- Смотри не потеряй, - с усмешкой произнёс он, а затем взъерошил каштановые вихры на голове Джостара. – Потом посмотрю, что ещё оставить. И в таком случае с тебя тоже что-нибудь из твоих вещей!

Широкая радостная улыбка, которой ДжоДжо одарил его в ответ, определённо стоила того, чтобы временно расстаться с чем-то.

Проводы в аэропорту не были долгими. Никому не хотелось откладывать и без того уже максимально отложенный момент расставания. Когда объявили посадку на рейс до Италии, Цезарь крепко обнял Джозефа и, поцеловав, негромко сказал:

- Увидимся зимой, amore mio.

Они разошлись каждый своей дорогой, зная, что это – их последний поцелуй на достаточно долгое время.

*

Джозеф начинает тосковать по Цезарю почти сразу, как только тот улетает. В конце концов, за два года он привык, что дома не так тихо, как стало теперь, что ему всегда было с кем поговорить (особенно бессонными ночами) и что был кто-то, кто заставлял его не лениться и делать то, что положено, по дому. Ну, и ещё кто-то, кто готовил ему вкусные завтраки, обеды и ужины, если ничего не заказывалось по телефону.

Теперь же, проходя в квартиру, Джостар слишком хорошо чувствует, как в ней стало пусто. Пропала часть того уюта, что была раньше. Тяжело вздыхая, Джозеф садится на диван и думает о том, чем бы ему сейчас заняться в остаток дня и стоит ли позвонить кому из друзей.

Как итог он просто просиживает время в интернете, невольно периодически проверяя Скайп, а потом ложится спать на кровати в комнате Цезаря.

*

Цезарь прилетает в Италию уставшим и с грустью на душе. В аэропорту его встречает родня, и это приятно, но особой радости Цеппели как-то не чувствует. Хотя, казалось бы, он вернулся домой, и было время, когда он сильно тосковал по родным краям. Но сейчас ему чего-то не хватает. И Цезарь даже знает, чего (вернее, кого) именно, но ничего поделать с этим не может.

Его комната в доме всё такая же. Всё осталось на своих местах – коллекция зажигалок на полке, пара постеров в рамках на стенах, рабочий стол с лампой, кровать. И конечно же, полка с кучей различных книг – как учебников, так и художественной литературы. Дом, милый дом. Но всё чувствуется каким-то чужим.

«Мне нужно поспать. Перелёт всё же был очень долгим», - думает Цеппели, и в этом есть доля резона. Он действительно очень хочет лечь в кровать и уснуть. Но сперва ему нужно достать кое-что – тогда, может быть, у него это нормально получится.

Сгрудив чемодан и пару сумок возле входной двери, Цезарь опускается на корточки и расстегивает передний карман чемодана. Он вытаскивает оттуда длинный, средней толщины вязаный шарф – зелёный, в тонкую жёлтую полоску – и уже вместе с ним, не раздеваясь, укладывается на кровать. Да, это довольно жалкое зрелище, но Цеппели сейчас плевать на свою гордость. Он в принципе давно уже не обращал внимания на то, что во многом ведёт себя как влюбленный дурак. Поэтому Цезарь прижимает шарф к себе, глубоко вздыхая, и медленно закрывает глаза, мыслями постепенно теряясь в прошедших весёлых днях, шумных улицах большого города и тёплой, лучезарной, самой близкой и дорогой улыбке.

*

Они созваниваются по Скайпу сразу же, как только представляется возможность. По сути – на следующий же день. В Нью-Йорке – одиннадцать утра, в Неаполе – пять вечера.

Цезарь непривычно откровенен и почти сразу говорит Джозефу, что очень сильно тоскует по нему. Джостар в ответ лишь немного смеётся над ним, но потом и сам признаётся, что без Цеппели рядом дома всё не так.

- Только посмотри на нас. Какие же мы лузеры, - качает головой он и вздыхает на камеру.

- Влюбленные лузеры – вот какие, - хмыкает Цезарь в ответ, и они оба несколько грустно смеются.

