– Хреновые,– закивал Филя.

– Вывод?

– Вырывать ухи нельзя,– сориентировался «Троян».– Лучше на диету, в клетку с кошкой. Я ее лаем до инсульта сначала доведу, потом ухи ейные вырву.

– Соображаешь, почти как взрослый,– одобрительно погладил Сергей «Трояна» по головке.– Лети, разведка, поищи этого «отморозка» Алоиза. По пивным пошныряй. Их в Вене много и в любой дешевой он может околачиваться сейчас,– Филя выскочил пулей из его кулака и пропал, метнувшись за угол.

Михаил проводил взглядом «Трояна» и предложил: – Давай, пошлем посыльного к этому «эфиопу» с письмом. Вложим в него копию с завещания и вернемся в квартиру. Быстрее начнем разбираться, скорее домой вернемся.

– Какую копию? Он же потребует тогда все?

– Я текст слегка поправил. Зря что ли тут пятно на площадке. Я бы и не пошел тогда сюда. Вернулся бы в гостиницу к Джеку. На завтра бы все перенес. Тоскливо тут что-то. Пора и честь знать. Душе-приказчиками нас с тобой вписал и суммы все, взятые в кредит, оформил, как взятые на сохранность. Могу с этих «лохов» плату потребовать за хранение. В «нотариалке» тоже все подправил. Кстати, мэтр Пульман нотариус-то. И знаешь, почему молчит?

– Почему?

– Забыл. Он ведь /Фриц/ пока в академии учился на юриста, ужасным был забиякой и пьяницей. Его во всех злачных местах Вены знают. Родитель ему оставил место хлебное, но не лежит у парня сердце к этой сфере человеческой деятельности. Ему бы конюшню завести и лошадей тренировать. Вот это по нему. Любит парень скачки.

– Посоветуй. Но что-то я не въезжаю. Как можно забыть о завещании?

– Обыкновенно. Герр Франкенберг «заколебал» всех нотариусов в радиусе двадцати миль, своими завещаниями. Менял и их, и текст каждые два месяца. Вот и не идет ни кто. Пока наследники не обратятся. Тогда хоть все заявятся и начнут сличать даты. Он ведь – гусь лапчатый и не отзывал иногда прежние свои пожелания. Вызывал новенького «ярыжку» и сочинял ему версию очередную, совершенно не похожую на предыдущие. Это что-то вроде спорта было у банкира покойного. Посылай за Эммануилом, а я за плотником пошлю. Пусть засов с двери переставит во внутрь. Не дверь, а позор,– Мальчишек, пожелавших сбегать за Эммануилом и плотником, нашли, не отходя от парадного подъезда. Они носились по переулку стайками, босые и горластые. Воспользовались методикой фрау Франкенберг, оплачивая авансом половину дистанции. Первым заявился, конечно же, плотник с ящиком деревянным и молча, приняв десять гульденов, за пять минут перевесил засов. Даже смазал его дегтем и ушел, подкручивая пушистые усы. Вообще мужская часть населения Вены условно уже была поделена парнями на тех, у кого есть усы «а ля Император», и на тех, у кого они еще до таких размеров по каким-то причинам не успели отрасти. Встречались образцы просто великолепные. Сам Император увидев, от зависти бы сдох. Лихо закрученные усищи, переходили в бакенбарды, уносящиеся вихрями за уши, торчали в стороны как у мартовских котов и свисали вниз по бритым подбородкам, уползая опять же за уши, но по скулам. Вена демонстрировала преданность династии. Оделась в усы, как в форму. Безусый чиновник в эпоху Франца-Иосифа в Австрии – это все равно, что безбровый – в эпоху Брежнева в СССР.

– Эммануил, наверняка, торчит у черного входа. Зря, что ли он гуталин извел? Пошли. Здесь он точно не появится,– Михаил, поймал за рукав, пробегающего мимо очередного мальчишку и сунув ему монетку, послал за Фрицем Пульманом.

– В 6-ю квартиру и немедленно, с завещанием герра Франкенберга от этого месяца. Скажешь, что опекунский совет вызывает. Попечители и душеприказчики. Бегом пусть бежит. И ты беги, что уставился?

– Герр офицер, меня папаня в другую сторону отправил. А нотариус мэтр Пульман эвон где. Это совсем в другую сторону.

– Папаша зачем послал?

– Известно зачем,– мальчишка потер левую босую ногу о трепанную правую штанину и шмыгнул носом.– За хлебом… в трактир.

– За час не умрет твой папаня без «хлеба трактирного»?

– Не. Вытерпит,– согласился мальчишка. – Если через десять минут нотариус будет у нас, то получишь мешок муки и новые штаны с курткой и сапогами,– пообещал Михаил.

– Честное благородное, герр офицер?– мальчишка заплясал на месте.

– Честное, клянусь усами кайзера Вильгельма, чтоб им облезть,– сплюнул Михаил на булыжники.

Мальчишка так резво взял старт с места, что караульные по сравнению с ним вспомнились парням черепахами.

– Муку не забудь мешок прямо сейчас сделать здесь. Там в квартире я что-то запасов продуктов не наблюдал,– посоветовал Сергей.

– Ага, сейчас. Сделай и волоки что ли?– Михаил поймал очередного сорванца и послал в бакалейную лавку.

– Бакалейшика, вон из той лавки сюда, ко мне в 6-ю,– скомандовал он и тот кивнул, сжав в кулачке медяк. Еще двоих он заслал к галантерейщику и сапожнику.

Эммануила на площадке третьего этажа черной лестницы не оказалось. Он благоразумно поднялся до самого чердака и выглядывал оттуда, приоткрыв щелястую чердачную дверь, прикинувшись любопытным трубочистом, проходящим мимо.

Увидев двух мужчин в мундирах он юркнул за дверь, чем-то ее блокируя по привычке и пришлось его долго убеждать, что они его не заманили в ловушку, а напротив хотят обрадовать подлинными документами. Кстати появившийся нотариус, сопровождаемый местным «Гаврошем», подтвердил их слова, и Эммануил высунул лицо прогуталиненное на всеобщее обозрение.

– Герр Франкенберг, спуститесь, приведите себя в порядок и приступим к оглашению воли посмертной вашего батюшки,– Фриц Пульман ободряюще потрепал Эммануила по плечу, перепачкав при этом ладонь так, что даже крякнул с досадой и первым помчался на поиски кадки с водой. Вода на кухне нашлась, целая бадья и Эммануил с Фрицем принялись отмываться. Эммануил от гуталина и голубиного помета, а Фриц от Эммануила.

Пока наследник и нотариус приводили себя в порядок, Михаил с Сергеем с парадной лестницы принимали первых посетителей. Бакалейщика, галантерейщика и сапожника.

– Мальчишку одеть, обуть и выдать мешок муки,– распорядился Михаил.– Счета сюда. Тебя как звать-то, дитя подворотен?

– Шульц!– мальчишка посверкивал сообразительными глазенками.– А одежду я сам могу выбрать?– тут же проявил он сметливость.

– Выбирай, что хочешь, из того что увидишь,– разрешил Михаил и сунул ему свою визитную карточку с именем.– Вот возьми, дефективный, на память. Вам все ясно, господа коммерсанты?– Повернулся он к стоящим в угодливых позах торгашам.

– Папаша этого Шульца-младшего, Шульц-старший все одно пропьет одежку-то. Он тут всем в переулке должен,– посетовал сочувственно сапожник в переднике.

– Пошлите за ним, пусть явится за мукой и сюда заглянет. Сначала ко мне, потом вот с такой карточкой за мукой. Без нее не выдавать. Сегодня, господа коммерсанты, эта визитка стоит ровно столько, сколько по ней отпущено товара. Кредит не ограничен. Советую открыть кладовые. Сегодня их выметут подчистую. Чего нет у вас, найдем в других лавках. Свободны, господа,– коммерсанты побежали в лавки, чуть ли не на руках унося своего первого эксклюзивного клиента, с визитной карточкой Михаила. Мальчишка вцепился левой рукой в сапожника, правой в бакалейщика, визитку зажав в зубах.

Через час у дверей в квартиру №6 стояла толпа народа разных возрастов, пола, вероисповедания и социального статуса. Проще всего было разобраться с караульными, которые претендовали на незначительные суммы и получили их тут же у дверей, предъявив оповещенных кредиторов.

Впустив в квартиру кредиторов и предупредив их, что квартира продана и уже не является собственностью вдовы усопшего банкира, парни отдали им на «растерзание» Пульмана с идиотским совершенно текстом завещания, который его огласил и поздравил с возвращением денежных средств. Кредиторы искренне радовались тому, что им тут же было выдано под расписку счастливым наследником.

– Леди и джентльмены!– кричал радостно Эммануил, раскупоривая очередную бутылку французского шампанского и выстреливая пробкой уже в не принадлежащий его семье потолок.– Прошу, леди и джентльмены,– леди присутствовала здесь в единственном числе – та самая «клушка в перьях». Получившая свои кровные, она несколько успокоилась, но перья на ее шляпе топорщились по-прежнему скандально.