Литмир - Электронная Библиотека

Невинное дитя, смутно чувствует он горькую обиду изгнания. Какой мир на его лице, когда во время церковной службы в старых угличных церквах подымет он к иконостасу свою головку!

Всем простил, всех жалеет, ко всем относится с доверием, и когда подосланный убийца, чтобы полоснуть ему смертельным ударом по горлу, спрашивает: «У тебя, царевич, новое ожерелье?» – он, доверчиво подняв к нему свою головку, скажет: «Нет, старое!»

А пока – тихие детские мечты, тайное, не высказываемое пред людьми стремление к Богу, любовь к этим темным иконам, сияющим в драгоценных окладах, к теплящимся в церквах и у них в терему свечам и лампадам, мечты, уносящие душу куда-то вдаль, к Тому Богу, Который так скоро призовет его к Себе… Тайна-тайна, тишина-тишина.

Да, для того, чтобы принять душу в душу Бога, надо тихо жить, тихими подвигами подготовить эту душу. Семена веры должны прорасти в душе так же глубоко, как прорастает зерно, с осени заложенное в землю и всю зиму скрытое под толстым снежным покровом.

Жизнь теперь стала шумна, полна какой-то болезненной растерянности. Одинаково – в больших многолюдных городах и в селах – люди думают только о том, как бы побольше позабавиться. Человек не только не может остаться наедине с собой, чтобы отдаться серьезным мыслям, уйти в молитву, подумать о смерти; но из своей собственной семьи люди рвутся на сторону, не могут ни одного вечера посидеть у себя дома. И в этой вечной суете, этой постоянной смене впечатлений, как-то гибнет и сохнет душа. Как вырастающему человеку нужен тихий уют семьи и очень лишь небольшое количество людей, которых он видит, с которыми он говорит; как нужна для души ребенка жизнь, подобная выращиванию гиацинтов, которые долгое время держат в темноте и, приставляя их к свету, на первое время прикрывают колпачками,  – такая же тишина необходима не только время от времени, но даже ежедневно в течение некоторой части дня всякой душе христианской, которая будет стремиться соединиться со Христом.

Есть какое-то проклятие в том, чтобы вертеться весь день или недели, месяцы, годы и десятилетия жизни своей в суете как белка в колесе, столь же мало, как она, от этой суеты получая.

Какими бы сложными обязанностями ни была заполнена наша жизнь, какое бы количество работы мы ни принуждены были одолевать, нет того человека, который не мог бы устраивать себе ежедневно несколько часов или даже несколько десятков минут уединенного размышления, сосредоточенного углубления в самого себя.

Бог руками Своими сотворил для нас таинственную клеть, о которой говорит Священное Писание, а мы в эту клеть и не заглядываем.

А какое ждет нас там счастье, какая отрада! Так вот, устережем время – и вдруг войдем в эту клеть, быстро распахнув в нее двери…

И быть может, еще прежде нашего входа войдет в нее Иной, и мы остановимся в изумлении на пороге ее, так как навстречу нам встанет, с улыбкой любви, сочувствия и призыва, протягивая к нам Божественные руки, лучезарный Христос…

Все для Бога!

Одно из самых больших, самых тяжелых и неисцелимых несчастий, на которые часто обречены люди чуткой пламенной души,  – это неудача в любви, это полное равнодушие со стороны тех людей, к которому эти чуткие, живые, отзывчивые души привязываются прочно, крепко, навсегда, привязываются со всеохватывающей силой, с желанием в этом чувстве видеть главное содержание своей жизни. И вот часто на такое-то чувство нет ответа…

Происходит что-то странное, почти невероятное. Люди красивые, талантливые, обаятельные не встречают отклика там, где они вложили все свои душевные силы, тогда как там же люди, не умеющие вполовину любить так, как любят они, люди ничтожные, пошлые, во всех отношениях им уступающие, встречают не только полный отклик, но возбуждают ту самую страсть, какую те, отвергнутые, испытывают к отвергающим их людям.

Есть что-то странное, непонятное, мистическое во всем этом.

