Ты, Элизабет Грейси Купер, причина всех несчастий, как чужих, так и своих собственных. День, когда твои ноги коснулись земли Ривердэйла стал фатальным для жителей этого славного городка. Для вас четверых; для Вероники Лодж, потерявшей возлюбленного; для Лорин Мантла, лишившейся единственного сына; для Элис и ЭфПи, жизнь которых превратилась в сплошной кошмар; для Фреда Эндрюса, которого в недалеком будущем ожидает страшный удар; отголоски долетели даже до «упырей», обитающих, на минуточку, в соседнем Гриндэйле. Браво, девочка, ты постаралась на славу, заварить такую кашу не каждому под силу. Ну, и напоследок, как по-твоему, на чьих же все-таки руках кровь несчастного Реджи? Поразмышляй об этом на досуге, Элизабет, обязательно поразмышляй, уверен, ты сделаешь удивительные открытия».

— Мышка, я устал слушать тишину.

Нелепое обращение режет слух, хоть и слышит она его не в первый раз. «Загнанная в угол мышь никогда не сопротивляется…». Фраза из мультфильма детства всплывает из глубин подсознания, и теперь мозг с издевательской усмешкой выдает мельчайшие подробности того, при каких обстоятельствах малышка Бетти услышала её. И почему в критической ситуации люди всегда зацикливаются на таких глупостях?

— Блять, ты язык проглотила?!

Голос Эндрюса теряет былую отрешенность, как и он сам. Три быстрых шага и его цепкие пальцы с недюжинной силой смыкаются на худенькой руке, чуть выше локтя.

— Не трогай меня!

Бетти пытается вырваться, но хватка опытного квотербека не оставляет ей шансов. От её жалких потуг пальцы ещё больнее вгрызаются в кожу, на которой завтра, если повезёт, точно расцветут синяки.

— Я был там! — рычит Эндрюс, резко дергая на себя её руку. — Я видел тебя с Джонсом, видел, как вы укатили в одной тачке. Та змеиная шлюшка, твоя Тони, припеваючи мешала коктейли в вашем вшивом баре, хватило ста баксов, чтоб один из твоих обожаемых саутсайдских отбросов выложил мне это. Ну что, вспомнила, освежил я тебе память?

Его горящие недобрым огоньком глаза так близко, они вероломно вторгаются в её личное пространство, сея в нем хаос и смятение. Беспорядочные мысли мечутся в её затуманенной голове, но ни одна из них не способна ей помочь, не способна подавить эту вспышку испепеляющей ревности.

— Отпусти, мне больно! — выдавливает из себя Бетти. На большее она не способна.

— Тебе больно?! — клокоча от ярости говорит обманутый «бойфренд». — А мне, Бетти, мне по-твоему приятно?! Всю ночь я с ума сходил, а ты, подстилка змеиная, в это время перед своим «братцем» ноги раздвигала, и не смей даже заикнуться, что это бред! Ничего у вас не кончено, так ведь? Отвечай, дрянь, так это или нет?!

— Арчи?!

Он вздрагивает и круто оборачивается. В дверях стоит мистер Эндрюс, обеспокоено переводя взгляд с лица сына на испуганную девушку, которую тот держит за руку. Присутствие отца вынуждает Арчи ослабить тиски, и Бетти тут же пользуется этим удачным обстоятельством. Вырвавшись из плена стальных пальцев и не проронив ни словечка, она пулей вылетает из проклятой комнаты, оставляя своего недоумевающего спасителя и его напрочь свихнувшегося сына в гнетущем молчании.

***

Она покинула дом Эндрюсов, но страх, увы, её так и не оставил. Он хрипло дышит в спину, когда она бежит по пустынной улице. Он ядовито шипит на ухо, когда Джага не оказывается дома. Он протяжно воет, когда такси уносит её в Саутсайд. Страх вползает с ней в «Белый Змей» и злорадно хохочет, когда серая дверь закрывается, отрезая их с Джонсом от всего мира.

— Почему ты уехал?

Это единственное, что волнует ее сейчас. Жизнь грозит развалиться на части, план стремительно летит в пропасть, впереди полнейшая неизвестность, а за живое задевает только бегство Джагхеда в «змеиное царство».

— Если ты забыла — я не живу дома, — отвечает он, пристраиваясь на излюбленном краешке стола.

Хлопнув себя по карманам куртки, он достает из левого помятую пачку «Lucky Strike». Бетти неотрывно наблюдает за его манипуляциями, силясь удержать в себе горькую обиду, раздирающую её изнутри в отчаянной попытке выбраться на свет.

— И это все? — Голос у неё дрожит. — Больше нечего сказать?

— А что ты хочешь услышать?

Его безразличный тон бьет под дых не хуже хука профессионального боксера. На короткое мгновение ей кажется, что весь запас воздуха в легких испарился. Джагхед со скучающим видом выпускает изо рта тонкую струйку дыма, избегая любых зрительных контактов с девушкой, застывшей в нескольких шагах от него.

