И сейчас, слушая в пол уха Джейсона Блоссома, который в ответ на вопрос учителя было ли страшной ошибкой решение президента Джонсона ввязаться во вьетнамский конфликт мямлит что-то невнятное, Джагхед думает о вещах, не имеющих к войне абсолютно никакого отношения. Он думает о сегодняшнем вечере, о подготовке к нему, ну и само собой — о Бетти… Она занимает первое место в топе его мыслей.

Вчера, после разговора с Элис он хотел подняться к ней, извиниться за ту мерзкую склоку на ужине в честь её выписки, но так и не решился. С полчаса он мялся под ее дверью; еще с час — в своей комнате. На исходе часа он взял себя в руки и решил позвонить, но потом вспомнил, что у Бетти новый номер, которого у него нет. От расстройства в нем снова проснулся горе-писатель, и на свет появились двенадцать записочек, но разумеется ни одна из них не была подсунута под белую дверь. Джаг сам не понимал, откуда этот страх, но чувствовал — преодолеть его будет чертовски непросто.

Едва он увидел Бетти, едва заговорил с ней, как стало ясно — все безвозвратно изменилось. Девушки, которая любила и прощала ему все заскоки больше нет, теперь есть эта, новая Бетти, и как вести себя с ней он, хоть убей, не знал. С этой новой Бетти он не сумел заговорить легко и просто, как бывало раньше. Временами он до сбитых в кровь кулаков жалел, что вообще рассказал ей тогда всю правду. Та Бетти, уверенная, что виной всему несчастный случай, хотя бы не боялась смотреть ему в глаза… Дьявол, и почему все так сложно?

~~~

После третьего урока все ученики Ривердэйл Хай дружным потоком перемещаются в школьный кафетерий, и Джагхед тоже в их числе. Он провёл бессонную ночь в «Белом Змее», а утром, как обычно проспал и потому на завтрак съел целое ничего, и сейчас обиженный желудок усиленно напоминал ему об этом.

Желая загладить перед ним вину, Джаг по полной программе нагружает поднос, и когда идёт к свободному столу в самом конце зала, на нем лежат гамбургер, кусок жареной курицы, салат, булочка и банка ледяной колы.

Усевшись за стол, он без промедления принимается за гамбургер, но едва успевает проглотить пару кусков, как на скамейку напротив приземляется Кевин со своим подносом.

— Привет, — с улыбкой говорит он. — Ничего, если я…

Рот у Джага набит едой, и ему остаётся только кивнуть. По правде говоря, он рассчитывал пообедать в одиночестве, но обидеть лучшего друга Бетти ему не позволила бы совесть. Кевин снова улыбается и с воодушевлением открывает пакет с молоком.

«Бывшего лучшего друга» спустя мгновение поправляет себя Джонс. Порой он забывает, что все изменилось.

— Насчёт вечера все в силе? — спрашивает Кевин, понизив голос, будто в гудящем, как улей, зале их могут услышать. — Ты не передумал?

Джагхед делает могучее глотательное движение и поднимает на друга хмурый взгляд.

— А должен?

— Нет, просто…

Кевин умолкает и на его лице расцветает гримаса сомнения. Джаг уже жалеет, что дал добро на такое соседство.

— Просто что? — спрашивает он тоном «плохого полицейского».

— Ну, ты не думал, что Бетти это может…не понравится? — неуверенно отвечает снедаемый сомнениями друг.

Так, начинается. Ещё один, мать его, психолог. Вчера вечером Пибоди пела эту же песенку, с кислой миной уверяя его, что Бетти эту затею не оценит. А еще называет себя его другом. Никакой поддержки, одни только упреки и недоверие. Джаг чувствует, что аппетит медленно портиться. Плохой знак. Он приказывает себе не кипятиться, и как можно спокойней говорит:

— Допустим, думал. Что дальше?

— То есть, тебя это не пугает?

— А должно?

— Джаг, я серьёзно. Что если Бетти разозлится? Она едва нас знает, и…

— Тебя Пенни укусила?

— Что?

Джагхед бросает недоеденный бургер на поднос, окончательно потеряв аппетит. Выдернув из салфетницы одну салфетку, он со злостью вытирает пальцы, а Кевин неловко мнет в руках коробочку с молоком, не сводя с него беспокойных глаз.

— Знаешь, если так боишься, можешь не приходить. — Джонс бросает смятую салфетку на стол. — Поверь, я не заплачу.

Он встаёт из-за стола, прихватив с собой банку с колой, и уходит, не потрудившись убрать за собой поднос. Кевин провожает его взглядом до самого выхода, и когда король Змеев пропадает из поля зрения, из его груди вырывается тяжёлый вздох огорчения.

Ну вот, снова он облажался. Хотел ведь как лучше, а получилось… Впрочем, у него вечно так, любое его самое благое начинание обречено на неизбежный провал. Ещё два дня назад, когда Джагхед вдруг подошёл к нему на школьной парковке и сообщил о своём желании устроить Бетти сюрприз в честь Дня рождения, у него внутри всколыхнулось тревожное, смутное чувство, а уж в чувствительности он готов был посостязаться с самым мощным сейсмографом в мире. Ясное дело, расстраивать друга он не стал, да и не смог бы, ведь когда Джагхед говорил о Бетти, то весь светился как рождественская ёлка. Вечеринка в «Белом Змее» (кто бы сомневался), на которой будут только самые близкие друзья, подарки, хорошая музыка и приличная выпивка. Затея на пять с плюсом, верно? Но у Кевина на душе скребли кошки. Пока Бетти лежала в госпитале, он прочёл множество статей о людях с ее же диагнозом, об их восприятии мира, поведении и многом другом. Амнезия отражается на характере человека, меняет его и не всегда в лучшую сторону. Он заметил изменения в Бетти уже в первую их встречу, трудно было не заметить, ведь она стала сама на себя не похожа. Она улыбалась, была очень милой и приветливой, внимательно слушала его болтовню, хотя и знать не знала, кто он вообще такой. Видеть её в таком состоянии было невыносимо, но сейчас он бы предпочел именно такую Бетти, чем ту, какой она стала после всего случившегося. Да, в один из вечеров в «Белом Змее», где он частенько зависал в последнее время, у них с Джагхедом состоялся откровенный разговор. Честно говоря, они здорово надрались тогда, и Джонс выложил ему всю поднаготную. Он рассказал ему про то, как довел Бетти до припадка и про ссору с миссис Джонс; про то, как она в свою очередь завершила начатое им и сама вдоволь поиздевалась над бедной девушкой; про то, как Бетти, наслушавшись лживые бредни матери теперь не хочет видеть ни одну живую душу. На следующий день, протрезвев и обмозговав всю услышанную информацию, Кевин пришёл к неутешительным умозаключениям. Он не был твёрдо уверен в своих догадках, но они упрямо не желали покидать его голову. Ему отчего-то казалось, что когда Бетти выпишут из больницы и они встретятся, от той милой девочки, какой она была в первые дни после выхода из комы, не останется и следа. Он не знал наверняка, но чувствовал это своей отменной интуицией.

И эта вечеринка… Нет, он понимает, на что надеется Джагхед, ведь его как раз понять можно. Ему не терпится вернуть Бетти в привычную среду общения, к тем людям, с которыми она дружила и в чьем кругу проводила много времени. Джаг уверен, что чем быстрее она вольется в прежнюю жизнь, тем больше шансов на выздоровление.

Но Кевину все представляется в более мрачных тонах. Ему кажется, что люди из прошлого ничем не помогут Бетти. Они будут ее только раздражать.

Возможно, он ошибается, и все случится именно так, как грезится Джагхеду.

В восемь вечера он поедет в Саутсайд и своими глазами увидит, кто же из них в итоге окажется прав.

***

— Джонс, возьми трубку, возьми же, мать твою. Я не нашла тех дурацких с…как ты там говорил…со сливочной ванилью кажется, тут есть просто ваниль и ваниль с корицей. Какие мне купить? Может просто ваниль? Чёрт… Короче, если ты получишь это сообщение…

Джагхед в последний момент успевает схватить телефон:

— Тони, я здесь!

— О, наконец-то. Ты там умер что ли?

— В душе был. Что случилось?

— Твоих дурацких свечей нет, вот что случилось. Есть просто ваниль и ваниль с корицей. Какие мне взять?

— Господи… Да без разницы, любые сгодятся.

— Ладно, пусть будет просто ваниль.

— Да, круто. Ладно, я тут немного…эм…