Анна в задумчивости замолкает, а затем поворачивается к Сент-Клэру:

– Как насчет небольшого перерыва на кофе?

Парень приподнимает бровь. Но потом все же отвечает:

– Ах! Ну да, конечно. – Он наклоняется для поцелуя и уходит.

Анна дожидается, пока спина ее бойфренда скроется из виду, и поворачивается ко мне с озорной улыбкой.

Я фыркаю:

– Расскажешь ему обо всем позже, когда вы, ребятки, останетесь наедине.

Улыбка Анны становится шире.

– Ну да.

– Так я и знала.

– Дурочка! – Анна усаживается рядом со мной. – Ты ведь до смерти мечтаешь расколоться надвое.

Она права. Я уже проболталась.

Когда мне было пять лет, Крикет Белл смастерил лифт. Это было чудесное изобретение, созданное из белой лески, колес от грузовика и коробки из-под детской обуви. С его помощью мои Барби перемещались с первого этажа кукольного домика на второй. Что избавляло их от необходимости опираться на свои странно изогнутые ступни.

Домик был организован в книжном шкафу, и столько, сколько себя помню, я мечтала о лифте. В настоящем Доме Мечты был такой пластмассовый, но сколько бы я ни умоляла родителей, они не поддавались. Никакого Дома Мечты. Слишком дорого!

Поэтому Крикет взялся соорудить для меня такой лифт. И пока мы с Каллиопой украшали книжный стеллаж лампами с абажурами, сделанными из колпачков от зубной пасты, и персидскими коврами из кусочков ковролина, Крикет делал реально работающий лифт. Соединять шкивы, рычаги и механические устройства было для него так же естественно, как дышать.

Лифт завершил свой первый подъем. Барби-ветеринар достигла второго этажа, и Каллиопа спустила лифт вниз, чтобы захватить Скиппер, когда я вдруг приподнявшись на цыпочки, вытянула губы и поцеловала ее крайне удивленного брата.

Крикет Белл ответил на поцелуй.

На вкус его губы были как теплое печенье, которым нас угостил Энди. На них все еще оставались кристаллики сахара. А когда мы отступили друг от друга, Крикет пошатнулся.

Однако наш роман оказался таким же коротким, как наш поцелуй. Каллиопа обозвала нас мерзкими и сбежала домой, утащив с собой Крикета. Я решила, что она права. Поскольку Каллиопа была из тех девочек, которым хочется нравиться, а значит, они всегда правы. Поэтому я решила, что все мальчишки грубияны и я никогда ни с кем не буду встречаться.

И уж точно не с ее братом.

Вскоре после инцидента с лифтом Каллиопа решила, что я тоже мерзкая, и наша дружба с близнецами закончилась. Представляю, с какой легкостью Крикет подчинился влиянию более сильной личности.

Несколько лет мы не разговаривали. Все наши контакты свелись к минимуму. Иногда я слышала, как захлопывались двери машин близнецов. Или видела кого-то из них через окно. Каллиопа с самого раннего детства была талантливой гимнасткой, но, переключившись на фигурное катание, вышла на новый уровень. Ее родители не уставали бахвалиться моим отцам потенциалом дочки, и жизнь Каллиопы превратилась в одну бесконечную тренировку. А Крикет, еще слишком маленький, чтобы оставаться дома в одиночестве, везде ходил вместе с ней.

В те редкие минуты, когда мальчик был дома, он мастерил в своей комнате странные устройства, которые летали, звенели и жужжали. Иногда он тестировал какое-нибудь из них на маленьком пятачке между нашими домами. А однажды я услышала взрыв, заставивший меня подскочить к окну. Тогда, и только тогда мы смогли наконец обменяться заговорщицкими дружескими улыбками.

Когда мне исполнилось двенадцать, семья Беллов уехала на два года. Чтобы Каллиопа могла тренироваться по-настоящему. А когда они вернулись, близнецы изменились. Повзрослели.

