- Тебе не кажется, что стоило бы вернуться обратно внутрь, Цезарино? Ночи в Каире могут становится очень холодными даже летом, - Цезарь внезапно выныривает из своих размышлений и, слегка улыбнувшись, поворачивается к двери выхода на балкон. Джозеф стоит там, в проёме, скрестив руки на груди и ухмыляясь.

- Да, я собирался в скором времени зайти обратно в номер. А что – успел соскучиться? – годы проходят, но что-что, а перестать шутливо заигрывать со своим супругом Цеппели считает выше своих сил. Просто потому, что это всё ещё было забавно.

- Нет – просто ты уже не мальчик, и будет нездорово, если в самом начале нашей поездки ты возьмёшь и свалишься с простудой, - отвечает Джостар, усмехаясь, и Цезарь на это закатывает глаза.

- Сама доброта и забота, как и всегда, - вздыхает он, но тем не менее отходит от края балкона. На деле-то и правда ему начинало становиться зябко, так что был в сказанном свой здравый смысл.

- Естественно, ведь я же – твой любящий муж, - Джозеф лишь шире ухмыляется и чуть отодвигается в сторону, когда Цеппели подходит ближе к нему. Цезарь проходит обратно в номер и опускается на кровать, вздыхая.

- Да-да, конечно. Старый засранец – вот ты кто, - хмыкает он, и Джостар сразу же притворно дуется.

- И это – твоя благодарность на то, что я о тебе беспокоюсь? Сам ты старый, Ци-Ци. Старый, чёрствый сухарь, - очень смешно слышать эту детскую драматичность от пожилого мужчины, поэтому Цезарь качает головой и смеётся.

- Да, я – мерзкий старикашка, а моё сердце – сплошной лёд. В таком случае, может, тебе не помешает сделать что-то, чтобы его растопить и задобрить меня, если ты и правда – «мой любящий муж»? - заявляет он и тоже скрещивает руки на груди. Этот намёк крайне очевиден – даже Джозеф может его понять.

И, конечно же, он понимает и закатывает на это глаза. Но тем не менее подходит ближе и наклоняется.

- А ещё ты – манипулятор, - добавляет Джостар, когда Цеппели обвивает руки вокруг его шеи.

- Нет. Просто кто-то с возрастом сам стал очень мягким и послушным, - усмехается Цезарь и, не позволяя вставить Джозефу и слова, коротко целует его в губы пару раз. На втором, тем не менее, Джостар сам его задерживает немного, а затем отстраняется и присаживается рядом.

- Между прочим, это твоя вина, - замечает он, по привычке пристраивая голову на плече Цеппели.

- Хм? Да неужели? – Цезарь хитро улыбается, и Джозеф снова дуется в ответ. Седина и морщины только добавляют комичности этой реакции, поэтому Цеппели коротко хохочет. – Ладно, хорошо, caro, так и быть – это и правда на моей совести. Но заметь – я взял на себя полную ответственность за это, так что особо попрекать меня не стоит.

Джостар секунду молчит, затем ухмыляется и хмыкает:

- Самую малость только.

- Ладно, так и быть. Если твоей душе от этого будет спокойнее, - нарочито тяжело вздыхает Цезарь, после чего привычно взъерошивает его волосы. Теперь уже, правда, не каштановые, как когда-то, а целиком и полностью серебристо-седые.

Наступает тишина, и они просто молча сидят рядом с друг другом, чисто наслаждаясь уютом и приятной компанией. А потом Джозеф внезапно произносит:

- Хей, Цез, а теперь ты ответишь мне на тот вопрос?

- На какой? – Цеппели слегка озадаченно хмурится, и Джостар усмехается:

- Ну как же – тот самый, который ты просил задать тебе, как минует двадцать-тридцать лет. Сейчас прошло даже больше, так что давай – я жду, что ты скажешь.

Боже, он всё ещё помнил об этом? Хотя, удивительнее всё же то, что Цезарь понял, что его супруг имеет в виду – потому что сам до сих пор держал этот вопрос в голове.

Цеппели внимательно смотрит на Джозефа – на своего ДжоДжо – и думает. А что, собственно, тут ответить? Что изменилось за столько лет?

На самом деле, изменилось всё. И если составлять список, внося туда каждую мелочь, то, наверное, одной ночи будет мало, чтобы рассказать от начала и до самого конца. И потом… так уж ли это важно, на самом деле?

