– За домом.

Наполеонов собирался пойти посмотреть на автомобиль убитого Фалалеева, но не успел. На кухню неожиданно ворвался оперативник Аветик Григорян.

– Александр Романович! – закричал он с порога, – идите скорее!

– Куда?

– Я вам сейчас покажу! – И Аветик вылетел вон.

Наполеонов поднялся с табуретки и вышел следом за ним. Аветик уже выбежал из сеней на улицу и быстро пошел по асфальтированной дорожке в сторону древесных зарослей. За кустарниками оказалась тропинка, заросшая травой, шла она вдоль оврага и вскоре тоже выходила к калитке.

– И что? – спросил Наполеонов.

– Вы гляньте в овраг!

Наполеонов посмотрел и увидел на дне неглубокого оврага красную женскую туфельку.

Он присвистнул:

– Золушка башмачок потеряла.

– Вроде того.

– А как тебя сюда занесло?

– Обыкновенно. Вы же велели участок осмотреть. Я и осмотрел.

– Молодец! – похвалил следователь оперативника, – теперь надо ее достать, только осторожно, на вот, возьми платок и целлофановый пакет.

– Ага.

За плечом Наполеонова пыхтели прибежавшие следом Рашид и Геннадий.

– Ну, узнаете обувку? – спросил у них Наполеонов, принимая из рук Аветика туфельку.

– Сложно сказать, – пробормотал Геннадий.

– Аня такие вроде не носит, – подумав, ответил Рашид.

– Почему?

– Слишком яркие.

– А Маргарита?

– Не могу сказать…

– То есть вы на ней этих туфель не видели?

– Нет, – уверенно ответил Рашид.

Геннадий отрицательно помотал головой.

– Хорошо, – сказал следователь, – я вас пока отпускаю.

– Куда? – удивились друзья.

– На все четыре стороны. Но из города пока не уезжайте.

– Есть, начальник, – угрюмо усмехнулся Рашид.

– Куда я могу уехать в начале учебного года? – пробормотал Наливайко.

– Ну, вот и ладушки, – следователь, не глядя больше на них, отправился в дом. Григорян шел за ним следом.

– Я чего хочу сказать, – заговорил Аветик, когда они почти дошли до асфальтированной дорожки.

– И чего?

– Вот, видите, – он ткнул на углубление в земле, – след…

– А дальше – нет, – Наполеонов присел и стал рассматривать почву.

– Нет, – согласился Аветик, присаживаясь рядом со следователем, – это потому, что дальше она по траве пошла.

– А возле оврага поскользнулась, туфелька слетела, и она за ней не полезла…

– Побоялась упасть в овраг.

– Он мелкий…

– Все равно, ведь она могла еще больше натоптать или даже оставить следы рук.

– Выходит, она шла по траве до самой калитки…

– Да.

– А там асфальт, – вздохнул Наполеонов.

– Но приехала она ведь на машине!

– Думаешь?

– На чем же еще сюда доберешься?

– На такси.

– Это слишком заметно, – не согласился Аветик.

– Если она приехала поздно вечером, как сказано в записке…

– Пойду поспрашиваю соседей?

– Иди, хотя сейчас на даче негусто народу, – задумчиво проговорил Наполеонов.

Эксперт снял отпечаток от туфли возле дорожки и след скольжения. А Легкоступов, забыв обо все на свете, фотографировал не только то, что относилось к делу, но и сам овраг, замшелые камни на его дне, кусты растущего неподалеку снежноягодника, а потом перешел на окрестные пейзажи.

– Валерьян! – не выдержав, возмутился Наполеонов, – ты не на пленэре! Заканчивай свою самодеятельность!

– Сейчас, сейчас, – отмахнулся тот и нацелился объективом на позднего шмеля, примостившегося на ярко-желтой махровой хризантеме, – какое чудо, – бормотал он восторженно.

– Это самец! – пробасил Незовибатько.

– Какой же это самец? – возмутился Наполеонов, думая о находке, – туфля явно женская!

– Да я о шмеле, – хмыкнул Афанасий Гаврилович.

– О шмеле? О каком шмеле?

– О том, что Валерке позирует.

– Ах, о шмеле… – протянул следователь и вдруг удивился: – А ты откуда знаешь, что это самец?

– Мне теща сказала.

– Что-то я тут поблизости никаких тещ не наблюдаю, – прищурился Наполеонов.