Но мало-помалу всё же разговор переходит в более лёгкое русло, и всё становится таким, каким было когда-то два с лишним года назад. Только теперь, когда они прощаются, Джозеф говорит Цезарю: «Я люблю тебя», и тот отвечает: «И я тебя тоже».

Постепенно лето переходит в который раз в осень, и начинается новый учебный год. Третий курс для Джозефа уже кажется в чём-то легче, но появляются и моменты посложнее. Но в целом – терпимо, как и в предыдущие годы. Цезарь начинает уже пятый год обучения, и ему заново приходится привыкать к прежнему методу обучения и тому, что все вокруг общаются на его родном языке.

Они снова созваниваются, когда в Нью-Йорке четыре часа дня, а в Неаполе – десять вечера. Шутят между собой и делятся впечатлениями за день.

- Представляешь – я много раз за день ловил себя на том, что думаю по-английски, - с усмешкой говорит Цезарь, и Джозеф на это протяжно фыркает:

- Ну всё, чувак, труба дело – ты успел конкретно так американизироваться.

- Наверное, в этом виноват кое-какой определённый американец, - ухмыляется Цеппели.

- Ага, скажи ещё, что я тебя через поцелуи заразил, - посмеивается Джостар. Цезарь закатывает глаза, но тоже смеётся.

Конечно, всё равно ощущается некая тоска, потому что они не рядом друг с другом физически, но то, что они могут общаться хотя бы вот так, несколько утоляет их нужду друг в друге. Трудные дни становится переносить чуть легче, хорошими всегда есть с кем поделиться.

Было, правда, и ещё кое-что, но решение находится довольно быстро.

- Мне жутко не хватает того, что мы с тобой делали, - как-то негромко признаётся Джозеф.

- Мы делали много чего, и я уже говорил – мне самому тоже всего этого не достаёт, - отвечает Цезарь, перелистывая страницу своей тетради с записями лекций.

- Я имел в виду не просто совместное времяпровождение, - вздыхает Джостар. Ему несколько неловко говорить это, но скрывать правду было уже сложновато. – Я имел в виду, ну… Когда мы были наедине.

Здесь Цеппели отвлекается от тетради и удивлённо поднимает бровь. Затем, угадывая в несколько покрасневшем лице Джозефа то, что нужно, он тихо смеётся и качает головой.

- Тебе уже двадцать, а ты всё ещё не можешь сказать вслух слово «секс», - с иронией произносит он.

- Ой заткнись, - закатывает глаза Джостар, вытаскивая из-под своей спины подушку и прижимая её к груди. – Главное, что ты понял.

- Да уж сложно не понять, когда ты краснеешь как школьник, - всё ещё посмеивается Цезарь, но быстро перестаёт и вздыхает. – Но вообще согласен, без этого тяжеловато.

- К тому же, с тобой это не секс. Это… - тут Джозеф прикусывает губу и через секунду добавляет совсем тихо:

- Это занятие любовью. Это другое…

Возникает пауза, и Цеппели выглядит задумчивым.

- Да, знаю, это прозвучало до ужаса сентиментально и приторно до боли в зубах, но мне плевать, - фырчит Джостар, но Цезарь качает головой, мягко улыбаясь:

- Нет, я понимаю. И… согласен с тобой, - он ещё немного молчит, а потом закрывает тетрадь и, отложив её в сторону, продолжает:

- Я могу предложить кое-что. Но не знаю, как это будет для нас обоих.

- Что же? – Джозеф не может скрыть своей заинтересованности, и Цеппели невольно усмехается.

- Ну… Мы можем попробовать сделать это на камеру? Да, это не совсем то, потому что нет прикосновений, но, может, так будет немного полегче, - итальянец слегка пожимает плечами. На это Джостар задумывается на добрых полминуты, но в конце концов кивает.

- В принципе да, можно попытаться, - он снова замолкает на пару секунд, затем поднимает взгляд так, что смотрит прямо на Цезаря. – Как насчёт сейчас?

Цеппели кидает взгляд на часы на экране ноутбука. Почти полночь. Ну, что ж. В принципе, самое то.

- Дай мне только запереть дверь в свою комнату, и я весь твой, - с улыбкой отвечает он, после чего быстро встает и закрывает дверь на замок.