- Значит, на Господни сады рассчитываешь? А не боишься, что Он предназначил тебе раскаленную сковородку?

- За что? Разве я мало настрадался душой?

- А грехи?

- Какие?

- Не ты ли собираешься казнить этих несчастных? Саныч вздохнул:

- Кто не грешен, Федорыч? Не для себя стараюсь. Не для себя иду на новую муку. Ради близких своих, ради тебя...

Я не смог сдержать ироничной усмешки:

- Однако же забавная логика... Нет, Саныч, я не хочу, чтобы ты грешил ради меня. Думаю, вполне можно обойтись без жертв.

Тонкая фигурка девушки все время стояла перед моими глазами.

Нежданно Саныч цепко схватил меня за руку:

- Хозяин! Нельзя их отпускать!

- Почему, черт побери?! Они полностью деморализованы.

- Пойдем на это - быть беде, - продолжал он с непривычной напористостью.

- Какие у тебя основания так думать?

- Я предчувствую.

- Знаешь, Саныч... - Я начал сердиться. - У тебя уже были предчувствия по поводу Кителя. Диаметрально противоположные. Все! Довольно ходить по кругу. Сделаешь в точности так, как я скажу. Пошли! - И, повернувшись, я направился к подвалу.

Сзади семенил Саныч. До меня донеслось его тихое бормотание:

- Мне конец... Эта чертовка уничтожит меня...

За время нашего отсутствия ситуация в подвале внешне не изменилась. Трещал факел, пленники кучкой сбились у стены, парни Саныча держали их на мушке. Но что-то подсказывало, что какой-то разговор тут состоялся. Возможно, Китель хотел подкупить "бойцов" или пытался их застращать, но, очевидно, получил резкий, даже насмешливый отпор. Сейчас он выглядел тем, кем и был на самом деле, - старой развалиной. Звериная тоска, полная покорность судьбе читались в его оловянных зрачках.

Когда мы вошли, он даже не посмотрел в нашу сторону, уверенный, видимо, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Девушка тоже не изменила позы. Распрямив плечи и вскинув голову, она смотрела в темноту потолка. Ни дать ни взять, пламенная революционерка перед казнью.

Лишь два молодых придурка, так и не поднявшиеся с колен, вновь принялись слезно молить о пощаде.

- Заткнитесь! - цыкнул на них Саныч, и они враз испуганно умолкли, словно захлебнувшись собственной слюной.

Встав в позу грозного судии, я принялся вершить свой суд:

- Вина ваша велика. Вы заслужили самое суровое наказание. И это справедливо.

Казалось, даже факел перестал трещать.

- Но... Я не мстителен. Я милую вас, хотя и ставлю при этом несколько обязательных условий. Вы оба, - я поочередно указал на молодых людей, -подробно напишете о своем участии в этой подлой вылазке. Ваши показания будут храниться в надежном месте. Затем вы должны навсегда исчезнуть из этого города. Навсегда! И попробуйте только сделать вид, что плохо поняли! Кара будет суровой! Запомните раз и навсегда.

Оба, не осмеливаясь поверить в свое спасение, поползли ко мне, пытаясь целовать мою обувь.

- Уведите их отсюда! - приказал я спутникам Саныча. - Они так отвратительны, что я могу передумать.

Саныч тихо продублировал мою команду.

В подвале мы остались вчетвером: с одной стороны я и Саныч, с другой -Китель и его дочь. Я подошел к Кителю:

- Слушай, старик! Ты - главный виновник. Ты - организатор этой глупой и бессмысленной затеи. Но я освобождаю тебя прямо сейчас. Однако же, поскольку веры тебе нет, я должен убедиться, что моя мягкость пошла тебе на пользу...

С этими словами я перешел к девушке:

- Вам, Инна, некоторое время придется пожить в другом месте. В качестве, скажем так, почетной заложницы. Не волнуйтесь. Никто не посмеет вас обидеть. Вы даже сможете переговариваться с отцом по телефону, а иногда и видеться. И если ваше раскаяние будет искренним, я отпущу вас. Согласны на такой вариант?

- Да! - твердо ответила она. - Если вы не причините вреда папе, я согласна.

- Вот и чудесно. А ты, старик, что скажешь?

Китель смотрел умоляюще. Не было никаких сомнений, что его воля сломлена окончательно. Добита и раздавлена. И этот-то тип какие-то полчаса назад пытался восторжествовать надо мной?!

- Молодой господин! - залепетал он. - Давайте сделаем наоборот. Возьмите заложником меня, а Инночку отпустите. Ну что вам стоит? Неужели вы ее опасаетесь? Ее, совсем еще девчонку, которая и мухи не обидит?

- Нет! - резко оборвал я. - С тобой, старик, мне все ясно, а вот с твоей дочкой я еще должен разобраться.

Мои слова он истолковал по-своему и снова принялся ныть:

- Разве у вас мало женщин, молодой господин? Бог накажет вас за Инночку...

- Хватит! - в сердцах воскликнул я. - Ты меня с кем-то путаешь. Я ведь дал слово, что не будет никакого насилия над ее волей. А я свое слово держу, ты знаешь. Просто я должен убедиться, что впредь вы не пуститесь на новую авантюру. Дошло?

- Пусть так... - прохрипел он.

- Значит, решено! - Я повернулся к Санычу: - Отвяжи старика! Он уже забодал меня звоном своих браслетов.

Китель и вправду едва держался на ногах. Его освобожденная рука плетью повисла вдоль туловища.

Я подозвал Саныча к себе и тихо отдал последние распоряжения:

- Я поеду с девушкой в твоем "Москвиче" впереди, ты с парнями следом, но позднее. Заодно прихватишь этих подонков.

Наконец-то мы снова на свежем воздухе!

Во дворе я еще раз осмотрелся.

Территория, несомненно, по-прежнему числилась на балансе торговой базы, но пришла в полное запустение. Проклятое место! Неужели оно будет преследовать меня до конца моих дней?!

- Саныч! - Я отвел его в сторонку. - Хорошо бы взорвать все это хозяйство к чертовой матери! Чтобы осталась одна огромная груда щебня. И чтобы в этот подвал не осталось лазейки даже для мыши. Ты понял?

- Все сделаем, Федорыч!

- Но чтобы лес не пострадал.

- Не волнуйся. Сработаем ювелирно.

- Проследи, чтобы парни уехали сегодня же. Если надо, купи им билеты куда-нибудь до Магадана и дай на дорогу денег.

- Ладно, - вздохнул он.

- Кителя отвези в его берлогу. Позже скажешь мне адрес.

- Считай, что он уже у тебя в кармане.

- Ну, действуй!

Я подошел к девушке:

- Пойдемте!

Она молча повиновалась.

"Москвич" Саныча стоял у ворот. Я усадил ее на переднее сиденье, сам сел за руль и включил зажигание.

Машина помчалась к городу.

Инна смотрела прямо перед собой, ее губы были упрямо сжаты. Девушка с характером!

Я надеялся, что Инна начнет задавать мне вопросы или оправдываться, но ничуть не бывало. А напрасно она молчит! Она даже не подозревала, какая неслыханная щедрость пробудилась во мне. Я охотно выполнил бы любую ее просьбу. Собственно, Китель и оба его подручных были обязаны жизнью именно ей. Не будь ее, я предоставил бы Санычу полную свободу действий. Жаль, что она этого не понимает. А могла бы оценить мое великодушие. И поблагодарить за него.

Но почему, черт побери, Китель вспомнил обо мне? Загадка! Может, заскочить к Мамалыгину и расспросить его без всяких экивоков? Но знает ли он ответ? А если знает, то скажет ли? Я же чувствую, с каким неудовольствием и даже раздражением он взирает на меня после того случая с бусинками. Как скульптор на неудачное творение. Или автор на бездарный рассказ...

Постой-ка! А зачем мне Мамалыгин? Я ведь могу раскрутить Кителя. Я мог давно это сделать, если бы излишнее волнение не помутило мой разум. Китель признается, когда и при каких обстоятельствах он впервые вспомнил обо мне, а уж выводы я обмозгую сам.

Искушение было столь велико, что я совсем уж собрался развернуть машину, но передумал. Никуда он от меня не уйдет.

* * *

Пока мы добрались до Жердяевки, начало светать.

Я не сомневался, что по двору вышагивает дед Пономарец в своем военном картузе, что при нашем появлении он гаркнет "Здравия желаим", а после подмигнет мне: "У тебя губа не дура, хозяин! Ишь, какую дамочку привез! Одно слово - персик!"