- Присоединяйся к большинству, хозяин! - крикнет Саныч. - Давно тебя ждем!
- Ты переступил черту, котик, - заворкует Алина. - Мамалыгин все знает!
- Сейчас он отведает нашего порошка! - захохочет Федор.
Мне стоило громадных усилий справиться с наваждением.
Но когда рядом с машиной возникла смутная фигура, будто струящаяся в ночном мареве, я едва не лишился чувств.
- Это ты, Глеб? - донесся негромкий голос. Не знаю, каким чудом я сообразил, что передо мной не призрак, а тот самый Эдик, что охраняет мальчишку.
- Я...
- Баба с тобой?
- Порядок, Эдик, - я обрушил на него мощный импульс биополя.
Он расслабился и вытянул руки по швам.
- Приведи мальчишку, - скомандовал я.
- Сию минуту! Честно говоря, мне эта затея с самого начала была не по нраву...
Он быстро прошагал к тому месту, где, по моим расчетам, находился лаз в подвал, и откинул какую-то створку.
- Эй, парень, выходи!
И вот из черноты провала показался Викин карапуз.
- Сынок! - Вика в долю секунды выскочила из машины, подлетела к Антону, схватила его на руки и принялась осыпать поцелуями: - Жив! Жив! Сынок...
- Мамочка, забери меня отсюда! - захныкал Антон. - Не хочу сидеть в этом противном подвале... Там крысы...
- Сыночек... Антошка...
Трогательная картина... Я сам готов был прослезиться, однако долг повелевал не поддаваться эмоциям.
- Вика, Антон, садитесь в машину! - скомандовал я. - А ты, Эдик, лезь в подвал, в самый дальний угол и сиди там смирно, как мышонок...
Похититель протиснулся в дыру. Послышался грохот, очевидно, он споткнулся на верхней ступеньке и покатился вниз.
Я подскочил к лазу, оснащенному двустворчатой крышкой, какую устраивают иногда на погребах. С внешней стороны на створках имелись скобы. Я заложил их валявшимся тут же деревянным бруском. Ну вот! Теперь без посторонней помощи Эдику не выбраться на свет Божий. Пусть поразмыслит в кромешном мраке о превратностях судьбы.
А у меня сегодня еще масса дел.
Вика продолжала целовать сына, не двигаясь с места.
Пришлось силой вталкивать их в салон.
Я развернул машину и помчался к Восточному шоссе, насколько позволяли условия, - прочь отсюда! Прощай, Лесная Дача! Теперь уже навсегда!
- Вика, выслушай меня внимательно, - сказал я, слегка повернувшись назад. - У нас в запасе каких-то полчаса. Возвращаться в Жердяевку нельзя, оттуда нас уже не выпустят. Вокзал и аэропорт они тоже возьмут под контроль. Сейчас доедем до автостанции и пересядем в мой "мустанг". Я отвезу вас к своей сестре. Там и обсудим, что делать дальше. Ты поняла?
- Да! Да! Да! - воскликнула она, совершенно не слушая меня.
Вика не отдавала себе отчет, в каком отчаянном положении мы оказались.
А тем временем мы приближались к поляне, на которой оставили ее "Жигули".
Как я ни торопился, но все же решил, что есть резон снова поменять машину, а заодно задать Глебу пару вопросов, главным образом о том, кто из городских акул устроил эту охоту.
Я опять повернулся к Вике, чтобы посвятить ее в свои планы, и тут что-то случилось. Брызнули осколки ветрового стекла, что-то назойливо прожужжало у самого виска. Испуганно вскрикнула Вика.
Перевести взгляд на колею было секундным делом.
Впереди стоял Глеб и поливал автоматными очередями наш (вернее, свой) автомобиль.
Не обернись я к Вике, то заметил бы его чуть раньше и тогда либо свернул бы в кусты, либо сконцентрировал биополе. Но нежданная заминка ввергла меня в некий шок. Человек, накрепко привязанный к сосне, вдруг возникает из темноты с автоматом в руках. Мистика! Я тупо гнал прямо на Глеба.
Видимо, моя реакция явилась для него сюрпризом. Наверняка он не собирался вести прицельный огонь. Просто пальнул поверху, чтобы вынудить меня остановиться. Очевидно, он на все сто был уверен в успехе.
А моя ступня будто приросла к педали.