Каллиопа, как все и ожидали, превратилась в красавицу. В каждом ее движении, в каждом повороте плеч сквозила бесконечная уверенность. Я была поражена. И хотя ни за что бы не решилась заговорить с ней, иногда я все же беседовала с Крикетом. В отличие от своей сестры, он не был красавцем. Если у Каллиопы фамильная худоба выглядела балетной утонченностью, то Крикет казался откровенно нескладным. Добавьте к этому юношеские угри и антисоциальное поведение. И тем не менее я наслаждалась обществом парня, как и он моим. Мы уже почти подружились по-настоящему, когда Беллы снова уехали.

Через несколько месяцев они вернулись. Это был первый день летних каникул, а осенью я переходила в старшую школу. В августе мне должно было исполниться пятнадцать, а близнецам в сентябре – шестнадцать. Каллиопа выглядела так же, как и до отъезда.

А вот Крикет снова изменился.

Мы с Линдси сидели на моем крыльце и поедали вишневое мороженое в вафельных рожках, когда к соседской двери подъехала машина. Дверь распахнулась, и оттуда появилась сначала одна полосатая нога, затем другая. Это был совершенно новый Крикет Белл, такой, каким я его еще никогда не видела.

Что-то дрогнуло внутри меня.

Волнение это казалось довольно странным, даже неприятным и в то же время новым и захватывающем. Я сразу же поняла, что этот образ Крикета – длинные ноги и полосатые штаны – отпечатается в моей голове на веки вечные. Момент был таким значительным. Линдси громко и жизнерадостно поздоровалась. Крикет озадаченно поднял глаза, и наши взгляды встретились…

Я пропала.

Мы смотрели друг на друга дольше, чем принято, прежде чем парень наконец повернулся к Линдси и слегка помахал рукой. Из машины, галдя и перебивая друг друга, появились остальные члены семьи, и внимание Крикета снова переключилось на них. И все же был еще один, последний взгляд. А потом еще один, исподлобья, перед тем как парень исчез в лавандовом особняке.

Я сильно сжала руку Линдси липкими от мороженого пальцами. Она все поняла. Мой жест был красноречивее слов.

Подружка улыбнулась.

Вербальный контакт состоялся той же ночью. Странно, но я не могу вспомнить, в чем была одета, хотя отлично помню, что подбирала наряд очень тщательно, предвкушая встречу. Когда я в конце концов отдернула занавески, то ничуть не удивилась, обнаружив Крикета напротив пристально вглядывающимся в мое окно. Однако мое появление застало парня врасплох. Даже волосы, казалось, встали у него дыбом сильней, чем обычно.

– Я собиралась… немного подышать свежим воздухом, – пробормотала я.

– Я тоже, – кивнул Крикет, тяжело вздохнув.

Я до сих пор не уверена, была ли это шутка, но в тот момент рассмеялась. Крикет ответил взволнованной улыбкой, которая мгновенно превратилась в широкую ухмылку. Ему всегда было не под силу ее контролировать. Мы были так близко, что я заметила, как изменилось лицо парня. На нем больше не было угрей, и еще он… Повзрослел. Мы долго стояли там, улыбаясь, как идиоты. Что можно сказать человеку, который изменился, но в то же время остался самим собой?

Крикет сдался первым. Пробормотал какое-то извинение насчет того, что должен помочь маме вымыть посуду. Я поклялась на следующий день расставить все точки над «i», однако… От ощущения близости этого парня у меня путались мысли и язык прирастал к гортани. Крикет чувствовал себя не лучше. Так что мы просто помахали друг другу ручкой.

Раньше мы никогда не махали друг другу через окна. И оба осознавали, что просто боимся встретиться лицом к лицу. Какая-то сила заставляла нас оказывать друг другу знаки внимания, не говоря при этом ни слова и отчаянно желая сказать очень многое.

Прошло несколько недель, прежде чем эта мучительная ситуация изменилась. Мы с Бетси только вышли на прогулку, а Крикет направлялся домой. В тех же полосатых штанах и с волосами, мечтающими коснуться неба.

Мы в смущении остановились.

– Рад тебя видеть, – сказал он. – Снаружи. Не внутри. Ну, ты поняла…

Я понимающе улыбнулась:

– Вывела ее на прогулку. Не хочешь присоединиться?..

– Да.

– К нам? – Мое сердце учащенно забилось.

Крикет отвел глаза:

– Ну да, мы могли бы наверстать упущенное. Так и стоит поступить.

Я тоже отвела взгляд, стараясь не слишком краснеть: