Гадливое чувство наступившего в дерьмо человека шевельнулось во мне. С каких это пор, папа, ты стал думать о престиже? С тех, когда купил себе новенькую «тииду»? Или раньше? Меня охватило такое разочарование, что захотелось плакать. Хорошо, хоть мама не стала свидетелем моего позора. А отец продолжал говорить:

- У тебя появился шанс получить настоящее образование. Да всю жизнь построить правильно. Тимур взрослый человек. Пока ты не увяз окончательно, я постараюсь разрулить ситуацию к твоей же пользе.

- Не смей! – крикнул я, снова вскочив и сжав кулаки. – Слышишь?!

- А то что? – прищурился отец. – Что ты сделаешь? Побежишь к нему? Такому большому, заботливому, который защитит и обогреет? А потом трахнет?

- Ублюдок! – сил сдержаться больше не было. – Не лезь, ты!

Звонкая обжигающая пощёчина была мне ответом. В глазах поплыли светящиеся круги. Впервые в жизни я испытал такое унижение от отца. И теперь уставился на него сухими от жаркого бешенства глазами. Что-то отец в них прочёл. И его взгляд стал режущей сталью. Он сказал:

- До приезда брата ты сидишь дома, Иннокентий. Общение с Тимуром сводишь на нет. Тебе всё ясно?

- Яснее не куда, - с кривой усмешкой ответил я. – Даже с таким куцым умишком, как мой. Яснее не куда.

- Вот и хорошо, - кивнул человек, разом ставший совершенно чужим. – Сейчас иди в комнату.

В моей жизни образовалась новая проблема.

Подписать пришлось настоящую кипу бумаг. Теодор тоже замучился. Это было заметно. Но холодному гаду удалось, в отличие от меня, сохранить невозмутимость. Я же под конец начал просто стонать. Но вот адвокат убрал все бумаги обратно в папки, которых теперь на столе было три. Одну из них он вручил мне, вторую Теодору, а третью убрал в сейф. Поняв, что пытка закончилась, я немного расслабился. И через секунду понял, что зря. Потому, что отец как-то странно переглянулся с Тимуром, который всё время так и просидел истуканом, поглядывая на меня потухшими глазами. Дурное предчувствие закралось в сердце, но я отмахнулся от него. Фёдор-Теодор, сидевший рядом, вдруг сказал заметно потеплевшим голосом:

- Ну вот, а ты боялась, только юбочка помялась.

- Ты о чём? – спросил я.

- Кто мне там плакался на кухне сегодня, как всё хреново? – Фёдор подмигнул. Мои родители встали с кресел и подошли к нам. Отец широко улыбнулся и пожал руку Лобачевскому со словами:

- Спасибо вам за всё, Теодор.

- Это вам спасибо, - ответил мой брат, с которым я пока так толком и не познакомился. Мама порывисто обхватила руками мои плечи, прижалась щекой к волосам и прошептала:

- Мы тебя очень любим, сынок. Ты теперь совсем большой. Отец сказал, что ты теперь уедешь в Европу. Поэтому хочу сказать тебе кое-что, Кешка.

Я замер, вбирая тепло её дыхания. Мама вздохнула и сказала:

- Делай только то, что считаешь правильным сам. Никто другой, только ты можешь знать, что для тебя хорошо, а что – плохо.

Она оторвалась от меня и уже громко проворковала, стряхивая невидимую пылинку с костюма отца:

- Всё, Боря, пошли. Дальше мальчики сами разберутся. Вечером увидимся.

Мама твёрдой рукой увела опешившего отца из кабинета. А я переглянулся с Фёдором. Тот смотрел так же удивлённо. Впрочем, нам это было на руку. В этот момент ко мне подошёл Тимур и глухо обронил:

- Я хочу с тобой поговорить, бес.

- Давай не сейчас, а? – умоляюще посмотрел я на него. – Тим, у меня тут ещё дело есть. А потом поговорим, да?

Взгляд Гилярова не изменился ни на йоту, но почему-то показалось, что где-то внутри него что-то выключили. Тимур чуть заметно улыбнулся и ответил:

- Хорошо, Кеша. Не сейчас.

Он наклонился ко мне, коснулся губами уголка моего рта, выпрямился и ровным шагом вышел из помещения. Я облегчённо вздохнул. А Фёдор, проводив Тима странным взглядом, посмотрел уже на меня с каким-то налётом отстранённости, чего не было ещё совсем недавно.

Адвокат извлёк из стола ещё одну, теперь красную, папку, достал из неё два документа и положил перед нами:

- Я всё сделал, вам надо только расписаться на каждом экземпляре. Потом я завизирую договор. И всё. Ваша проблема будет решена наилучшим образом.