Глеб успел выпустить еще одну - короткую - очередь, спружинился, чтобы отскочить в сторону, но тут собственная "Волга" швырнула его на могучее дерево, он странно перевернулся в воздухе и налетел на ствол, растопырив конечности, будто желая обнять его. Из его спины вдруг вырос заостренный кол. Он напоролся грудью на ровный голый сук, отходящий от ствола.
Все произошло в долю секунды.
Только сейчас, когда все закончилось, я начал понимать, как развивались события.
Глеб - я уже говорил об этом - не примитивный бандит типа Макса. Это профессионал, и избавиться от моих ремней не представляло для него труда. Свой автомат он нашел в наших "Жигулях". Оставалось устроить засаду.
Я вылез из машины и подошел к пригвожденному. Глеб был мертв. Сук пробил его сердце.
Вот сейчас Вика ликующе закричит:
- Сатана получил свое!
Но в салоне было тихо.
Я открыл заднюю дверцу.
Вика обнимала сына, заслоняя его своим телом. Но какая-то пугающая неподвижность была в их позах.
Я осторожно провел рукой по Викиной спине и сразу же ощутил липкую влагу. Попытался развернуть ее, но так и не смог оторвать от сына. Ее окаменевшие пальцы крепко удерживали мальчишку. Одна-единственная пуля убила обоих, пройдя навылет через их сердца.
По какому-то дьявольскому сценарию все трое были поражены в самое уязвимое место.
Эх, Вика-ежевика...
"Ты переступил черту, Вадим, и теперь обречен", - раздалось из глубин моего внутреннего космоса хихиканье Мамалыгина,
- Сволочь! - заорал я. - Ты разбил мою жизнь, растоптал душу, загубил талант, а теперь еще издеваешься?! Ну берегись! Я расправлюсь с тобой!
Безумие овладело мною.
Подняв автомат Глеба, я бросился в "Жигули" и помчался, не разбирая дороги, на проспект Космонавтов.
Едва за дверью послышались шаркающие шаги, как я открыл ураганный огонь. Щепки полетели во все стороны. А я стрелял и стрелял до тех пор, пока не кончилась обойма. Автомат умолк.
Раскуроченная дверь медленно отворилась.
За порогом стоял живой и невредимый Мамалыгин. Как всегда, на его розовом личике блуждала добродушная улыбка.
Новый приступ бешенства ослепил меня. Я прыгнул вперед и сомкнул пальцы на ненавистном горле. Хрустнула цыплячья шея, а я давил и давил.
Сбоку послышалось тихое хихиканье.
Я рывком обернулся.
Мамалыгин стоял у вешалки, с любопытством наблюдая за мной. Я же тискал в руках какую-то тряпку.
Я снова кинулся на него с намерением размозжить его голову о стенку или насадить ее на массивный металлический крюк.
- Довольно! - строго сказал Мамалыгин, неведомо как оказавшись за моей спиной. - Проходи в кабинет и садись в кресло.
Мой разум бунтовал, но мышцы уже не подчинялись ему.
Я окаменел в кресле, не в силах пошевелить даже пальцем.
Мамалыгин уселся напротив, держа перед собой блокиратор. Так вот у кого мой пропавший "волшебный фонарик"! Что-то перегорело у меня внутри, и я разом утратил всякую волю к сопротивлению. Полнейшее безразличие владело мной. Будь что будет.
- Все, Вадим, - устало проговорил Мамалыгин. - Надежного помощника из тебя не получилось. Мои надежды не оправдались. Теперь это совершенно ясно. Поставим точку. - Он навел на меня блокиратор, но тут же опустил его. -Впрочем, приговоренный имеет право на последнее желание. Изволь, я готов ответить на все твои вопросы. Если тебе, конечно, интересно.
- Какие такие надежды я не оправдал? Он горько вздохнул:
- Видишь ли, Вадим... Когда ты впервые пришел на мой семинар, то показался мне небесталанным и трудолюбивым, в меру скромным парнем. Я редко ошибаюсь в людях, но в твоем отношении допустил крупный прокол. Я-то полагал, что ты используешь полученные возможности для самосовершенствования, но ты принялся ублажать свою плоть, удовлетворять самые разнузданные желания в ущерб делу. Ладно, подумал я. Пусть перебесится. Пусть натешится суетой. Но нет. Ты так и не сумел подняться над плоскостью бытия. Твой внутренний разлад необратим. Глупое нападение на меня лишь подтверждает это. Ты ищешь виновных где угодно, но только не в себе.