— Посмотри на меня, Джаг! — говорит она, а голос уже грозит сорваться.

Отрешенный взгляд перемещается на бледное лицо, обдавая его колючим холодом.

— А теперь скажи, что с тобой происходит?

— Ничего, — отвечает он. — У меня все отлично, никаких проблем.

Да, все просто замечательно. Пару часов назад он плюнул ей в лицо, без сожаления унизил, а теперь, вместо извинений, снова несёт какую-то чушь. Он сам искренне недоумевает, почему с языка срываются совершенно ненужные, сухие и кричаще неуместные для данной ситуации слова. То же самое, что читать заупокойную мессу за свадебным столом. «Прости, любимая, я конченый мудак», — вот идеальная для этого момента фраза. Он произнесет её и все тут же наладится. Бетти улыбнется своей светлой улыбкой, нежно обнимет и, конечно же, все ему простит. Всегда прощала. Так быть не должно. Это неправильно. Он не заслуживает её прощения. Он заслуживает лишь презрения, лишь ненависти, но никак не всепрощающей любви.

— Что ещё, Джаг?! Что ещё мне нужно сделать, чтоб стать для тебя особенной? — Голос изменяет ей окончательно. — Боже…вся моя гребанная жизнь вертится вокруг тебя, но тебе на это плевать! Я из кожи вон лезу, чтоб помочь тебе, втягиваю в это болото своих друзей, а взамен получаю абсолютное ничего. Хоть раз, Джаг, хоть раз ты спросил меня, что я вообще чувствую? Поинтересовался хоть разочек, как я вообще держусь?! Нет, ни разу. Все, что тебя волнует — это трахаюсь я с Эндрюсом или нет. Ах да, еще тебя тревожит, как же ты, бедненький, будешь меня трахать после него. Вот и весь твой интерес ко мне… За все время, что мы вместе я только и слышала, что оскорбления да упреки, а ну еще парочку вшивых комплиментов и все! Это, мать твою, все, чего я удостоилась! Да, я не идеал, и никогда им не стану, но я…черт…неужели я заслуживаю такого обращения?! Ни разу я не ощутила себя нужной, ни разу ты не подарил мне такой радости. Там, в изоляторе, я…черт, я так ждала…хоть словечка, пусть не ответного признания, даже простого намека, что тебе не все равно, но так ни хрена не дождалась. Хотя нет, вру, ты ведь сказал тогда, что я лишний человек в твой жизни… Похоже, так оно и есть. И знаешь, что самое дерьмовое, Джаг? Самое дерьмовое, что после всех унижений и безразличия, я все равно люблю тебя. Больше жизни. Не знаю за что и почему… Просто люблю…

Горячие слёзы текут по её лицу и прятать их сил уже не остается. Не остается уже ничего. Лишь пронзительная зелень глаз, в которых она видит лишь…сожаление.

— Ты ничего мне не должна. Ты свободна. Считай это официальным отстранением.

Она застывает, оглушенная услышанным. Это все нереально… Кто этот человек? Почему он говорит голосом ее Джагхеда? Зачем она льет перед ним слёзы? Это же чужой человек… Совершенно чужой.

Уже возле двери она всё-таки задержится на мгновение, в надежде услышать тихое «не уходи», но как всегда ответом ей станет звенящая тишина.

***

Все утро Бетти проводит как в тумане. «Ромео и Джульетта», правило Ленца и вступление Штатов в Первую мировую войну проплывают мимо её сознания, не вызвав в нем ни малейшего отклика. Кусающий локти от отчаяния Кевин ни на шаг не отходит от подруги, таскаясь за ней по пятам из одного кабинета в другой и всем сердцем желая облегчить ее страдания. Едва Купер появилась на уроке литературы он сразу же понял — стряслась беда. Опухшие глаза, старательно замаскированные под тонной косметики, потухший взгляд, от одного контакта с которым хочется немедля влезть в петлю, поникшие плечи… Как только звенит долгожданный звонок, Кевин уволакивает девушку в редакцию «Сине-Золотой» и держит там до тех пор, пока она, срывающимся от пережитого горя голосом, не выплескивает на него весь тот ужас и боль, которые обрушились на неё в едином, безжалостном порыве. Разбитая вдребезги, в конце своего кошмарного рассказа, она горько плачет, уткнувшись в грудь верного друга. Кевин сжимает её в крепких объятиях, шепчет какие-то глупости и в сердцах проклинает тех, кто довел его милую Бетти до такого состояния. Он даже не может решить, кого в эти секунды ненавидит больше — Джонса или Эндрюса. Он не может решить, кто из этих двоих принёс ей больше страданий и в конце концов, такие ли уж они разные, эти двое, в одного из которых эта прекрасная девушка имела неосторожность влюбиться без памяти.