– Очень ей нужно тут находиться, особенно возле тебя, – ухмыльнулся Незовибатько.

– Тогда как же она могла тебе сказать, что этот шмель – самец?

– Она заранее сказала.

– Да откуда она могла это знать!?

– Тещи знают все! – наставительно пробасил Афанасий Гаврилович и поднял вверх указательный палец.

– Твоя теща вещает тебе с небес? – улыбнулся Наполеонов.

– Типун тебе на язык! – рассердился Незовибатько.

Потом посмотрел на заинтересованные лица сослуживцев и снизошел до объяснения:

– Просто третьего дня на даче сынишка мой увидел шмеля и стал звать: «Бабушка, посмотри, какая большая и красивая пчелка». Теща и объяснила, что это самец шмеля. Я тоже удивился и спросил, откуда ей это известно. Она и сказала, что осенью на цветах сидят самцы шмелей. Они не умеют жалить, но зато источают приятный парфюмерный аромат.

– Надо же, – восхитился Валерьян и проговорил мечтательно: – Вот бы и мужчины так могли!

– Как? – спросил Наполеонов.

– Источать приятный парфюмерный запах.

– Ты не очень-то им завидуй! – усмехнулся Незовибатько.

– Почему? – спросил фотограф.

– Потому, что до весны эти плюшевые создания уже не доживут.

– Как жаль! – искренне огорчился Валерьян.

– Они тут шмеля оплакивают, – возмутился Наполеонов, – а в доме, между прочим, лежит труп!

– Ах да, – проговорил Илинханов, – можно уже машину вызывать.

– Тьфу ты! – в сердцах воскликнул Наполеонов и быстро пошел прочь.

– Он, кажется, обиделся, – забеспокоился Аветик.

– Ничего, скоро успокоится, – спокойно заверил Незовибатько.

– В смысле? – не понял Григорян.

– В хорошем смысле!

Все, кроме Аветика, рассмеялись.

Опрос соседей ничего не дал. Кого-то не было дома, кто-то спал и ничего не слышал.

– Как всегда, – вздохнул Григорян.

– Во всяком случае, если бы к дому Фалалеева подъехала машина, кто-то да услышал бы, – сказал эксперт.

– Если поздно ночью, то не факт, – вздохнул следователь.

Наполеонов взял на себя печальную миссию оповещения жены Фалалеева о гибели мужа. Это не было жестом доброй воли по отношению к своим коллегам, просто следователь хотел лично увидеть реакцию вдовы.

Он въехал во двор, остановил машину возле подъезда и, преодолев три ступени крыльца, набрал номер квартиры по домофону.

– Говорите, – произнес женский голос через долю секунды.

«Она стояла, что ли, возле домофона», – подумал Наполеонов, а вслух произнес:

– Откройте, пожалуйста, полиция.

– Полиция?! – охнула женщина, и дверь подъезда открылась.

Следователь доехал до третьего этажа на лифте. Дверь, которая была ему нужна, уже была распахнута настежь.

– Я сразу поняла, что вы ко мне! – проговорила женщина, пристально вглядываясь в лицо следователя. – Что случилось? – спросила она встревоженно.

Он окинул ее взглядом. Ни тонкие правильные черты лица ее, ни легкие волосы, казалось бы, замершие в ожидании легкого ветерка, не делали ее красавицей. И тем не менее она была настолько трогательна и мила, что Наполеонову захотелось погладить ее, как гладят птичку, маленького зверька или беззащитного ребенка. Но он вовремя напомнил себе, что он при исполнении.

– Вы Фалалеева Анна Васильевна?

– Да, это я.

– Наполеонов Александр Романович, следователь.

– Что случилось? – повторила она свой вопрос.

– Ваш муж Александр Фалалеев найден мертвым на даче.

– Не может быть! – Она сжала свои тонкие руки в кулаки так, что ногти вонзились в мякоть ладоней. Но казалось, что она не ощущает физической боли.

– Увы, – сочувственно обронил Наполеонов.

– Его застрелили?!

– Нет, ударили бутылкой по голове.

– Слава богу! – вырвалось у Анны непроизвольно.

– Что?! – изумился следователь.

– Нет, ничего, – она стала медленно сползать по стене.

Следователь подхватил ее на руки, внес в первую, попавшуюся на его пути, комнату и положил на диван. Он ринулся было искать кухню, чтобы принести ей воды. Но вдова открыла глаза: