На беду, именно в этот момент вошла Мэри. Она уставилась на плоды наших трудов и немедленно начала всхлипывать.

– Ох ты боже мой, – выпалила мисс Риченда, – это же кузен Жоржи!

Мэри взвыла.

Прежде я не слышала, как люди по-настоящему воют, – отец никогда не брал меня с собой на местные похороны. И, пожалуй, мне бы не хотелось еще раз услышать тот пронзительный, душераздирающий звук, исходивший от Мэри. Вой не смолкал. Мисс Риченда, вероятно, тоже уже не могла это терпеть, потому что подошла к девушке и влепила ей пощечину. Вой мгновенно прервался, Мэри съежилась, обалдело вытаращив глаза.

– Что с тобой такое? Это же мой кузен, а не твой, – озадаченно сказала рыжая.

– Думаю, дело в том, мисс, что люди по-разному реагируют на чужую смерть, – попыталась я объяснить, подойдя к дрожавшей Мэри и обняв ее одной рукой за плечи. Рукав у меня был все еще мокрый. – Не у всех такие стальные нервы, как у вас.

– Хм, да ты вроде бы тоже не верещала как банши[3]. – Мисс Риченда замолчала.

Я тоже хранила молчание, переживая, что своей последней репликой могла ее задеть.

– Что тебе понадобилось в библиотеке, Мэри?

– Мистер Холдсуорт прислал меня на подмогу, – пролепетала девушка.

При этих словах я не сумела сдержать улыбку, и мисс Риченда ее заметила, но вместо того чтобы пожурить меня, она и сама ухмыльнулась:

– Хороша подмога!

– И еще я должна передать, – смущенно добавила Мэри, – что хозяйка желает видеть Эфимию.

– Ой-ёй, если мачеха призывает тебя пред светлы очи, лучше не медлить, – сказала мисс Риченда. – Очередная жена моего отца умеет говорить ласково, но она мегера пострашнее Уилсон.

С одной стороны, ее комментарий не обнадеживал, но с другой, я была благодарна за предупреждение. Сделав книксен, я выжидательно взглянула на Мэри.

– Я провожу Эфимию, мисс, она же здесь новенькая. Вы сможете тут побыть одна… с ним? – На последнем слове голос Мэри жалобно дрогнул.

Риченда махнула рукой:

– Я его пока посторожу, а вы пришлите сюда этого слабака Холдсуорта. Вдвоем будет веселее.

Мы с Мэри послушно присели в книксене. К моим замерзшим конечностям начала возвращаться чувствительность, в коленях и лодыжках появилась покалывающая боль – я слишком долго ползала по ковру, вытирая грязь. Работа служанки оказалась куда хуже, чем я ожидала, а ведь меня еще даже не приняли в штат…

– Она ждет тебя в зеленой гостиной. – Скинув с плеча мою руку, Мэри выскочила на галерею и теперь стремительно спускалась по лестнице в холл. – Скорей, нам нельзя попадаться на глаза хозяевам.

– А почему мы не пошли по коридору для прислуги? – спросила я, неуклюже пытаясь не отставать, насколько позволяли мокрые юбки, липнувшие к ногам. Получалось у меня плохо – Мэри при всей ее субтильности оказалась очень шустрой.

– Ни за что на свете туда не сунусь! – выпалила она. – А вдруг убийца все еще там?

– Из того коридора есть проход не только в библиотеку, – заметила я. – Так что убийца мог затаиться в любой из комнат. В доме теперь повсюду небезопасно.

Мэри остановилась, и я получила возможность отдышаться.

– А ты умная, да? Хозяйка не любит, когда умничают, Эфимия.

– С ее светлостью я буду вести себя скромно и услужливо, – заверила я.

Мэри, склонив голову набок, смерила меня взглядом с ног до головы.

– Сомневаюсь, что у тебя получится, – сообщила она, немного поразмыслив. – Ты не такая, как другие служанки. Есть в тебе что-то… пока не могу понять, что…

– Ты так расстроилась в библиотеке. Сейчас тебе получше? – попыталась я сменить тему.

– Это я от неожиданности разоралась.

– Возможно. – Я мило улыбнулась. – Только мне показалось, тут было нечто большее. Пока не могу понять, что…

– Зеленая гостиная там.

Мэри зашагала в указанном ею самой направлении и после головокружительного количества поворотов остановилась перед широкой двустворчатой дверью в пастельных тонах. По-моему, мы сейчас были в восточном крыле, но я бы не поручилась.

– Ну вот, пришли, – сказала Мэри. – Не стучи – хозяйка ненавидит, когда стучат. Говорит, это действует ей на нервы.

– Но я же не могу войти без предупреждения. Это невежливо, и потом, я боюсь ее потревожить.

– О чем это ты? – уставилась на меня Мэри, уперев руки в бока. – Мы же служанки. Хозяевам до нас нет никакого дела. Они вспоминают о нашем присутствии, только когда им нужна еда, теплая вода или перестановка мебели. Мы в доме вообще не в счет.

Я уже поняла, что выдала себя, но, помимо подозрения, уловила в голосе Мэри нотки горечи. Надо было как-то выкручиваться.

– Извини, – быстро сказала я. – Леди, которой я прислуживала, предпочитала, чтобы мы стучали.

– Ты же говорила, что раньше не работала.

– Я говорила?.. Это была не работа, а что-то вроде стажировки. Меня обучали ремеслу горничной в качестве одолжения.

К счастью, Мэри не спросила, кто оказал мне одолжение. Она задумчиво поцыкала зубом и кивнула самой себе, будто одобрила какую-то мысль, пришедшую ей в голову.

– В тебе точно есть что-то странное, но я никогда не забуду, как ты была добра ко мне, когда я разревелась в библиотеке, – сказала она, уходя.

В зеленой гостиной царил дух увядания, и леди Стэплфорд, расположившаяся в кресле, повернутом спинкой к камину, идеально вписывалась в обстановку. Депрессивное впечатление усиливал шум дождя, барабанившего по оконным стеклам. В камине лежала охапка засохших цветов. То есть в комнате было очень холодно.

Хозяйка оказалась худенькой леди, закутанной в сто одежек. Мой взгляд задержался на ее лице всего лишь на секунду, но в ее глазах было столько удивления и недовольства, оттого что прислуга дерзнула поднять взор, что я тотчас потупилась и смиренно подошла ближе. Тем не менее по пути мне удалось отчасти рассмотреть гостиную. Шторы были задернуты, комнату освещали развешанные на стене газовые лампы, от которых падали длинные колышущиеся тени. Здесь было слишком много мебели: кресла и диваны разных габаритов теснились в художественном беспорядке, который кто-нибудь мог бы назвать и бардаком. Рядом с леди стоял журнальный столик, заваленный кучей вещей; вокруг по всей комнате выстроились его собратья, тоже уставленные безделушками, китайскими вазами и стеклянной посудой. Я осторожно пробралась между всем этим добром и остановилась напротив кресла. Чувствовала я себя как на аудиенции у чрезвычайно важной персоны – именно этого от меня, по всей видимости, и ожидали. Вернее, я чувствовала, что меня соизволила принять персона, считающая себя чрезвычайно важной.

– Стало быть, ты та самая девушка, которая нашла труп в моей библиотеке? Какое безобразие!

Леди Стэплфорд говорила с легким французским акцентом, но в остальном ее английский был безупречен. Она лишь чуть заметнее смягчала конечные согласные, по сравнению с уже знакомыми мне детьми лорда Стэплфорда – их произношение отличалось аристократической чеканностью. Риченда назвала леди Стэплфорд очередной женой своего отца, и либо осуждение в ее голосе было беспочвенным, либо лорд Стэплфорд славился неумеренной страстью к увядающим блондинкам за сорок.

Всё в леди Стэплфорд казалось мягким – от пушистых светлых волос до целого вороха лент и кружев. Вероятно, когда-то она была сказочно прекрасна, но сейчас искра юности и красоты уже угасла в ней. В пронзительных синих глазах я видела тень безысходности, осознание полного поражения в борьбе с возрастом. В отличие от моей матери, которая красотой никогда не блистала, и потому ей нечего было терять, леди Стэплфорд с глупым отчаянием пыталась удержать свою молодость и французский шарм.

– Да, мэм, – ответила я, убеждая себя, что «безобразием» она считает наличие трупа, а не то, что мне удалось его найти.

– У нас ничего подобного не случалось с тех пор, как я стала хозяйкой Стэплфорд-Холла.

– Это очень печальное происшествие, миледи.

– А, собственно, что ты делала в библиотеке, девушка?