– В 11.30. Едем до Питера
– Ну что же, доброго вам пути, – кивнул начальник патруля. – Только не вздумайте бузить. Понятно?
– Как можно? – раздалось сразу же несколько голосов. – Обижаете, товарищ капитан!
– Вас обидишь, – хмыкнул офицер, и вся тройка последовала дальше.
Ой, где был я вчера – не найду днем с огнем!
Только помню, что стены – с обоями,
И осталось лицо – и побои на нем,
Ну куда теперь выйти с побоями!
прохрипел очередной куплет бард, все, снова уселись на скамейку и продолжили столь интересную тему.
А спустя полчаса из города на очередном автобусе подъехали довольные «гонцы», с изрядно располневшим «сидором», в расположенном неподалеку киоске моряки купили два пакета горячих чебуреков, и зажатые в их руках бутылки, глухо звякнули друг о друга.
– Ну че, айда на вокзал? – предложил усатый крепыш, когда вино было выпито, а чебуреки съедены. – Людей посмотрим, себя покажем.
– Айда, – заухмылялись парни. – Хорошо все-таки на гражданке!
Вокзал встретил их многолюдьем, гнусавым лаем репродуктора, сообщавшим о прибытии очередного поезда и бестолковой суетой пассажиров.
– Да, братва, – критически оглядел людской муравейник главный старшина.
– Никакого порядка. И строем никто не ходит.
Между тем военных кругом значительно прибавилось.
В разных местах, блестя золотом нашивок, шевронов и жетонами за воинские отличия, с независимым видом стояли группы увольняемых в запас.
Кого тут только не было.
Рядовые, ефрейторы и сержанты с черными, голубыми и красными погонами, пограничники в зеленых фуражках и со здоровенной овчаркой в наморднике, моряки в широченных клешах и сдвинутых на затылок бескозырках.
Между ними неспешно дефилировали многочисленные патрули, время от времени в толпе возникали милицейские наряды, а у торцевой стены вокзала стоял укрытый тентом военный грузовик, в кузове которого скучал взвод десантников.
– Солидно, однако, нас провожают, – значительно изрек Паганель. – Ну да ничего, в поезде повеселимся.
Внезапно на перроне возник какой-то шум, крики, и сопящий патруль проволок в сторону двери с табличкой «военный комендант», двух упирающихся, похожих на елочные игрушки солдат.
…врагу не сдается наш гордый «Варяг»!
Па-ащады, никто не жела-а-ает!!
пьяно орали те и пытались вырваться.
– М-да, – переглянулись моряки. – Эти уже приехали.
– Поезд Мурманск – Ленинград подается на первый перрон! Нумерация вагонов с головы состава! – металлически пробубнили репродукторы.
Вслед за этим в дальнем переплетении блестящих рельс возник зеленый локомотив, за ним длинная змея вагонов, все это плавно вкатило на перрон и, лязгнув сцепками, остановилось.
– Ну что, братва? – Карета подана, айда на погрузку, – первым взял свой чемодан главный старшина, и вся компания широко зашагала в голову состава.
– Трет-тий? – поинтересовался у стоящей перед открытой дверью одного из вагонов молоденькой проводницы Айво.
– Третий, – улыбнулась та. – Ой, сколько вас много!
– И все холостые, – подмигнул девушке крепыш с гитарой. – Меня, кстати, зовут Вова.
– А его жену, Света, – наклонился к проводнице Паганель, и все весело заржали.
Спустя минуту моряки дружно затопали по светлому линолеуму вагона и по – хозяйски разместились в двух средних плацкартах.
– Да, давненько я не ездил в поездах, – усевшись у окна, раздернул закрывавшую его шторку главный старшина. – А кубрик ничего, как у нас на «коробке»[1].
Вскоре вагон наполнился многочисленными отъезжающими, проводница прошла по проходу и выпроводила провожающих, затем впереди пропел гудок, и по составу прокатился лязг сцепок.
