«Твою мать, успокойся! — едва не рычит она.— Ни хрена с тобой не случится, трусиха несчастная! Заберешь гребанный диктофон и свалишь оттуда как обычно. Эндрюс болван, он ничего не заподозрит, вот увидишь. Да, он отказался от обеда в «Рор‘s», но это еще ничего не значит. Да, вчера он стопроцентно уделался джинглом, но и это тоже ничего не значит. У всех случаются плохие дни, так что давай, шагай уже отсюда, пока окончательно не расклеилась».

Тяжёлый свинец в ногах отказывается подчиняться указаниям мозгового центра, ему плевать на храбрый голос, отдающий идиотские приказы. Уже вне себя, Бетти до хруста сжимает кулаки и дает зарок, что если сейчас же не уберется из этой спальни, то завтра отправится в тату-салон и набьет себе на лбу жирную надпись «сыкло». Невеселая усмешка искривляет покрасневшие губы, и ноги обретают таки способность двигаться, но до цели дойти ей все равно не удается, потому как дверь тихонько открывается, и проёме возникает лицо Джагхеда. Проклятая внутренняя тряска при виде этого человека постепенно затухает, и мир уже не кажется настолько дерьмовым.

— Можно?

Вместо слов он получает мягкую улыбку и, расценив её как приглашение, быстро проникает в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

— Элис укатила в редакцию, — сообщает он девушке, как бы намекая, что его присутствие не представляет угрозы.

— Класс, — отвечает она, придав своему блеклому голоску беззаботный окрас. — Вообще-то я думала, ты тоже свалил.

— Хм…а ты этого хочешь? — Зелёные глаза испытующе изучают бледное личико.

— Нет.

— Тогда порядок. — Джонс улыбается. — Эм, а ты чудно выглядишь. — Зубоскалит он, смеющимися глазами окидывая бомжеватый прикид девушки.

— Нравится? — Она разводит руки в стороны, демонстрируя всю прелесть свитера, который после многочисленных стирок превратился в мешковатое нечто, смахивающее на одеяние Пьеро. — Как считаешь, не слишком вызывающе?

— Стриптизерши в «Белом Змее» скромнее одеваются.

— Вот дерьмо…

Они в унисон усмехаются, зацепившись зрительным контактом, от которого в телах обоих происходит неслабый выброс адреналина. Повинуясь воле взыгравших гормонов, Джагхед отлипает от двери, которую он старательно подпирал, и медленно подходит к девушке, в мыслях которой уже царит безнадежный кавардак.Чертов Арчи Эндрюс, чертов диктофон, чертов джингл, чертова жизнь… Катись оно все к дьяволу, пусть хоть мир рухнет — она с места не сдвинется, пока не ощутит на своих губах его вкус.

Джаг ещё не успевает приблизиться, как Бетти стремительно сокращает оставшееся расстояние и порывисто обнимает его, ухватившись с каким-то отчаянием, словно утопающий за соломинку. Его руки незамедлительно ложатся на девичью спину, притягивая ещё ближе, так близко, чтоб чувствовать на своей груди сумасшедшие удары её сердца. Она чуть задирает голову, а он, напротив, наклоняет, и их слаженные действия приводят к ошеломительному результату. Так странно, они делали это бессчётное количество раз, но от этого острота удовольствия ни на йоту не убавилась. Жадно, с опьяняющим наслаждением она обхватывает его горячие губы, чувствуя на языке вкус табака и цитрусов, который превращает кровь в обжигающую лаву. Даже через грубую ткань свитера, Джаг ощущает жар, идущий от её тела, и от одной мысли о прикосновении к ней, к её обнаженной, бархатной коже, мозги у него плавятся как сыр на горячем тосте. Чувственные касания её сладкого язычка, то, с какой страстной нежностью он скользит у него во рту, окончательно рвут его самообладание в клочья, наполнив каждую клеточку тела просто нечеловеческим желанием.

— Боже…я хочу тебя…— жарко выдыхает он, с трудом оторвавшись от её беспощадных губ, заставивших его за минуту напрочь лишиться рассудка.

— Потерпи немного, — так же горячо шепчет она, проводя тёплой ладонью по его щеке. — Я только заберу диктофон, а когда вернусь, мы уедем в Саутсайд.

От этих слов Джонс моментально напрягается. Ещё секунду назад горевшие от возбуждения глаза с устрашающей быстротой гаснут, погружаясь во тьму и утаскивая её следом за собой.

