- Придурок, - не смог не ответить я.
- Я рад, что тебе понравилось, - в голосе Гилярова забулькал смех, но потом он стал серьёзным:
- Следак сказал что-то про твои семейные тайны. Ты знаешь, о чём он? Типа покушение было ожидаемое. И ещё будут, наверное. Потому и охрану поставил.
И о чём это он? Я недоумённо приподнялся на локтях и уставился на санитара. Тот лежал лицом ко мне, подперев голову рукой. И как-то странно смотрел. Словно чертил на моей тушке мясницкую разметку. Я поёжился и пробормотал:
- Не знаю, о чём ты.
- Просто всё очень странно. Только ты вышел из своего коматоза, как тут же тебя попытались зарезать. Жаль, конечно, крокодильщика, классный был дядька. Но пришли-то за тобой. Там должен был спать ты.
От этих слов мороз прошёл по коже. А ведь верно. И копы на это намекали, когда допрашивали. А следователь потом вообще задавал странные вопросы про родителей. Типа, что было необычного, то да сё. Словно я эти полтора года не в нирване был, а жил нормальной жизнью уличного шпанюка. Я счёл нужным ответить:
- В провидцы не записывался. Откуда мне знать, что там да как изменилось за это время. Раньше ничего такого не было и в помине. Папа – предприниматель, у него пара хозяйственных лавочек. А мама – в соцзащите заместитель директора филиала. Вечно у них времени на меня не было. Уйди, не мешай, займись своими делами и всё такое. А сейчас прям танцы вокруг меня. Словно я новогодняя ёлка, а они на утреннике. Ещё, небось, подарка от меня ждут. Благодарностей.
- Ну ты и бука, бес. А своей головой подумать? – в голосе Тимура мелькнуло что-то, вызвавшее оторопь, - Вот все вы такие, пацаны, да и девки. Только требовать можете, а чтобы самим что-то сделать, помочь родителям, которые вкалывают на ваши шмотки, крутые телефоны и прочую лабуду… Так хрен дождёшься. А потом ещё и в обиды впадаете. Ах, не дали, ах, не поняли, ах, обидели. А за что вам всё это давать? За красивые глаза и постоянный вынос мозга?
- О, понеслась, - огрызнулся я, понимая, что Гиляров по сути прав.
- Да нет, скорее тормознулась, - вздохнул Тимур, - Чего-то меня понесло не в ту степь. Учить тебя – только портить, красавец мой «спящий». И вот за что я в тебя такой влюблённый?
У меня перехватило дыхание. Что он сказал? Да ну на хрен… Шутка, конечно же, шутка. Я облегчённо выдохнул, а потом ответил:
- Не твой! Не был и не буду.
- Мечтай, мечтай, - хохотнул Тимур, - Куда ты денешься? А то я не знаю, как ты замираешь от моих касаний.
И тут меня закусило. Чего он себе навоображал? Аж в груди потяжелело. Я подорвался с кровати и в ярости прошипел:
- А если нет, то что? Прирежешь меня, как Макса?
Гиляров вскочил с кровати, в два шага оказался возле меня, и его пальцы капканами сдавили мои плечи. Он прорычал, вбивая в меня тяжёлый взгляд:
- Что ты сказал?
И, хотя в груди у меня мгновенно возник ледяной ёж страха, губы сами выдали новую фразу, вгоняя гвоздь в крышку моего гроба:
- Что слышал! Я всё видел! Это ты заходил в палату ночью!
- Ты что несёшь? – из глаз Гилярова исчез холод, но взамен ничего не появилось. И это напугало меня ещё больше. Санитар бесстрастно спросил:
- Копам рассказал, что видел?
- Нет! – прошипел я и дёрнулся, чувствуя, что руки сейчас буквально отвалятся, - Отпусти, больно!
Тимур разжал пальцы, вернулся к своей кровати и ровным таким голосом, словно читал заученный текст, сказал:
- Зря не рассказал.
- И что? – меня несло в большие проблемы, но удержаться никак не мог, слова сами рвались наружу. – Такого доброго и хорошего сдать? Лапочку милого с ножиком в злые лапы полиции отправить?
- Да хотя бы и так, - ответил Тимур и уселся на кровать. Голос у него был ровный-ровный, словно отглаженная скатерть в доме умалишённой хозяйки. Гиляров тяжело повёл плечами и сказал:
- Как заговорил. Обвиняешь, весь такой правильный. С чего ты взял, что это был я? Лицо видел? Или свечку держал? А может, помогал? Ты же у нас специалист по истязаниям. Знаешь, что, кому и как сделать. Талант.
Меня словно ошпарило. Это был удар под дых. Стало невыносимо горько во рту. Где-то в голове появился звон, даже скорее – писк, похожий на комариный.