В то же самое мгновение из вокзальных репродукторов грянул «Марш славянки», за окнами медленно, а потом, все убыстряясь, поплыл перрон.
– Ну, вот и все, – вздохнул кто-то из парней. – Поехали.
Спустя непродолжительное время, гремя колесами на стрелках, поезд вынесся на окраину, и сбоку, сливаясь с туманным горизонтом, возникла часть залитого солнцем Кольского залива.
– Прощай Флот! – заорали прильнув к открытым окнам моряки и замахали бескозырками.
– Прощай..!
Им в лица бил ветер. Соленый и почему-то влажный.
«Верхняя вахта»
– Третьей смене верхневахтенных приготовиться к заступлению! – пробубнил по лодке голос из «каштана».
Сладко зевнув, матрос-первогодок Витька Печенкин сбросил с себя дрему, которая навалилась на него после ужина, открыл дверцу платяного шкафчика и, что-то недовольно бурча под нос, стал облачаться в необходимые атрибуты.
Для начала он натянул поверх синего «РБ»[2] стеганые ватные брюки и водолазный свитер, затем шерстяные носки и, обернув ступню каждой ноги пошарканной в руках газетой «На страже Заполярья», кряхтя обул морские яловые сапоги с медным подбоем.
Потом несколько раз притопнул ими по линолеуму палубы, удовлетворенно крякнул и напялил на себя мягкую, пахнущую овчиной хромовую канадку, а на стриженую под ноль башку черную, с рубиновой звездочкой, матросскую шапку.
После этого Витька с завистью взглянул наверх, где за задвинутой шторкой, на своей койке сладко посапывал его сменщик и, вздохнув, откатил в сторону дверь каюты.
Четыре часа верхней вахты его не радовали, но что делать, такова участь всякого молодого, или как говорят, «карася», на Северном флоте.
Согласно неписанному закону, всякий прибывающий из учебного отряда матрос, в течение максимально короткого времени обязан сдать экзамен на самоуправление боевым постом, после чего он становится полноправным членом экипажа и получает свои законные «морские»[3].
До этого же молодого жучат и в хвост и в гриву, используя как дармовую тягловую силу, гоняют в различные береговые наряды, а для осознания своей никчемности всенепременно ставят на верхнюю вахту.
Налицо не дающая осечек военная аксиома: не можешь – научим, не хочешь – заставим.
Миновав ряд отсеков, похожий в своих одежках на пингвина, Печенкин задраил за собой очередной люк и, сопя, стал подниматься по наклонному трапу в центральный пост.
За то время, которое он находился на корабле, Витька немного пообвык в его бесконечных лабиринтах до предела насыщенных плодами технического прогресса, но центральный пост, бывший сосредоточением всего, внушал ему едва ли не священный трепет.
В период нахождения в учебном отряде, в числе других курсантов, Печенкину доводилось бывать на подводных лодках базирующейся рядом бригады, где их знакомили с устройством субмарин.
Но то были корабли второго поколения – с дизельными энергетическими установками, ограниченной дальностью плавания и временем нахождения под водой.
Крейсер же, на который попал служить Витька относился к последнему, имел ядерную силовую установку, был вооружен шестнадцатью межконтинентальными баллистическими ракетами и мог оперировать в любой точке Мирового океана.
– Прошу разрешения в центральный! – сглотнув слюну, осторожно ступил Печенкин на матово блестящий линолеум и в очередной раз удивился тому, что увидел.
Вокруг, в легком полумраке, холодно сияли всевозможные экраны, пульты и приборы, отсвечивали хром и бронза многочисленных вентилей, маховиков и манипуляторов, змеились хитросплетения кабельных трасс и трубопроводов, а в самых разных местах таинственно мерцали сигнальные лампочки и мнемосхемы.
– Попробуй, – благодушно кивнул черной пилоткой сидящий в командирском кресле дежурный по кораблю с повязкой «РЦЫ» на рукаве куртки, а листающий какой-то формуляр помощник с интересом уставился на матроса.