— Заберешь завтра, когда Эндрюса не будет в доме, — говорит он с холодком в голосе.

Бетти чувствует, как ослабли руки, все ещё сжимающие её в объятьях.

— Да, но… Эндрюс, он ждёт меня. Сейчас.

Волшебство момента тут же лопается как мыльный пузырь. Объятье окончательно распадается, Джаг легонько отстраняет её от себя, и теперь они стоят в шаге друг от друга, в тягостной тишине, бьющей по ушам как иерихонская труба.

— Джаг, я должна с ним встретиться, — с мольбой в голосе говорит Бетти. — Мне это нравится не больше твоего, но так нужно, понимаешь? Мы почти у цели, джингл у нас, нужно лишь грамотно все обставить и этот кошмар навсегда останется в прошлом. Просто доверься мне, ладно?

Для пущей убедительности она выдавливает из себя слабую улыбку, призванную служить символом её несокрушимой веры в благополучный исход. «Правильно, молодчина, просто улыбайся, ни к чему сеять тут панику».

Взгляд её мечется по лицу Джонса, ведущего в эти секунды ожесточенную внутреннюю борьбу. Желающие сорваться с языка, слова жгут его своим ядом и сдерживать их дольше становится невыносимо.

— Знала бы ты, как я сейчас ненавижу себя. Ты готова ради меня на все, а меня это…бесит. Знаешь, о чем я сейчас думаю? Да, угадала, о тебе и Эндрюсе… Я думаю о том, как противно мне будет прикасаться к тебе после него.

Тихие, наполненные пронзительной болью слова намертво впечатываются в её сознание уродливым клеймом, носить которое она будет до конца своих дней. Если когда-нибудь у нее спросят, в какой момент жизни ей хотелось умереть, она без сомнения ответила бы— в этот самый момент.

— Ты уже прикасался…

Едва горький шепот стихает, с трудом переставляя ватные ноги, она бредет прочь из комнаты, прочь от человека, так безжалостно втоптавшего её в грязь, но которого глупое сердце любить так и не перестало.

***

Бетти старательно отводит взгляд от стоящей перед ней тарелки, мечтая, чтоб та сию же секунду испарилась со стола. Никогда еще вид пирожного не вызывал в ней такого отвращения. Воздушное, в три слоя, с нежной мякотью персика и взбитыми сливками, оно источает приторно-сладкий аромат, от которого к горлу подступает тошнота.

Небрежно орудуя чайной ложкой, Арчи отрывает от своего десерта неаккуратный кусок и без особого удовольствия отправляет его в рот, после чего торопливо проглатывает, словно это не лакомство, а горькая пилюля. На её памяти, пирожные едят несколько иначе.

— Почему не ешь? — спрашивает он у девушки, которая превратилась в каменный истукан. — Персиковое, твоё любимое…

Ровный, пугающе спокойный голос, но у Бетти волоски на руках встают дыбом. В карих глазах, устремленных на неё, абсолютное отсутствие каких-либо эмоций или мыслей. Пустота. Пугающая и неподвижная.

— Прости, с желудком сегодня катастрофа, — отвечает она, соорудив некое подобие улыбки. — С утра ничего не лезет, хоть убей.

Ещё мгновение их взгляды пересечены, а потом происходит то, чего Бетти ожидает меньше всего. Эндрюс сползает с высокого стула и забирает со стола тарелку с нетронутым десертом, который спустя пол минуты оказывается в мусорном ведре, изломанный и навсегда утративший былую красоту.

— Всегда удивлялся, как такое дерьмо может кому-то нравиться, — говорит Арчи, захлопывая крышку урны. — На вкус просто мерзость…

Бетти невидящим взором наблюдает, как он кидает грязную посуду в раковину, а затем, включив воду, тщательно моет руки, словно запачкался в чем-то непотребном. Закончив с моционом, он оборачивается к девушке, и пока сушит руки о столовое полотенце, спрашивает:

— Кстати, как там эта… Тони, кажется? Уладила ты её проблемы?

«Это обычное любопытство, веди себя естественно, мать твою! — приказывает себе Купер. — Чёрт, у тебя уже паранойя, такими темпами скоро в психушку загремишь».

— Да, кое-что удалось поправить. Все, что было в моих силах, я сделала.