В памяти устройства — свобода Джагхеда и приговор Эндрюса. Запись началась с момента, как Бетти села в «лачетти» и закончилась лишь два часа назад. Нервная система Элис после прослушки треснула по швам. Слышать, как твой единственный ребенок, заходясь в истошных криках, молил изувера о пощаде стало для матери последней каплей. ЭфПи уложил неудержимо рыдающую жену в постель и силой заставил ее проглотить солидную дозу снотворного. Спустя двадцать минут лекарство подействовало и Элис забылась тяжелым сном, а в это время в дом Джонсов примчалась белая как мел Пенни, которой ЭфПи позвонил незадолго до истерики жены. Она забрала бесценную улику и без промедления отправилась в участок, наказав главе семейства держать язык за зубами. Джагхеду подробностей лучше не знать, иначе все его клятвы полетят к чертям, никакие снотворные не помогут. Прослушать файлы он уже не сможет, так что официальная версия — запись оборвалась на моменте признания Арчи в убийстве Реджи. Не за чем будить уснувшую ярость, последствия могут быть катастрофическими.
Прибыв в участок, ставший для Пенни вторым домом, она, по обычаю, без стука вломилась в кабинет шерифа и разговор в нем затянулся на долгие часы. Келлер, прослушав содержимое диктофона, побледнел, став похожим на выбеленную кость. От истошных криков, принадлежащих Бетти Купер, у мужчины оборвалось сердце. Даже шокирующее признание Эндрюса не вызвало у него столь мощной эмоциональной встряски. Дело об убийстве Реджи Мантла, принявшее неожиданный поворот, по праву станет для Тома Келлера самым тяжелым эпизодом за все годы службы.
На следующее утро Ривердэйл уже не сомневался в том, что Арчи Эндрюс — истинный убийца Реджи. Бетти Купер едва ли не ценой собственной жизни донесла людям горькую правду. В тот день на пороге ее палаты с охапкой белых роз нарисовалась никто иная, как Вероника Лодж. Одетая в чёрное строгое платье, в белом халате на острых плечиках, она, с безмерно виноватым видом, неуверенно топталась у двери. Джагхед, по обыкновению дежуривший у постели Купер, на короткий миг растерялся, но быстро взяв себя в руки, вежливо попросил девушку убраться восвояси. Вероника не ушла.
— Прости меня, Джагхед, — сказала она, глядя в горевшие неприязнью глаза. — Прости, что обвиняла тебя. Мне очень жаль. Мне стыдно за свое поведение… Я надеюсь, что вы с Бетти все же простите меня. Я ведь не знала. Никто не знал. Арчи… До сих пор не могу в это поверить. Боже, а ведь когда-то я любила его… Это ужасно.
Устав от слезливых извинений, Джагхед предельно учтиво намекнул об этом Веронике и та, хвала небесам, вымелась прочь, пообещав навестить Бетти после того, как сознание вернётся к ней. Слова Лодж нещадно резанули по живому. Шестой день. Никаких улучшений. Седьмой.
Да, идет седьмой день без Бетти.
***
За окном уже глубокий вечер, белые жалюзи на окнах опущены, и комната освещается неоновым светом люминесцентной лампы, закрепленной над кроватью.
Дверь в палату с негромким щелчком закрывается, и задремавший прямо на стуле Джагхед просыпается, резко дернувшись. Перед затуманенным от недосыпа взором появляется худенькая темноволосая девушка в сестринской униформе цвета небесной синевы. С интервалом в два часа Лидия Уорд, дежурная медсестра, наведывается в палату Бетти, и каждый раз картина неизменна— настырный лидер Саутсайдских Змей сидит у постели, терпеливо ожидая чуда, и пост свой покидать наотрез отказывается. Жаль только, чудеса эти случаются очень редко.
— Мистер Джонс, не мучайте вы себя, — с сочувствующим вздохом говорит она. — Мой вам совет — поезжайте домой и хорошенько выспитесь.
Пока Джаг усиленно терет заспанные глаза, изгоняя из них последние остатки сна, она уже внимательно изучает показания прикроватного монитора, попутно делая записи в медицинскую карту пациентки.
— Я в порядке, — наконец говорит Джагхед, разминая рукой затекшую от неудобной позы шею. — Уже выспался.
— Доктор Кларк скоро охрану на вас натравит, вот увидите.
Пропустив мимо ушей неявную угрозу, он придвигает стул ближе к кровати и нежно берет в руки маленькую горячую ладошку. Уже сутки у Бетти держится высокая температура. Типичный симптом в ее состоянии, сказал лечащий врач.
