– Матильдочка, душенька!– лез к ней с поцелуями дружескими совершенно пьяный Эммануил.

– Уберите от меня это свинство,– возмущалась Матильда, отталкивая его от своей пышной талии.

И в этой непринужденной обстановке, всеобщего согласия и временного перемирия, квартира № 6-ть постепенно освобождаясь от буржуа, наполнялась пролетариатом. Сначала люди, самого подлого звания, толпились в прихожей и на лестнице, потом подталкиваемые сзади, оккупировали гостиную. Люди стояли плотной стеной и ждали. Ждали визитку с именем «Михаэль». Получали, грубо благодарили и уходили на кухню, чтобы покинуть квартиру через черный ход. Выйти обратно через парадный, никакой возможности не было. В подъезде в буквальном смысле «яблоку негде было упасть». И если в квартире пришедшие пролетарии вели себя тихо, то на площадке они как в поэме Маяковского, орали и «острее бритвы крыли друг друга при этом».

И эту «железную», но вовсе не «желанную» бурю, прекратил Сергей. Выйдя на площадку с трудом превеликим, впору было надевать «Завесу», он рявкнул, перекрывая рев рвущихся за материальной помощью.

– Всем заткнуться!– Люди замолчали, вытянув по гусиному шеи. И он уже нормальным голосом пояснил, что визиток хватит всем «поэтому, господа пролетарии, прекратите орать».

– Герр офицер, там весь переулок битком,– простонал кто-то.– Ближние лавочки уже раскуплены и на соседних улочках тоже. Мы беспокоимся – хватит ли товаров у торгашей.

– Вы главное смотрите, чтобы они вам списывали недоимки, и цены не заламывали в три дорога. Не отоваритесь сегодня, отоваритесь завтра,– успокоил Сергей массы и, вернувшись в квартиру, оплатил принесенные приказчиками и хозяевами лавок, очередные несколько тысяч гульденов.

Уже примчались приказчики с Аувинкеля и Беккерштрассе, чтобы проверить платежеспособность герра Михаэля. Убедившись, раскланялись и помчались на пролетках обратно, чтобы обрадовать хозяев ажиотажным спросом. Кое-кто из пролетариев попытался затариться спиртным и, войдя в сговор с хозяевами лавок попросту мошенничал ничего не взяв, а тупо продав визитку торгашу за пол стоимости. Однако, такие визитки почему-то вываливались из общей кучки, предъявленных к оплате, и на них появлялось имя получателя.

– Это к оплате не принимаем,– тут же отметал их Сергей,– и так свирепо при этом смотрел на очередного приказчика или лавочника, что они не решались оспаривать принятое решение.

– Оплачиваем только реальные товары и именно первой необходимости. А вот это что?..– Сергей совал в нос торговцу «спалившуюся» визитку.– Это двести гульденов, поделенных пополам и ничем не обеспеченных. Поздравляю, герр Штамм, вы облапошили самого себя. Слух о том, что визитки имеют странное свойство фиксировать недобросовестные сделки, разнесся по окрестностям со скоростью телеграфа, и приносить такие перестали.

А народ все шел и шел до позднего вечера, и даже когда выдача бумажек была прекращена до утра, не разошелся, а устроил в переулке ночные посиделки. Благо, что ночи летние в Вене теплые и короткие.

– Мы тут, что месяц собираемся сидеть? Вся Вена сбежалась, цены уже на сто процентов из-за повышения спроса поднялись. Необеспеченная товаром денежная масса на руках у населения порождает что? Инфляцию! Миха, мы выдали уже несколько тысяч этих картонок. Сколько их там еще у тебя в загашнике?

– Тысяч десять еще. Завтра раздадим и лавочку прикроем.

– Если жандармы не прикроют,– предсказал Сергей.– Странно, что они еще до сих пор не заявились.

– Договоримся. Включай дубликатор и печатай гульдены. Франкенберговские уже кончились. Их там и было-то…

– Фальшивомонетничеством решил заняться?

– Нет. Настоящие будем выпускать. Сейчас серии и номера отслежу в Центральном банке и вперед.

