- Постой, Саныч! - воскликнул Китель. - Не развязывай его, не надо. Это тот самый прохвост, из-за которого мы погорели. Лучше помоги прикончить его, а после закрутим новое дело. Помнишь, как хорошо мы жили? У меня есть отличная идея... - Его одолел приступ надсадного кашля.
- Лечиться тебе надо, Константин Петрович, - хмуро ответил Саныч, разрезая последнюю петлю. - Все в порядке, хозяин? Не поранился?
- Ты называешь его хозяином? - опешил Китель. - Иуда! Забыл, чем обязан мне?
- Я тоже немало поработал на тебя, - спокойно ответил Саныч. - И все свои долги погасил. Какие претензии, Константин Петрович? Уймись! Твой поезд ушел.
- Э, нет... - прохрипел Китель. - Рано ты меня списываешь. Я еще наведу шороху в этом городишке!
- Не бахвалься, Константин Петрович, - вздохнул Саныч и, протянув мне что-то мягкое, шепнул: - Надень маску, Федорыч. Сейчас приведем остальных.
С этими словами он выбежал наверх.
Хоть в подвале царил жуткий мрак, я решил внять совету Саныча и напялил черную маску, закрывавшую все лицо, кроме глаз.
Но вот в дверном проеме появился тусклый свет. Вошел Саныч с факелом в высоко поднятой руке, за ним странная процессия из пятерых фигур, две из которых поигрывали автоматами.
Трое остальных были пленниками: стройная девушка с короткой стрижкой и два молодых парня. Их поставили к стене рядом с Кителем. Колышащееся пламя факела освещало их напряженные лица.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
Затем Саныч приступил к допросу:
- Кто такой? - подошел он к более высокому парню.
- Родственник... Родственник Константина... Петровича... - пролепетал бедняга. - Но я ничего не знаю! Я был за баранкой!
- Ты? - Саныч подошел ко второму.
- Тоже родственник... - ответил тот, стуча зубами от страха. -Дальний... Очень дальний...
- Ты? - Настал черед девушки.
- Пошел вон, болван! - звонко отчеканила она и вполоборота вскинула голову.
Ну да, именно этот голос просил меня накануне разменять несуществующую банкноту. Теперь я узнал и одного из парней, игравшего роль влюбленного. А третий, очевидно, был водителем того самого такси.
- Саныч... - заискивающе пролепетал Китель. - Ведь это Инночка! Доченька моя... Ты ведь не забыл, как нянчился с нею, как она тянулась к тебе своими ручонками?
- Смотри, как выросла! - удивился Саныч. - Ей-Богу, не узнал! Богатой будет.
- Ей уже двадцать, Саныч, - вкрадчиво продолжал Китель. - Совсем взрослой стала. Красавица! И такая умница! А я-то ее помню только восьмилетней девчушкой... Инночка! - ласково обратился он к дочери. - Ты не узнала Саныча? А помнишь, как мы его называли? Наш верный Саныч...
Никто не проронил ни слова. Лишь факел трещал в тишине подземелья да ветер завывал наверху.
Китель снова дернулся в своих оковах, затем повернулся ко мне лицом, искаженным жалкой гримасой:
- Послушайте-ка! Да-да, вы, которого он назвал хозяином! Я обращаюсь именно к вам! Видите ли, уважаемый, это моя дочь. Младшенькая. Она не испытывает к вам ненависти. Я всего лишь попросил ее помочь... Сглупил... -Тон Кителя стал унизительно-жалостливым, и это не было рисовкой. - Она ни в чем не провинилась перед вами. Отпустите ее. Прошу. Она уедет далеко, исчезнет, растворится... Ну будьте же мужчиной, пощадите ее! А я, если хотите, буду служить вам верой и правдой. Мне уже все равно. Руки ваши буду целовать... Ноги... Умоляю... - Превозмогая очередной приступ кашля, он пал на колени и пополз ко мне, насколько позволяла, длина, его оков.
Размагниченные примером главаря, оба других незадачливых похитителя тоже рухнули на колени, моля о пощаде и в один голос проклиная тот день и час, когда согласились на эту авантюру.
- Папа, встань! Не унижайся перед всякой мразью! - прозвучал все тот же звонкий голос.
Я не уловил в нем даже нотки страха.
Хм! Ишь, какая смелая!
Взяв из рук Саныча факел, я подошел к ней ближе. Изящная девичья фигурка, тонкие черты лица, не имеющие ни малейшего сходства с топорной рожей Кителя. В сравнении с раболепными позами мужчин облик девушки излучал одухотворенность.