— Есть что-нибудь? — спрашивает Джаг у сестры, которая все ещё ведет запись текущих наблюдений. Этот вопрос, должно быть, уже отпечатался у неё в подкорке, ведь он задавал его на протяжении всего дня.
— Положительной динамики пока нет.
Предсказуемый ответ, но внутри снова мучительно больно. Сколько раз эта фраза звучала в этой комнате и сколько ещё прозвучит?
— Она ведь с нами? — тихо спрашивает Джаг, скользя потухшим взглядом по забинтованному лицу в окружении прозрачных трубок. — Я имею в виду…она ведь не совсем глубоко?
— Это не терминальная стадия, — слышит он в ответ. — Она «не глубоко», просто очень крепко спит, но мы ее разбудим. Она вернётся к вам.
— Спасибо…
Вселив в безутешного паренька хоть какую-то надежду, Лидия тихо выходит из палаты. Годы работы в отделении неотложной помощи не сделали ее черствой, людское горе трогало девушку, как своё собственное. Редкое качество для такой профессии.
— Ну же, малышка, просыпайся, — говорит Джагхед, прижимая вялую руку к сухим губам. — Тут без тебя невыносимо. Я скоро с катушек съеду от тоски. Слышишь меня, Купер? Я знаю — слышишь. Уже неделю ты не выносишь мне мозг. Неделю! Это перебор, мисс, мы так не договаривались. У нас дел выше крыши, а ты… Учти, я в одиночку загибаться не собираюсь. У нас, между прочим, новоселье намечалось, помнишь? Хотя…эм…тут кое-что изменилось. В общем, Элис тебя снова в жильцы записала, но в «Белом Змее» куда веселее, так что… Заведем ещё одну рыбку, как ты и мечтала. Да-да, я согласен, мы вчера с Кометой перетерли, она вроде не против. Шкаф я тебе освободил, пары полок для твоих шмоток ведь достаточно? Ладно, шучу, я выделил три. Тони вчера, ты не поверишь, притащила нам жуткие картины, какая-то непонятная мазня, сказала, что нужно оживить комнату к твоему приезду. Не знаю наверняка, но похоже они со Свитом спиздили их из нашего убогого музея. Короче, в комнате есть все, что угодно, кроме тебя… Исправляй ситуацию, Купер. Ты нужна мне. Я без тебя уже не могу. Вернись ко мне, пожалуйста… Ты не пожалеешь, обещаю. Я сделаю тебя счастливой, только дай мне шанс. Давай, детка, открывай глаза, а я буду рядом. Я всегда буду рядом, хочешь ты того или нет. Тебе от меня не избавиться. Если бросишь меня — проблем не оберешься. Я предупредил.
Пылкие угрозы прерывает слабая трель мобильного. Тихо ругнувшись, Джаг аккуратно выпускает девичью руку и лезет в карман джинс. Вот гаджет уже перед глазами и на экране высвечивается до боли знакомое имя.
— Пенни? — Он сосредоточено вслушивается в шум, доносящийся из трубки. Кажется, она в машине.
— Джаг?! — голос явно взволнован. — Ты сидишь?
— Допустим, а в чем дело?
— Ты не поверишь! Мне только что звонил Келлер. Эндрюса нашли.
От этих слов по телу проходит непроизвольная дрожь. Пальцы на металлическом корпусе с силой сжимаются.
— И где он сейчас?
Короткая пауза. Табун мыслей проносится в его голове прежде, чем он слышит:
— В морге.
Телефон едва не выпадает из рук. Он ослышался?!
— Что ты сказала?!
— То и сказала, — отзывается голос в трубке. — Псих сыграл в ящик. Его застрелили около часа назад в каком-то мотеле на границе с Орегоном. Он выскочил на копов с пушкой, а те его и пришили. — Пару секунд Пенни молчит, а потом добавляет. — Пушка, правда, оказалась не настоящей. Обычная зажигалка…
Трубка еще говорит, но Джагхед разрывает соединение. Он не нуждается в подробностях. Ему плевать, почему Арчи Эндрюс угрожал полиции игрушечным пистолетом. Плевать, как он очутился на границе соседнего штата. Все, что имеет для него значение он уже услышал, но… Где же долбанное облегчение? Разве не должна гора свалиться с плеч, ну или камень с души, как ещё там говорят в таких случаях? Почему он чувствует лишь…досаду? От того ли, что выродока отправил на тот свет совершенно посторонний человек, а он, Джагхед Джонс, палец о палец не ударил? «Упущенные возможности», — мелькает в бесстрастном мозгу. Да, именно они терзают его сейчас.