Если вдуматься во все то страшное, трудное, унижающее, что переживают люди в подобных обстоятельствах, станет жутко, станет страшно за них. И от всей искренности своей скажешь, думая об этой душе: «Благослови ее Бог!»

Мне пришлось близко наблюдать одну из таких драм. Одна молодая девушка, в семье с большим положением, считавшаяся, как говорится, богатой невестой, привязалась к человеку, товарищу своего брата. Человек этот был способный, но принадлежащий к столь широко распространенному в России типу людей, из которых, как они ни одарены, ничего путного не выходит.

Было грустно видеть, с какой небрежностью этот человек стал обращаться с ней с тех пор, как узнал о ее горячем к себе чувстве. Наконец у нее на глазах он стал ухаживать за барышней гораздо менее интересной и женился.

Эта его жена не могла ничего сделать для дальнейшего его развития. И он провел жизнь прозябая, тогда как в союзе с той ему бы на долю вышла счастливая жизнь.

Когда я думал о нем, мне невольно казалось, что этот человек страдает одним ужасным недугом. Это какая-то жажда разрушения.

Этот молодой человек происходил из богатой семьи. Но вместе со своей матерью, оставшейся вдовой, и со своим братом он быстро пропустил сквозь руки большие имения, которыми род его владел не одну сотню лет.

Столь же мало бережно относился он к тем духовным сокровищам, которые подарила ему жизнь: бедный жалкий человек пренебрег тем счастьем, которое ему открывалось…

А та верная душа все продолжала тосковать и не забывала о нем и тогда, когда он уже женился и через то стал для нее совершенно недоступным. Из-за этого она долго не выходила замуж, отвергайте многочисленные предложения, которые ей были делаемы не только из-за того, что она была выгодная невеста, но и потому, что многим она внушала горячее и глубокое чувство.

Я был свидетелем одной их встречи в провинции, куда она приехала гостить к своему родственнику, занимавшему там большое положение, и где он в очень скромной доле жил со своей женой. Я чувствовал, что она в город попала на муку, что она будет стараться увидеть его и что он продолжит то же свое грубое к ней отношение, которое теперь становилось тем понятней, что он должен был невольно сравнивать свое теперешнее положение с тем, чем он был бы, соединись он с ней, и свою собственную ошибку должен был выместить, по своему обычаю, на ней.

Я видел ее на одном большом приеме, как она всюду искала его глазами, и наконец, когда нашла его забившимся куда-то в угол, постаралась незаметно приблизиться к нему, чтобы поговорить с ним. Она приглашала его зайти к ним запросто, на что он резко ответил, что очень занят и не может ходить по гостям, расспрашивала его о его семье, на что он давал ей нехотя самые резкие и короткие ответы.

Я сравнивал эту еще полную жизни, с милым внимательным лицом девушку и грубого человека, стоявшего перед ней и нехотя с ней говорившего, и удивлялся тому, как далеко может идти снисхождение великодушной женской души.

В том городе, где происходила эта печальная встреча, была чтимая икона Богоматери. И как-то, войдя в церковь под вечер, я увидел стоявшую поодаль от иконы, с лицом, к ней обращенным, эту несчастную девушку, которая замерла в молитвенном движении.

Я знал и чувствовал, о чем она молилась. Она молилась уже не о том, о чем молилась она прежде, в первые месяцы и первые годы их встречи, когда она вымаливала у Бога, чтобы он полюбил ее так же, как она полюбила его.

Она молилась только о том, чтобы выдержать ту скорбь, которая разрывала ее сердце. А главная тяжесть этой скорби была – по ее великодушию – не в том, что любимый человек был от нее навсегда отдален, но что его жизнь сложилась так печально.

Ее судьба наконец устроилась. Она вышла замуж за человека, который давно добивался ее руки и которого постоянство и благородство победили ее упорство. Он окружил ее величайшим вниманием и преданностью. У нее были дети. Но во всем этом не было того горячего счастья, которого она ждала от другого человека.

2
{"b":"654186","o":1}