Недовольная настойчивым вниманием с моей стороны, она опустила голову, но ее дух не был сломлен.
Я не понимал, что случилось. В моей душе вспыхнул праздничный фейерверк. Ленивая кровь, которую, казалось, уже ничто не разгонит, пришла в вихревое движение. Опять, как в студенческие годы, захотелось чудить и куролесить, но лишь затем, чтобы эта гордячка хоть мельком взглянула на меня с благосклонным интересом.
- Хозяин... - Саныч потянул меня за рукав и заговорщицки прошептал: -Выйдем на минуту...
Мы поднялись наверх и прошли на середину двора.
Да, это была она, Лесная Дача.
У заметно обветшавшего барака стояло то самое такси, что обогнало меня на бульваре. Сквозь тучи светила луна, черная масса леса шумела о чем-то своем.
Сколько же лет я здесь не был?
Эх, лучше и не считать...
- Саныч, а ты оказался плохим пророком, - усмехнулся я. - Помнишь, твердил как попугай: Китель не опасен, Китель не опасен... Ну и?
- Да ведь и на старуху бывает проруха, - виновато вздохнул он.
- Как ты оказался здесь?
- Бог надоумил, - серьезно ответил он. - Все же я решил присмотреть за Кителем в первые дни по возвращении. Приставил толкового парнишку. Он передал, что ночью Китель рванул куда-то по Восточному шоссе. Я сразу вспомнил о Лесной Даче. Какого рожна ему там делать? На сердце стало неспокойно. А тут еще тебя нет и нет с похорон... Мало ли чего? Вот и решил проверить.
- На всякий пожарный?
- Именно! Эх, Федорыч! Видать, в рубашке ты родился. Еще бы две секунды...
Когда он произнес "в рубашке родился", я почему-то подумал про девушку, которая стоит сейчас у стены под дулами автоматов, а факел освещает ее гордый профиль.
- Надо что-то делать, - продолжал между тем Саныч.
- Ты о чем?
Он кивнул в сторону подвала.
- Что предлагаешь?
- Поставить крест, - тихо, но внятно заключил он, - а после завалим буреломом и камнями. Никто вовек не сыщет.
- И это ты говоришь о своем бывшем боссе? О его родственниках? -изумился я, думая только о девушке.
- Но как же быть?! - В голосе Саныча прорвались мучительные нотки. - Я не хотел их трогать. Сами напросились. Я вообще не понимаю, как же он осмелился? Но раз так - надо действовать жестко. Отпустить - значит самим жить с оглядкой и каждую минуту ждать пули из-за угла. Надо решаться, хозяин. Сейчас. Другого такого случая не будет. Да ты не переживай! Мы все сделаем сами. Там на дороге стоят две наши тачки. Садись в мой "Москвич" и поезжай домой. А мы тут все зачистим.
Эта жестокость, выраженная в мягкой, почти деликатной форме, ужаснула меня.
- Послушай, Саныч... - заговорил я, вглядываясь в его зрачки, где отражался бледный свет луны. - А если бы, скажем, ты опоздал? Если бы они сделали свое дело? Переметнулся бы к Кителю? Завалил бы буреломом меня?
Саныч резко отпрянул:
- Федорыч! Зачем обижаешь?
- Ты не ответил.
- Хорошо, отвечу! - воскликнул он с таким видом, словно собирался исповедоваться. - Я рассказывал тебе, Федорыч, кое-что о своем детстве. О вечно пьяном папашке, о моей безответной маме, о нашей убогой и бесприютной жизни. Еще тогда у меня появилась мечта... Уютный домик с зеленой лужайкой, где я чувствовал бы себя хозяином, машина, красивые и удобные вещи... Верная и любящая жена... И чтобы не думать о завтрашнем дне, чтобы моим детям и внукам хватило того, что я оставлю, чтобы не пришлось им мучиться так, как довелось мне. Чтобы в моем кругу меня уважали и слово мое ценили. Только и всего. Разве я желал невозможного? - Он проникновенно посмотрел на меня. -Федорыч, благодаря тебе моя мечта сбылась. С тобой я добился всего, о чем мечтал. Спроси меня сейчас Господь: "Балашов, раб мой, проси у меня чего хочешь, все исполню за твои прежние страдания", я отвечу: "Спасибо, Господь, дай мне немного здоровья, чтобы увидеть своих внуков. А там можно и в твои сады". Признаться, я не подозревал в Саныче такой набожности.