Михаил вышел на площадку и его сразу обступили сидящие на ступеньках люди. Задавали вопросы и мешали сосредоточиться. Вернулся он недовольный и, махнув рукой в угол прихожей, заявил:

– Все, бумагу больше не тиражируем вообще никакую, будем выдавать талеры серебряные. Монеты в руки и толкучки сразу станет меньше. Кто-то отложит на черный день, кто-то пропьет, а казне только польза. Запустим пару миллионов за упокой души покойного банкира. К нему пусть власти и претензии предъявляют,– не поленился выйти еще раз и спуститься на первый этаж. Там опять успокоил людей, заявив, что с утра будет продолжена выдача «милостыни» по воле усопшего и при этом так «щелкал перстами», что люди сразу поверили и успокоились.

Весь следующий день Сергей сидел на мешках с талерами и сыпал их в руки мимо проходящим нищим классам. Тут же пил кофе, курил и только по естественным надобностям отлучился несколько раз, усадив на свое место протрезвевшего Эммануила. Сунув ему под нос кулак, предупредил при этом: – Вернусь, возьму за ноги, тряхну, и все что не твое выпадет. Веришь?

– Верю,– кивнул бывший дворецкий.

– Молодец. По десять талеров в руки. Они уже расфасованы. Берешь столбик бумажный, суешь вот этот гроссбух и выдаешь в обмен на отпечаток пальца. Сверяйся с предыдущими отпечатками, чтобы не облапошили и дважды не получили. Понял, герр Франкенберг?

– Понял,– кивнул Эммануил и пока Сергей отсутствовал полчаса, успел выдать только десять талеров, скрупулезно сверяя грязный оттиск пальца со всеми предыдущими. В общем, просидел за сторожа, породив волну недовольства и ропот снизу.

По этой причине появившегося Сергей встретили радостно, чуть не кинувшись обнимать.

– Память плохая на капиллярные узоры, герр Франкенберг? Как же вы собираетесь заниматься банковским делом? С таким недостатком?– пристыженный Эммануил, ушел на цыпочках в бывший кабинет своего папочки, где его ждал Михаил и заставил рассказать все, что он знает о бумагах из ларца и прочем имуществе, похищенном из поместья экс-короля Франции.

– И где они? Браслеты, медальон и бумаги?

– Про бумаги мне ничего не известно, герр офицер. Браслеты при мне, а медальон я преподнес своему незаконнорожденному сыну Алоизу. Вчера. Мне что-то нужно было ему дать. Восемнадцать лет мальчику уже.

– И куда отправился ваш сынуля?

– Я дал ему рекомендательное письмо к барону Ротшильду, но там его вряд ли примут. Это был акт отчаяния с моей стороны и сын, наверное, уже получил от ворот поворот и скорее всего уехал в свою деревню.

– Думаете?

– Надеюсь,– скривился Эммануил.

– Но теперь-то у вас есть средства для того чтобы обеспечить его не только пустыми обещаниями. Что собираетесь предпринять?

– Поеду в Штронез, это под Деллерсхаймом, там у нас был свой дом. Хороший дом. Найду мальчика и помогу.

– Похвальное решение. Ну, что ж, в таком случае остается решить вопрос с браслетами. Это браслеты, которые принадлежали когда-то нашему семейству. Прадед привез из крестового похода. Стоят они сущие гроши, но память она ведь стоимости не имеет. Верно, герр Франкенберг?

– Полностью с вами согласен, герр Михаэль и готов уступить их вам за смешную сумму в сто тысяч талеров,– Эммануил робко взглянул на Михаила и, не увидев на его лице недовольства, уточнил.– За каждый.

– Тысячу за оба и считайте что вам повезло очень, потому что мы могли не найти завещание вашего батюшки и сейчас вы бежали бы быстрее собственного визга в сторону границы с Пруссией, герр Эммануил. Но клятвенно обещаю, остальную сумму внести в кружку пожертвований в первом же монастыре, который попадется на моем пути. Сто девяносто девять тысяч их обрадуют, думаю. А особенно вашего покойного батюшку, которому приходится сейчас не сладко.

– Мой батюшка был честнейший из банкиров в этом городе,– возразил Эммануил.– Он вернул все долги. Добавьте хоть тысяч десять, герр Михаэль. У вас мешки с талерами в прихожей, в них миллионы.

– Они нам не принадлежат. Увы, герр Франкеннберг, мы выполняем волю усопшего вашего батюшки. Это он распорядился выдать талеры неимущим.

– Мой папа был миллионер?– Эммануил так удивился, что выложив на стол браслеты, смел в саквояж тысячу талеров и, откланявшись, вышел, не задав более ни одного вопроса.