- Знаешь, дорогой, возможно, я и просчиталась с тобой. Но, как говорят русские, ещё не вечер.

- Прошу вас, - Теодор отступил на шаг, глянув на полицейских. Высокие следственные чины привычно встали по обе стороны от девушки, и старший комиссар вежливо протянул руку в сторону лифта:

- Прошу пани следовать с нами.

Тамара словно не услышала его. Её взгляд остановился на Войтехе, и она с кривой усмешкой проговорила:

- Так вот какова твоя преданность. Ты ведь знаешь, что ничего не остаётся без оплаты.

Помощник испуганно отвёл свой взгляд в сторону. Вместо него заговорил Лобачевский:

- Войтех предан своим интересам, Тамара. Он, в отличие от тебя, не поленился узнать, что я могу на самом деле. Когда я вышел на него с вопросом о содержимом этой папки, он сразу понял, чем всё закончится. И сделал правильный выбор. Пан советник, пан старший комиссар, пора заканчивать эту тягостную сцену.

Копы корректно подхватили девушку под локти и повели к лифту. Войтех облегчённо выдохнул, сообразив, что всё закончилось. Когда Тамаре и её сопровождению осталось всего несколько метров до лифта, Теодор вдруг стремительно развернулся к своей бывшей невесте и громко сказал:

- Я разговаривал с Леонардо Каталаром. Он пообещал, что о тебе позаботятся.

Войтех недоумённо перевёл взгляд с Лобачевского на Тамару. Девушка смертельно побледнела, уставившись большими чёрными глазами на пана хозяина. А потом просто и бесконечно буднично выхватила из кобуры стоявшего рядом полицейского штатный воронёный пистолет. В следующее мгновение Войтех услышал три выстрела. Что-то легко толкнуло его в грудь, а потом перед глазами появился потолок. Помощник низложенной хозяйки холдинга удивлённо приподнялся на локте, чувствуя в груди странное горячее жжение. Оказавшийся рядом Лобачевский холодно обронил:

- Не дёргайся. Сейчас вызовем скорую.

Зачем звать врачей? Войтех недоумённо поморгал – всё вокруг странно поплыло, словно он собрался плакать. Теодор посмотрел в сторону лифта и с мрачным удовлетворением сказал:

- Что и требовалось. В меня не попала, так решила не утруждать Каталаров. Всегда знал, что она умница… Была.

Войтех посмотрел туда же и увидел, что Тамара лежит на полу, а над ней склонились давешние копы. И в ногах у них было красно. Потом всё стало почему-то чёрным.

========== Глава 20. Иногда они пропадают. (Тимур) ==========

“У психиатра:

- Доктор, я все время боюсь. - Чего же именно?

- Например, когда я выхожу из комнаты, мой ребенок выпадет из кроватки, а я не услышу.

- Так уберите с пола ковер!” (анекдот)

Этим утром, 15 мая, я осознал, что мы, со всеми этими треволнениями, пропустили мимо себя праздник 9 мая. Точнее, мы с Кешкой его отметили. Войной на квартире у доктора. При мысли о бесе я остановился посреди парковой дорожки, прекратив бесцельное блуждание, которым занимался уже битый час. Похоже, правы те, кто утверждает, что чувства, рождённые в опасности, долго не живут. Особенно у молодых. Грудь сдавило. Возможно, я себя накрутил. Надумал всякой чепухи, но за трое с лишним суток, прошедших с того дурного вечера на видовой площадке, изменилось многое. И прежде всего, поведение мальчишки, который уже стал частью меня, частью моего мира. Первый день, проведённый в суете полицейских и медиков вокруг нас, был странным, белым и прохладным. Мы вдвоём словно просыпались от тяжёлого сна. И часами говорили о всякой чепухе, на что способны только очень близкие люди. Но уже к вечеру того дня Кешка снова посмурнел, впал в обычную свою задумчивость. Отвечал, конечно, на мои реплики, но как-то невпопад. А к ночи с бледной улыбкой дал понять, что возвращает назад ту дистанцию, на которой так часто держал меня. Он снова дёргал плечами на мои прикосновения, бурчал скабрезности и постоянно о чём-то думал. А мне становилось всё хуже и хуже. Словно по кирпичику вынимали из души то, что успели в ней возвести. И с каждым часом крепла уверенность, что я теряю своего беса.

Любые попытки как-то разговорить его упирались в нейтральную улыбку. Парню явно было не до меня. Баринцев, у которого мы по прежнему обитали, тоже видел, что происходит нечто странное. Но его это не удивило. Когда он попытался мне что-то объяснить, я лишь махнул рукой:

- Пусть. Завтра посмотрим, что да как.

А потом пришло это завтра. И всё продолжилось. Пока мы давали показания Егорову, я ещё держался. Но когда мы вышли из здания Следственного комитета…

Я остановился у входа, перекрыв выход. Бес недоумённо уставился на меня, словно увидев в первый раз. Это стало последней каплей:

- Что происходит, Кеша?

- Ты о чём? – невинно хлопнул глазами парень.

- Да всё о том же, - горячее раздражение плеснуло в горле, но вырваться я ему не дал. – Ты больше не хочешь со мной знаться?

- С чего ты взял? – бес явно оторопел. – Не сходи с ума, Тим. Просто столько всего навалилось.

- Чего – всего? – упрямо спросил я, глядя ему прямо в глаза.

- Я обязательно тебе расскажу, Тим, - Кешка поджал губы. – Но не сегодня.

- Ты мне больше не доверяешь? – растерялся я.

- Что ты! – серые глаза беса распахнулись. – Просто мне действительно надо подумать. Сейчас за мной приедут…

- Кто? – жгучая злость поднялась волной и разбилась о всё ещё крепкую дамбу самоконтроля.

- Отец приедет, - объяснил бес, задумчиво уведя взгляд в сторону, - чтобы забрать. Он хочет со мной поговорить. Да и дома надо, наконец, появиться нормально. Мама скучает.

- Понятно, - выдохнул я, соображая, что едва не перешёл некую грань. Ещё не хватало ставить мальчику ультиматумы.

- Вечером увидимся? – спросил я с надеждой.

- Извини, - улыбнулся Кешка, - но я буду ночевать дома.

Он, наконец, сдвинулся с места, легко проскользнул между мной и стеной, после чего вышел на улицу. Я последовал за ним. Внушительного вида серая «Ниссан-Тиида» разразилась сигналом, и Кешка почти бегом добрался до неё, распахнул заднюю дверцу и исчез в салоне. Автомобиль тронулся с места, помаргивая жёлтым поворотником. Я проводил взглядом машину кешкиного отца и пошёл в сторону автобусной остановки. Хотелось просто разреветься. Здоровый мужик тридцати лет от роду медленно побрёл по тротуару, с трудом сдерживая расплывающийся мир в глазах. Я с усилием расправил плечи и, здорово прихрамывая на левую ногу, зашагал вперёд.

В это время в парке всегда было малолюдно. Вот и сегодня по дорожкам гуляли всего парочка мамаш с колясками да стайка нахохленных малолетних гопников тоскливо провожала редких гуляк грустными взглядами. Я поёжился, снова почувствовав себя в салоне удивительно уютной машины. Но это было уже потом. После моих тщетных попыток поговорить с бесом хотя бы по телефону. Он отделывался дежурными фразами. Создавалось впечатление, что парень действительно погружён в решение какой-то непосильной задачи. Что это была за теорема, я понял во время разговора с кешкиным отцом, на следующий день после нашего с бесом визита к следователям.

Похоже, он просто ждал, пока я появлюсь на улице. По-другому я объяснить произошедшее не смог. Когда я вышел из подъезда, чтобы пройтись до магазина за хлебом и чем покрепче, на глаза попалась уже знакомая «тиида». Автомобиль тут же разразился сигналом. Это было очевидное приглашение. Сердце стукнуло в рёбра, словно хотело убежать. Но я подошёл к авто со стороны водителя и остановился. Гильотина стекла опустилась, открывая немного отрешённое и хмурое лицо Бориса Михайловича. Семибратов-старший был при полном параде: костюм, галстук с золотым «крокодилом» и всё такое. Я в полном спокойствии сказал:

- Здравствуйте.

- Нам надо поговорить, Тимур Олегович, - голос у кешкиного отца был какой-то тусклый, словно надломленный. – Вы не против, если я приглашу вас в машину?

- Конечно, нет, - я пожал плечами, обошёл «тииду» и открыл пассажирскую дверцу. Нормально усесться в кресло было не так-то просто. Ощущения внутри были сродни тем, что мог бы испытывать шпагоглотатель – спина до боли прямая, руки на коленях, ни вздохнуть, ни охнуть. Борис Михайлович явно уловил моё состояние и не стал мучить неопределённостью. Просто сразу припечатал: