- Шеф, я не знал, что всё настолько плохо! – оправдался Эдик.
- Никто не знал, парень, - с тоской в голосе сказал Ли. – Никто не знал.
Я повернул голову и посмотрел ему в глаза. Хон почти с ужасом ответил мне взглядом, в котором звенела боль. У тебя тоже надо попросить прощения, азиат. За всё. Я сказал:
- Сейчас уйду, Ли. Я не хотел, чтобы так получилось.
- Ты меня никогда не простишь? – прошептал бледный азиат.
- Мне нечего тебе прощать. Однажды ты сковал меня. Однажды ты разбил оковы, - я улыбнулся. Ли почему-то побледнел ещё больше.
- Но оставил ошейник, - я сам не особо понимал, что несу, но знал, что говорю правду, - который я уже сам снял с себя.
- Псих, - коротко прокомментировал Эдик и ушёл за новой порцией воды. Ли Хон вдруг отпустил мои плечи, встал передо мной и осторожно взял в ладони кисть моей левой руки, окончательно растворившейся в пустоте. Я с удивлением заметил, как блеснули влагой его глаза. Ли прошептал:
- Прости меня за всё.
Сзади раздался топот лёгких ног, и чьи-то руки поймали в кольцо. В моей груди зашлось болью сердце. Эти руки я узнал бы из всех. Голос, несомый горячим дыханием, с плачущим надрывом прошептал:
- Не отпущу, сволочь.
Зачем ты пришёл? Снова дать надежду, а потом отбросить?
- Совратил, а теперь в кусты?
Улыбка робко коснулась моих губ:
- Это ещё вопрос, кто кого совратил, бес.
Кешка, всё в том же сером костюме, расцепил руки, обошел меня и остановился перед китайцем. Эти двое были разными, как небо и земля. Бес почти прошипел, глядя в глаза Ли Хону:
- Отойди от него!
- Пришёл полюбоваться на дело своих рук, мальчик? – губы китайца сжались в белую линию. – Ну, так смотри.
Кешка медленно повернул лицо ко мне. Его взгляд скатился с моего лица вниз, на руки, лежавшие на коленях. Мой мальчишка побелел, как саван. Ли почти закричал:
- Доволен?!
Бес вздрогнул и ответил, не оборачиваясь:
- Уж кто бы говорил.
Китаец скрежетнул зубами, а потом обратился к кому-то ещё за моей спиной:
- А ты кто такой?
У него там портал, что ли? Кто ещё там? Вертеться не было ни сил, ни желания. Абсолютное бессилие придавило к стулу плитой весом в тысячу солнц. Ещё один знакомый голос холодно сказал:
- А я брат этого мальчика, господин «охранитель».
Ли подобрался, словно борзая при виде лисицы. А голос продолжил:
- Мы забираем господина Гилярова. Надеюсь, возражений нет?
Теодор? А он что тут делает? Привёз Кешку? Я всё-таки попробовал сдвинуть себя с места. Как ни странно, получилось. Но бес тут же поймал меня за плечи, останавливая. Кешка упал на колени, задев тазик. Тот со звоном встал на ребро, обрушив на его ноги воду, смешанную с моей кровью. Парень словно не заметил этого. Его руки невесомо ухватились за мою правую ладонь:
- Идиот! Кретин! Я тебя люблю! Слышишь?!
По его щекам побежали слёзы. Я не мог выдавить из себя ни звука. Просто смотрел на мальчишку. А он говорил что-то, говорил, говорил. Мне было плевать, что именно он там нёс. Достаточно того, что вот он, здесь, сейчас, со мной. И плевать на весь этот грёбаный мир со всеми его заморочками. Ты здесь, мой бес. Ты нашёл меня, ангел. А знаешь, парень, если ты снова меня оттолкнешь, я просто умру. И не буду… Просто – не буду. Кешка вздрогнул всем телом, словно я сказал это вслух. После чего замолчал и прикоснулся губами к моей разбитой руке. И боль странным образом отступила. А голос за спиной сказал с некоторой долей цинизма:
- А теперь такси, гостиница и в кроватку. Ясно, братишка? Только так.
- И никак иначе, - ответил бес, глядя горящими глазами в мою душу. А дальше… Дальше не было никакого тумана в голове. Кристальная ясность, хрустальная вечность… И ничего менее.
========== Глава 23. Великая правда вселенной. ==========
«Медсестра - больному:
- Хватит смотреть телевизор! Пора в кровать!!
