Таких оборотов речи я от него не ожидал. Но ещё большим сюрпризом для меня стали чуть насмешливые слова Гилярова в ответ:

- А я не могу тебе это позволить, мальчик.

Он что, спятил? В голове зазвенел тревожный колокольчик. Козырь же всегда начинал землю рыть, когда его называли малышом, мальчиком или ребёнком. Тимур властно положил руку на моё левое плечо и спросил, повернув ко мне какое-то даже одухотворённое лицо со смешинками в глубине глаз:

- Подождёшь в сторонке?

- Вот борзый! – гопник опешил от такой наглости. Его сявки что-то согласно пробухтели. Мимо нашей тёплой компании шустро пролетела какая-то мамочка с мелким карапузом в кильватере. Её испуганный взгляд мельком скользнул по живописной картине и стёк в сторону, деловито изображая равнодушие, под которым ойкнуло самосохранение. Я усмехнулся и на каком-то хрустальном тёплом чувстве нагло припал к губам Гилярова. Потому что знал – ни за чью спину прятаться не буду. Рядом с ним любая гора станет ковриком, а любое море – ливнестоком. И это чувство заставило нас напряжённо уставиться друг другу в глаза. Карий взгляд Тимура настойчиво спрашивал: «Ты уверен?», а я лишь жмурился от удовольствия, отвечая: «Более чем». Руки Тима подхватили мою немаленькую тушку и крутанули под аккомпанемент его смеха. Я хлопнул его ладонью по макушке:

- Отпусти, громила!

- Не хочу, - прошептал он, ероша волосы на моём виске. - Вдруг опять передумаешь, бес.

- Дурак, - пробормотал я в ответ и ещё раз коснулся его губ своими. - Отпусти.

Почувствовав под ногами асфальт, я с усмешкой обхватил ладонями голову Гилярова, въерошив пальцами чёрные волосы:

- Что ты там ляпнул про подождать в сторонке? Ты забыл, что я тоже уличная шпана, Тим. Из песни слова не выкинешь.

- Но ты ещё слаб, - испортил момент Гиляров, но не сильно. Я нарочито проканючил:

- Но ты же защитишь бедного меня, солнце? А подножку и я могу вовремя подставить.

От нашей сумасшедшей наглости гопники превратились в сваи, стукнутые сваезабивательной машиной. Щёлкнула одна мировая секунда, вторая, третья. И пришедший в себя Козырь прокомментировал охрипшим голосом:

- Блядь, да вы чё, совсем охуели? Пацаны, гасим этих уёбков!

Он подался вперёд, но тут же отшатнулся потому, что под его ноги с весёлым звоном приземлился конец длинной мотоциклетной цепи, явно склёпанной из нескольких. Я чуть не икнул от неожиданности и метнул взгляд на того, в чьей руке находился другой конец страшенной штуки. Точнее, на ту. Нет, на тех… Звонкий голос одной из девушек прервал повисшую было тишину:

- От ож паны такие тороплявые. Мы малость уравняем шансы, шановны млади. Правда, сеструха?

- Истину глаголишь, сеструха, - отозвалась вторая, точная копия первой. Гопники стали похожи на обдутые созревшие одуванчики. И было от чего. Близняшки просто убивали своим внешним видом. Дикая помесь готичности и металлерного рокерства выносила мозг любому, кто это видел. На обеих девушках были чёрные берцы, кожаные штаны и косухи. Но что это были за косухи! Приталенные, явно перекроенные под девичьи фигуры, куртки просто выпячивали на показ груди обеих неформалок. Куски цепей, шипы и прочие радости жизни блестели по телам девиц вызывающе и нагло. Лица наших заступниц казались бледноватыми. Под левым глазом у хозяйки цепи чернела нарисованная слеза. На правой щеке второй багровела роспись оптического прицела. А ещё эти молодые дамы были стрижены почти под ноль. И ёжики у них были разного цвета. Владелица стального поводка для оборзевших гопников небрежно провела тонкой ладошкой по синей поросли на своей голове и сказала:

- Бачишь, сеструха, какие мы красные? Млады вже голоса потеряли.

- И не молви, сеструха, - отозвалась обладательница красного ёжика на макушке. – Мы ж с тобой неподражаемы.

Козырь сотоварищи успел технично удалиться от нас в окружении кодлы. И теперь величаво уплывал по дорожке в далёкие дали по делам, ведомым только ему. Я спросил у нежданных защитниц:

- Вы кто?

Девицы жизнерадостно заулыбались, и синеволосая протянула руку:

- Будем знакомы. Алекта.

- Ева, - присоединилась к сестре вторая. Мы с Тимуром пощупали тонкие ладони и назвали себя. Алекта глянула вслед кодле, поморщилась и спросила:

- А чего этим гопорям надо было от таких красных младов?

- Геев не любят? – надула чёрные губки Ева. – Здесь как медвежий угол, право слово. Говорила я тебе, сеструха, надо в Германию ехать на практику.

Тимур поинтересовался:

- А вы откуда такие красивые?

- Из Венгрии, - дружелюбно ответила не менее черногубая Алекта. Я ещё раз пробежался взглядом по близняшкам. И обратил внимание, что ни у одной из них нет пирсинга. И не смог удержаться, чтобы не спросить об этом. Ева нарочито медленно потянулась, захрустев кожаной амуницией, пышущей жаром от солнца, и, с большим интересом заглянув мне в глаза, сказала:

- Так мы же не мазо, млад.

- Мы любим причинять боль, а не терпеть, - улыбнулась Алекта. Тимур немного настороженно спросил:

- Почему вы заступились за нас?

- А як же, - без притворства удивилась Ева. Её сестра звякнула цепью и принялась её сматывать:

– То не дело, таким храпом на меньший народ переть. Где таковое видано?

- А вы неплохо говорите по-русски, - подытожил я. Эти два чуда заулыбались ещё лучезарней, напугав пацана на самокате, проезжавшего мимо по дорожке. Тимур, наконец, расслабился и нагло сграбастал меня к себе. Это было так классно, что я чуть не заурчал от его тепла. Девчонки засмеялись, и Алекта предложила:

- Хочу сладкого, сеструха. Идём?

- А пошли, - согласилась Ева, глядя на свою двойняшку искрящимися глазами. Потом глянула на нас:

– Лясы потреплем, млады? Вы парни боевитые, по мордам видно.

Пока стояли в очереди за мороженым, а потом поглощали его в тени разлапистого кедра, затесавшегося в парковые насаждения, познакомились поближе. Сёстры действительно приехали из Венгрии. И занесло их на Дальний Восток от того, что у обеих шило в одном месте шевелилось. Волонтёрки они оказались. Мы с Тимуром сначала даже не поверили. Но они на полной серьёзе предъявили нам временные удостоверения городской социальной службы. Оказалось, что их определили обслуживать каких-то бабушек на дому. Продукты принести, за лекарствами сбегать, и всё такое. Вот только бабушки попадались почему-то все как одна проблемные. От которых наши соцработники чуть не выли. А сёстры отбивали у бабушек всё желание трепать нервы. Стоило одной из них появиться на пороге.

Всё время, пока мы с девицами болтались по парку, я не отпускал руку Тимура, а он то и дело пожимал мои пальцы. И майское солнце, склоняясь на вечер, добродушно пригревало сверху, мечтая о чём-то своём. А в моей голове больше не было странных мыслей. Родители и недородители, гараж, брат, киллеры? Что ж, это всё часть моей жизни. Разве плохо, когда она так богата? А проблемы… Буду думать о них лицом к лицу. Добро пожаловать в себя, что ли?

========== Отсчёт 0. ==========

Лучший способ вылезти из болота депрессняка - сесть за комп и начать писать. Спасибо за терпение.

19:45

Бухта, на берегу которой стоял наш город, была по весеннему сине-зелёно-серой, словно сама не могла решить, какого же цвета ей быть, встречая близкое лето. Бодрый пронзительно-синий вечер окружал нас чистой прозрачностью майского воздуха. И, как ни странно для такого времени, высокая гряда, по которой тянулась наша главная дорога, была пуста от любителей пройтись по видовым площадкам. Врезанная в сопки дорога тянулась довольно извилистой лентой, соединяя распадки соседних городских микрорайонов. И на протяжении двух километров склона рядом с трассой были обустроены пять обзорных площадок, с которых любой зевака мог полюбоваться видом на море. За безмятежной изогнутой бухтой, обросшей портовыми кранами, открывался рейд, на котором ждали своей очереди подойти к причалам десятки судов морского и океанского класса. А за искрящимся в лучах вечернего солнца простором открывался безумный вид, всегда заставлявший меня стоять на месте, молча впитывая ту энергетику, без которой не сможет существовать никто вдали от моря, если ему повезло родиться под плеск волн и крики чаек. Вот и сейчас я замер, вбирая взглядом бескрайнюю даль, способную в одночасье грозно исказить горизонт громадными волнами тайфуна, а ещё через час снова ласково шептать ветерками всякую глупость, от которой щемит сердце. И Тимур, и девчонки – замерли все. Не знаю, кто кому навязался, но мы всё ещё проводили время с неформалками из Венгрии. И я не мог не показать им эту картину, открывавшуюся с городских видовых. Даже если они уже всё это видели. Потому что по-настоящему проникнуться всем этим можно только в компании людей, для которых жить во всём этом – так же естественно, как для деревенского выпивать каждое утро кружку тёплого молока, пахнущего травой и чуть-чуть хлевом.