Мы с Ромиком нашли какую-то старую верёвку и крепко обмотали Белову ноги и руки. Причём локти Облом посоветовал свести за спиной – для надёжности. Гомосек застонал и что-то пробормотал разбитыми губами. А потом в полный голос добавил:
- Суки! Тронете Митьку, вам не жить!
Облом заржал от удовольствия, потом сказал:
- Это мы ещё посмотрим, кому тут не жить, пидарочек. Это мы ещё посмотрим.
Он закурил последнюю сигарету из пачки, смял картонную коробочку и швырнул в ведро у дверей гаража:
- Это мы ещё посмотрим. Надо бы тебе рот залепить, чтобы не орал. Куцый, скотч есть?
Ромик с готовностью извлёк из ящика обшарпанного верстака бобину прозрачной ленты. Облом деловито оторвал кусок широкого липкого скотча и присел возле Белова. Тот волком зыркнул из-под бровей. И Димка с воплем отлетел почти на два метра – Серый впечатал ему связанными ногами прямо в лицо. Облом взревел:
- Убью, паскуда!
Но Куцый схватил Облома руками в замок, заорав:
- Стой, блядь! Не сейчас и не здесь! Нахуй мне тут решать кого-то! Совсем охуел?!
Я же взял в руку кусок арматуры, стоявшей в углу гаража, подошёл к Белову и сказал:
- Ещё раз дёрнешься, и я тебе эту хрень в жопу вставлю. Так, что из глотки вылезет. Понял?
Не надо… Только не снова… Судорогой скрутило всё тело. Меня затрясло. Какие-то бессвязные слова ринулись с губ в ночь. Какая же я мразь… Прости, Серенький. Господи, простите меня. Больше никогда. Как хочется спать. Но эта проклятая тряска… Можно, я посплю? Ну, пожалуйста. Не надо меня так швырять из стороны в сторону. Тимур? А ему опять чего надо? Ещё не всё сказал? Какой ты всё-таки гад… Милый монстр. Что у тебя с глазами? И зачем так трясти? Что ты сказал?
- Кешка, не надо! Прости меня! Мальчик мой, прости мой дурной язык!
За что ты просишь прощения? Ведь всё правда… Я тварь, каких поискать. Не трогай меня, испачкаешься. Конечно, ты не мог сделать что-то плохое. А я мог, и сделал. Не трогай меня.
В голове словно повернули выключатель. Отпустило так же внезапно, как и навалилось. А Тимур продолжал держать меня, крепко прижав к себе, и раскачивался. Это было до безобразия уютно. И правильно. Но я не достоин тебя, Гиляров. Ещё минуточку, и всё. Да, всего пару секунд. Раз, два, три. Я вырвался из его рук и прошептал, глядя в темноту палаты:
- Не трогай меня.
Тимур каменно отшатнулся, словно тараном сдвинули. Правильно, не пачкайся, санитар.
- Такую тварь, как я, нельзя жалеть.
Гиляров словно опомнился, сгрёб меня к себе и зашептал на ухо горячим ветром:
- Не смей так говорить. Ещё раз услышу, побью на хрен!
Огромное стадо разнокалиберных мурашек побежало по телу, внутри всё стало мягким как пух и невесомо-тёплым. Тимур пошевелился и разжал руки. Похоже, собрался к себе в постель. И я судорожно вывернулся, чтобы вцепиться руками в него, такого своего и такого, как оказалось, ранимого. Проник руками под мышками, сцепил пальцы на спине и буквально прилип к обнажённой груди. Плевать, что сам в одних трусах, на всё плевать. Не отпущу никуда. Я без него не смогу проснуться. Понимание этого само сорвало с языка нужные слова:
- Не уходи. Не бросай.
- Тише, мой хороший. Не уйду. Ты мой бес, - в его голосе даже какая-то растерянность. – Я не отдам тебя никаким кошмарам, малыш. Давай-ка спать ложиться. Всё будет хорошо.
Мы рухнули на постель. Выпустить его из кольца рук было выше моих сил. Я лежал практически на нём и чувствовал тепло. Тимур натянул на нас простыню, и уже под ней его ладони шершаво скользнули по моей спине, вызвав невольный стон. Он осторожно потрепал меня по волосам и прошептал:
- Я здесь, ничего не бойся. Всё будет хорошо. Вот увидишь.
Так я и уснул, лёжа щекой на его груди, под размеренное дыхание и стук сердца, разгоняющий даже самые сильные страхи. Вот только какого чёрта одна из его рук успела перекочевать на мою задницу? Вот же гад извращенский. Ну и ладно. Тебе можно. Здесь и сейчас – тебе можно всё.