Да, они оба давно уже не были теми молодыми, энергичными парнями, когда-то чуть было не пристукнувшими друг друга в жаркий день на одной из улиц Неаполя. И пусть они оба старались поддерживать себя в форме, седину из волос так просто уже было не убрать, равно как и морщины с лица. С каждым днём сил на то, чтобы что-то делать, становилось всё меньше, а усталости – только больше. А в плохую погоду начинали давать о себе знать старые раны. Не очень-то здорово, если подумать…

Но затем Цезарь встречается со своим супругом взглядом и понимает в который раз, что всё это – ерунда. Потому что внутренне они оба во многом остались всё такими же.

Несколько самоуверенный, хвастливый, шумный, но добрый и честный американец и вспыльчивый, гордый, скрытный, но отзывчивый и преданный неаполитанец. Оба порой до невозможности упрямые. Оба способные на всякие безрассудства в порыве эмоций. Оба до сих пор безумно любящие друг друга.

Их чувства и теперь были по-юношески яркими – словно не было всех этих долгих лет совместной жизни. Но с другой стороны, они были и глубже – такое возникает только со временем.

- Знаешь… Я могу сказать только одно: пожалуй, ты и правда стал меня любить только больше. Но вот насчёт того, увидел ли я что новое – нет. Всё то же самое, - в конце концов с усмешкой отвечает Цезарь.

- Что ж, первое приятно знать. А вот второе – это абсолютная ложь, и мы оба это прекрасно знаем, - отвечает Джозеф. И вот что тоже нисколько не изменилось, так это его несколько задиристая ухмылка, которая сейчас вновь прописывается на его лице.

- Но раз ты сам знаешь, в чём я не прав, то есть ли смысл озвучивать это? Сам-то ты разве собирался перечислять всё, что изменилось во мне за все эти годы? – здесь Джостар изрядно задумывается, затем вздыхает и, выпрямившись, легко пожимает плечами.

- Ладно, ты меня подловил. На самом деле, я собирался увильнуть от этого, сказав, что ты всё так же прекрасен, если не больше, - признаётся он.

- А говоришь, что я вру. Хитрый старый лис, - хмыкает Цеппели, качая головой.

- Между прочим, вот тут я был абсолютно искренен, Цезарино – ты и правда выглядишь отлично. И приятно знать, что давнишние предположения, что наследственность твоего деда Уилла в плане привлекательной внешности даже в старости наверняка передастся тебе, в конце концов подтвердились, - важно замечает Джозеф.

- Nonno Уилл умер, когда ему было чуть больше сорока. Я ещё значительно пережил этот рекорд, - с улыбкой протягивает Цезарь.

- Тем более! А уж ещё сколько времени впереди. Так что дальше будет только интереснее, - ну, это действительно так. Цеппели слегка кивает, отвлечённо потирая неизменное серебристое кольцо на безымянном пальце левой руки.

- Что ж, - он немного молчит, затем делано драматично вздыхает, - получается, мне тебя терпеть ещё чёрт знает сколько лет. Ладно уж – так и быть. Мне тоже любопытно будет посмотреть, как ты будешь выглядеть через, например, ещё двадцать лет.

- Грубо, Ци, - на миг вновь строит обидчивую мину Джостар, но потом уже привычным образом сгребает своего супруга в объятья и опять хитро ухмыляется. – Но факт: так просто ты от меня не отделаешься. Вот когда дойдём до конца, тогда, мо-ожет быть, я подумаю о том, чтобы оставить тебя в покое.

Значит, вот как. Интересная перспектива. Но у Цезаря есть на это предложение получше. Только напрямую он его не скажет.

- Правда? В следующей жизни я смогу от тебя отдохнуть? Невиданная щедрость с твоей стороны, ДжоДжо. Ты и правда знаешь, как сделать меня счастливым, - сказав это, Цеппели ухмыляется своему супругу в ответ. И ждёт. Потому что очень хочет услышать то, что должно последовать в ответ.

И, само собой, Джозеф его не разочаровывает. Слегка хмурясь, он делает вид, что задумывается, затем цокает языком и добавляет:

- Хотя, знаешь – я передумал. Даже потом ты хрен от меня отделаешься, так и знай.

- И неважно, что может тогда случится? – не переставая ухмыляться, спрашивает Цезарь.