героического начала, отстаиватель всего того, что, по его мнению, надлежит отстаивать... - Он выдержал многозначительную паузу и громоподобно выкрикнул: - Стихосложенец Лепетих!

- Нельзя ли переводить точнее? - мысленно обратился я к своему толмачу.

- Прошу мне не указывать! - с вызовом ответила серьга. - Я переводчик экстра-класса!

Надо же, попался толмач с упрямым норовом. Заменить бы, да поздно.

Между тем зал загудел, но я не сказал бы, что одобрительно.

- Приятно видеть, что на Вниплхе так любят поэзию, - шепнул я своему соседу. Он ответил с любезной улыбкой:

- А как же иначе? Только черствым душой существам чужд возвышенный слог. Таким не сделать карьеры на Вниплхе...

Что-то странное было в последней фразе, но уточнить я не успел - на эстраду вышел невысокий, даже плюгавенький, с демонстративной небрежностью одетый абориген. Через блестящую лысину - от уха до уха - тянулась жгучая прядь волос. Вид у поэта был отрешенный. Сунув руки в карманы, он задумался.

Продолжалось это довольно долго. Слушатели принялись топать ногами и даже свистеть. Судя по отсутствию благоговения, Лепетих покуда не входил в число властителей дум.

Наконец вскинув голову, он заверещал утробным голосом, раскачиваясь все сильнее с каждым словом:

- Мой последний сборник "Плавающий топор" получил около десятка практически позитивных рецензий. Самая крупная из них имеет размер в четыре с половиной ладони. Ее написал выдающийся обобщатель нашего времени, закоренелый охранитель оптимального традиционализма Абкайк...

- О! - с насмешкой выдохнул зал.

Что-то мешало Лепетиху раскочегариться. Складывалось впечатление, что нынче ему так и не удастся оседлать своего Пегаса.

- Очень глубокую и талантливую рецензию написал другой наш известный обобщатель - Абрудр...

- О! - еще насмешливее отреагировал зал.

- Наджик тоже написал... - полностью растерявшись, пролепетал Лепетих.

С залом происходило что-то невероятное. Народ будто с цепи сорвался -свистели, топали ногами, визжали.

- Отчего такой шум? - снова обратился я к соседу. Тот посмотрел на меня с удивлением, затем спохватился:

- Ах да, ты же чужестранец... Обычная реакция на так называемую "несгибаемую тройку"...

- Ага... понятно... Тогда зачем Лепетих ссылается на этих непопулярных людей?

- А что ему остается?

- Читать свои стихи.

Мой сосед вдруг задорно рассмеялся, чем немало смутил меня. Тем не менее я настроился продолжить расспросы, но тут Лепетих поспешно ретировался, а на эстраду вышел другой поэт - худой как щепка, с заостренными чертами лица и колючими глазками.

- Лирик Таратух... - уважительно прошелестело по рядам.

Скрестив руки на груди, Таратух с мрачным видом переждал шум и заговорил высоким сварливым голосом:

- Друзья! Позвольте прочитать вам отрывок из новой, еще нигде не опубликованной, только что завершенной и, на мой взгляд, талантливой рецензии на мою последнюю поэму "Влекомые высью". Автора рецензии, надеюсь, рекламировать не надо. Это известный всей планете несгибаемый борец с косноязычием, ярый враг всякой сероватости и обыкновенщины неустрашимый Гбанго-Квантавэдро! - Он вскинул руку и топнул ногой. Зал разразился бурными аплодисментами.

- Тем, кто предпочитает Абкайка и Наджика, рекомендую заткнуть уши, - с непередаваемым сарказмом добавил Таратух.

Ответом был одобрительный смех.

Едва установилась тишина, поэт принялся декламировать - зло и раскатисто.

Должно быть, что-то случилось с моим толмачом, ибо его перевод представился мне набором некой зауми.

Что мне оставалось? Я вновь обратился к соседу, рискуя навлечь на себя его неудовольствие.

- Простите, но когда же будут стихи?

Абориген глянул на меня довольно неприязненно, но, видимо, долг гостеприимства взял верх, и он снизошел до объяснений:

- Видишь ли, чужеземец... На нашей благословенной планете каждый впитывает трепетное отношение к лирике с молоком матери. Каждый человек, считающий себя культурным, обязан до тонкостей знать как древнюю, так и современную поэзию, иначе ему не видать продвижения по службе как своих ушей. С другой стороны, за многие века нашими поэтами созданы такие мощные стихотворные пласты, что освоить их самостоятельно нечего и думать. Что бы мы делали, не будь обобщателей?! Они извлекают квинтэссенцию, образно говоря, варят из перебродившей браги крепкий напиток и подают нам на стол.

- Значит, стихи как таковые у вас не читают? - уточнил я.

- Не читают и не издают! - категорично подтвердил мою догадку абориген. - Например, в поэме "Влекомые высью", о которой сейчас столько разговоров, полтора километра рифм. Где я возьму столько свободного времени, чтобы прочитать их? А сколько бумаги пришлось бы извести на книжку?! Зато Гбанго-Квантавэдро в доступной и занимательной форме на пяти-шести страничках раскроет нам величие замысла поэта, а заодно приведет его самые звонкие, самые чеканные строки, которые нетрудно заучить по дороге на работу. Теперь ты понимаешь, чужеземец, почему на Вниплхе так ценят истинно талантливых обобщателей?

- А почему тогда такой ажиотаж вокруг зала? Разве рецензию Гбанго-Квантавэдро нельзя прочитать дома?

- Ты так ничего и не понял, чужеземец! - с досадой воскликнул абориген. - Ведь те, кому удалось попасть в зал, будут первыми ее слушателями! А это так престижно!

Я невольно поднялся.

- Ты уже уходишь? - удивился собеседник. - Но впереди самое интересное. Следующим будет выступать несравненный Бетехдех. Его поэзию обобщает сам Глоссе. А надо бы тебе знать, что Глоссе занимается творчеством только наикрупнейших, самых талантливых поэтов. Глоссе - это марка!

- К сожалению, я опаздываю на рейс, - пробормотал я, продвигаясь к выходу, хотя до отлета оставалось еще три часа.

Еще дважды мне доводилось побывать на Вниплхе. Я обошел весь Зырей, осмотрел его достопримечательности, но, когда меня пригласили на очередной праздник поэзии, прикинулся глухонемым. Советую и вам поступить так же, если когда-нибудь окажетесь на Вниплхе.

ДЬЯВОЛЬСКАЯ ПЕПЕЛЬНИЦА

После того как Анатолий Быстров, симпатичный тридцатилетний холостяк, неожиданно заметил, что кашляет в самый неподходящий момент, он твердо решил покончить с курением.

Насладившись перед сном последней затяжкой, он погасил окурок в старинной медной пепельнице, пожелал спокойной ночи маме, надежно оберегавшей его тылы, и отправился на боковую.