- А нас не застукают?» (анекдот про любую больницу)
Гостиничный номер, куда они вошли, оказался номером для новобрачных. Когда внизу Теодор отобрал ключи у портье и передал их парням, девушка уставилась на Кешку с Тимуром огромными глазами, а потом мило покраснела и уткнулась в журнал посещений, всеми силами делая вид, что «она тут мимо крокодил». Когда Кеша поделился сравнением с Тимуром, сделав это до мурашек щекотно и шёпотом, в самое ухо, Гиляров фыркнул так, что уже выходивший из фойе на улицу Теодор оглянулся и строго погрозил пальцем.
Лобачевский вышел на парковку возле гостиничного крыльца и вздохнул. Засунув руки в карманы неизменного чёрного пальто, он натянуто улыбнулся. Зависть к этим двоим в нём была, но совсем не гнетущая. Став свидетелем сцены в спортклубе, Теодор понял, что поступил абсолютно правильно. И с договором, и с братом. Чужое счастье наполнило его странным ощущением той самой банальной правильности, которую по-другому не назовёшь. А сейчас, в ночи, при взгляде на фонари и светящиеся окна соседних с гостиницей домов, Лобачевский ощутил, что его Царь всё-таки где-то рядом и оберегает от лишних тревог. Теодор подошёл к ожидавшему его такси, расплатился с водителем и спокойно отошёл в тень. Уходить отсюда он не собирался, пока не убедится, что всё действительно в порядке. Его взгляд нашёл окна номера, заказанного им по пути в «Гладиатор». В тот же миг в них засиял свет, и Теодор снова улыбнулся. Его рука нырнула за пазуху, нащупала рифлёную рукоять пистолета и вернулась на место. Бережёного бог бережёт, так, кажется, говорят в этих краях?
Тимур остановился посреди огромной комнаты. Всё было до безобразия романтично и совсем не розово. Гиляров улыбнулся, рассмотрев узор из цветов на здоровенной кровати, застеленной чёрным шёлком. Лежбище стояло на чёрном же ковре, покрытом серебряным узором. Сзади стукнули ботинки, и его за талию обхватили кешкины руки. Чуть хриплый голос парня отозвался дрожью в позвоночнике:
- Прости меня за всё, Тим.
- Прощаю, - бодро отозвался кавказец, удивлённо поймав себя на том, что дрожит. Странное нервное tremolo охватило его тело, отозвавшись в ноющих руках горячей пульсацией. Кеша отпустил его торс и зашёл спереди. Тимур с прищуром глянул в глаза своему бесу. В них не было смятения, вины или решимости. Какой-то мягкий свет горел в глубине серых глаз. И это сияние волной проникло в сердце боксёра. Гиляров сглотнул, а Кешка подался вперёд и неожиданно требовательно впился в губы поцелуем. Страстным, тёплым, с привкусом меди. Словно парень успел искусать себе губы в кровь. Тимур откликнулся на порыв беса со всей страстью. Словно дорвался до тёплого костра в зимнем ночном лесу. Кешка оторвался от боксёра и выдохнул срывающимся голосом:
- Побереги руки, Тим. Просто позволь мне всё сделать самому.
Гиляров кивнул, разглядев их обоих в большом зеркале, оказавшемся слева от входа в номер. Картина была супер. Один – в костюме с мокрыми до колен брюками, второй – тоже ещё с утра был в костюме с барского плеча Анатольевича. Но теперь… Его, Тимуров, пиджак безнадёжно забыт в спортклубе, голубоватая рубашка забрызгана кровью, руки беспорядочно перемотаны бинтами с брендом «от Ли Хона». И оба бледные и какие-то светящиеся. Тимур снова посмотрел на притихшего Кешку. Тот тоже смотрел в зеркало. И улыбался. Гиляров требовательно положил руки ему на плечи, свесив ладони за спиной беса. Парнишка тут же повернул голову и обнял за талию своего санитара. Несколько секунд прошли в полной тишине. А потом Кешка сказал:
- Ты мне веришь?
- Конечно, бес, - голос у Тимура оказался охрипшим и почти мурлыкающим. Иннокентий немного нервно снял пиджак, растерянно осмотрелся и бросил его просто в сторону, на пол. После чего начал расстёгивать пуговицы на рубашке Тима. Он делал это так сосредоточенно, что даже высунул кончик языка наружу. Гиляров впитывал в себя прикосновения, завороженно глядя на парня. И в какой-то момент, когда Кешка добрался до пуговицы возле самого ремня брюк мужчины, кавказец не удержался. Он властно впился в губы своего беса, словно стараясь слиться с ним в единое целое – настолько всепоглощающ и горяч оказался этот поцелуй. Кешка тихо застонал, крепко сжав бока Тимура под раздраенной рубашкой. Наконец, оба отпрянули друг от друга, тяжело дыша и витая где-то друг в друге. Иннокентий выскользнул из-под рук Гилярова, вытянул его рубашку наружу полностью и расстегнул до конца.