Теодор посмотрел на свою бумагу, повернул ко мне голову и спросил:

- Ты уверен, что хочешь этого? Всё-таки мы чужие друг другу.

- Более чем, братишка, - ответил я и взял ручку, чтобы расписаться.

По возвращению из аэропорта отец был странно доволен. Словно провернул хорошую сделку. Я раздражённо смотрел, как он суетится вокруг гостя, покрикивая на мать. А потом заметил, с каким выражением смотрел на происходящее Теодор, и испытал некий приступ внезапной симпатии к новоявленному брату. Похоже, ему тоже не понравился этот цирк. Словно он ожидал чего-то другого. И я решился поговорить с ним о том, что хотел предложить. Дождавшись, когда родители уйдут в зал, оставив нас «знакомиться», я без особых хождений вокруг да около, выложил этому мужчине с голубыми глазами свой план. Теодор молча выслушал меня, после чего просто кивнул и сделал один звонок. В тот же миг я понял, что проблема, объявившаяся позавчера, будет решена сегодня, сразу и бесповоротно.

Обсуждение оставшихся деталей заняло примерно полчаса. За окном начинало темнеть, что неудивительно. У адвоката мы проторчали около семи часов. Не так просто вступить в наследство, оказывается. Теодор посмотрел на свои дорогущие часы и сказал:

- Пора закругляться, Иннокентий. Твои родители заждались уже.

Я хотел было уже кивнуть, но тут словно кольнуло в сердце. Тим! Блядь, я же должен с ним обязательно поговорить! И всё рассказать! Выхватив из кармана сотовый, я набрал номер боксёра и услышал ошеломившие меня слова: «Абонент отключил телефон или находится вне зоны доступа. Пожалуйста, перезвоните позже». Тут же вспомнился странный взгляд Гилярова. Он хотел о чём-то поговорить. И, похоже, я опять облажался… Теодор безо всякого удивления спросил:

- Что? Не отвечает? Ничего удивительного. Ты же его оттолкнул, да ещё так больно. Отмахнулся, словно он муха.

Я уставился на брата, ощущая нарастающую пустоту. И тихо спросил:

- Он теперь уйдёт?

В этот момент мне показалось, что Федька – единственный в мире человек, способный ответить на мой вопрос. Голубоглазый мужчина устало пожал плечами:

- А это зависит от того, что ты к нему чувствуешь. Если любишь, то сейчас найдёшь его и всё объяснишь. Если нет, то помучаешься немного, и всё пройдёт.

Его глаза показались мне бездонными колодцами глухой боли. Которая словно надавила на кнопку в моей груди. Сдавило так, что стало невыносимо тяжело. Тим ушёл… Просто взял и ушёл. Даже не захотел выслушать. А чего я ждал? После того, как несколько дней сам избегал встреч и разговоров. И ведь мог сегодня найти время и поговорить, всё объяснить, рассказать про отца, про условие и план, составленный с Теодором. Так нет же, мы, блядь, гордые! Сами справимся! Справился, недоумок… Горло перехватило. Нет уж, просто так я тебя не отпущу, боксёр! Резко развернувшись, я схватил со стола графин с водой и залпом выпил почти половину. Потом сказал Фёдору:

- Едем. К нему домой. Пока не поздно.

Вскоре мы уже сидели в такси. Я отлично запомнил улицу и дом Тимура. Когда машина остановилась у подъезда, Фёдор стал о чём-то говорить с водителем. Слушать я не собирался, рванул дверцу и выскочил наружу. Пролетев подъезд, вызвал лифт и в нетерпении затоптался. Мимо прошёл брат, глянул на меня и ободряюще улыбнулся, двинув наверх по лестнице. Наконец, двери лифта распахнулись. И спустя минуту я был на седьмом этаже, перед знакомой дверью. Но, ни на звонок, ни на удары никто не отреагировал. Вот теперь я запаниковал. Сердце зашлось в безмолвном стоне. При одной мысли, что я его, возможно, больше не увижу, этого придурка с разбитыми руками, не почувствую его объятий, да просто не загляну ему в глаза, такие «свои», стало безмерно дурно. В голове взорвалось что-то давно сдерживаемое. Я просто рухнул у двери на колени и молча заплакал, покачиваясь. Где мне теперь тебя искать, Тим? Не бросай… Пустота отразилась от стен звуком тихих шагов. И я опять получил пощёчину. Надо мной стоял брат и с холодом смотрел сверху вниз: