А Анечка была красива и знала об этом. Среднего роста — случись ей встать напротив, скажем в танце, её пушистая макушка оказалась бы точно на уровне Юриных глаз, тоненькая, гибкая, изящная словно кошечка, и такая же подвижная, со слегка раскосыми глазами и короткими пышными волосами, подстриженными в форме каски. Светлые брючки и пёстрая рубашка навыпуск только подчёркивали изящную, ладную фигурку. Прижавшись к Володе так, что её светлые волосы касались его загорелой щеки, Анечка в то же время не без лукавства посматривала на Юру. Словно спрашивала: «Ну что? В этот раз сумеешь меня заинтересовать, или всё опять закончится пшиком?».

Впрочем, и Володя, её нынешний кавалер, был вполне достоин своей очаровательной спутницы — высокий, темноволосый, загорелый, с острым взглядом тёмно-карих глаз. Когда он был студентом, все девчонки потока откровенно на него заглядывались. И не только девчонки. Ляля Завдетовна, старая карга, читавшая обеим группам философию, всегда ставила Володе только отличные оценки — даром, что по её предмету он не знал ни «аза», а «говорильные» науки откровенно презирал. В тёмно-зелёных камуфляжных брюках с мелким рисунком, в однотонной зелёной футболке, при камуфляжной куртке, что висела рядом на крючке, он казался эдаким рубахой-парнем, прошедшим огонь и воду и готовым ко всему. Правда, и куртка, и футболка, и брюки выглядели подозрительно новыми, не обмятыми, словно только что купленными в магазине.

— В самом деле, Юрыч! — вмешался он в разговор, обняв Анечку за плечи. — Уже с год слышу, как в вашей тупой конторе некий «господин Кадушкин» объявился…

— Ну, в общем-то… — как всегда, не слишком уверенно начал Юра.

От одного взгляда на вечного везунчика Володю, обнимавшего девушку, сердце неприятно заныло. Перед этим Юра почти два месяца бегал за Анечкой, расписывая прелести отдыха на островах, в палатке, с гитарой у костра, никак не ожидая, что она пригласит его вечного соперника. Словно в поисках поддержки молодой человек бросил быстрый взгляд по сторонам.

В уютном, пусть и тесном салоне скоростного поезда не осталось свободных мест. Пассажиры молча сидели в креслах — кто-то спал, кто-то просто смотрел в окно, а кто-то, воткнув наушники в уши, слушал музыку, уткнувшись в телефон или в ноутбук, или смотрел фильм по телевизору, подвешенному под потолком. Юра подумал, что хотя путешествие и оказалось скомканным с самого начала, с билетами им повезло — все четверо оказались вместе за столиком, а не в разных концах вагона.

— Так что же? — спросил Володя.

Продолжая обнимать Анечку, он ловко, одной рукой налил в стаканчики чаю — себе и ей. Поставив термос рядом с начатой литровой бутылкой «кока-колы», которую Юра успел купить на вокзале перед самым отъездом, он в свою очередь сделал себе бутерброд.

— Ну, не… э-э… год, — начал Юра не слишком уверенно, привычно заикаясь через каждое второе слово. — Не надо… э-э… передёргивать. Он к нам осенью пришёл, уже после меня. Ну, понятно, сначала наш Валентиныч хороший шум поднял. Всё говорил, что приходит новый программист, да приходит новый программист. Да с таким придыханием, будто у нас теперь будет работать сама Анюта Лесанж, и к её приходу нужно срочно купить… э-э… гладиолусов. Место ему рабочее приготовил, два стола, кресло, компьютер новый, самый лучший. А потом, однажды открывается дверь и заходит к нам эдакая кадушка на ножках. Мы, когда увидели, чуть со стульев не попадали.

— И что смешного? — спросила Анечка, приподнимая хорошенькую головку.

— Просто ты… э-э… не видела, — привстав, Юра принялся водить руками в воздухе. — Пузо вот такое, а бока вот такие. И целых три подбородка. Ни в одном из наших кресел не поместился, ребятам пришлось делать ему специальную табуреточку. Как-то видели, как он пытался до столовой дойти, а она у нас… э-э… на втором этаже. Шажок за шажком, шажок за шажком, да ещё и отдохнуть останавливался на каждой ступеньке…

— Представляю, — усмехнулся Володя.

— Нет, ты не представляешь, — возразил Юра. Незаметно для себя он увлёкся, как всегда в таких случаях позабыв и про застенчивость, и про заикание. — Мы под новый год решили в отделе праздник устроить. Столики на четверых под белыми скатертями, вилочки-ложечки, свечи и даже ёлочка маленькая на каждом столике. Ну, сначала наш Валентиныч речь держал. Долго рассказывал, как в ушедшем году было трудно, а в будущем будет ещё труднее. Но нам-то что? Мы встали и дружно бокалы подняли, а этот со своей табуретки еле-еле: «а-а-а!..»

Рассказывая, Юра даже привстал, чтобы показать, насколько непросто было подняться его полному коллеге.

— Ну, хорошо, — продолжал он. — Подняли мы по бокалу, сели. Встаёт Алексей Дмитриевич и начинает долго говорить о том какая мы славная команда и как важно дружбу крепить. И снова наш толстячок еле-еле: «а-а-а!..».

Снова привстав и снова разведя руками, Юра с заметным удовольствием шлёпнулся обратно в кресло.

— А потом, после всех разговоров начались у нас танцы, — продолжал он, глядя на Анечку. — Про толстячка нашего, понятно, все забыли. Оглядываемся! Оказывается, он под шумок перетащил к себе миску салата и блюдо с нарезанным тортом и втихаря лопает. И как лопает! Чуть ли не щекой на тарелке лежит и в рот к себе запихивает.

Рассказывая, Юра не отрывал глаз от Анечки, изо всех сил старавшейся оставаться серьёзной. Некоторое время ей это удавалось, но в конце концов, не выдержав, девушка прыснула в кулачок. Сдался и Володя — от души улыбнулся, не переставая обнимать девушку за плечи. Глядя на них, таких весёлых и счастливых, Юра привычно ощутил лёгкий укол ревности.

— А, по-моему, это подло! — громко заметила сидевшая рядом Надя Емелина.

Юра вздрогнул. Увлечённый рассказом, он и думать забыл о своей малоразговорчивой спутнице. Даром, что спутница была хороша — более взрослый, более циничный и более опытный в любовных делах человек без сомнения назвал бы её очень и очень аппетитной. Не полненькая, а скорее крупная, с тонкой талией и высокой грудью, красиво подчёркнутой серой блузкой, оставлявшей открытой руки и загорелую шею, со стройными загорелыми ногами и пышными вьющимися чёрными волосами, собранными на затылке в короткий толстенький «конский хвост». Анечка уговорила её принять участие в поездке в последний момент. «Не хочу, как дура, остаться одна в дремучем лесу с двумя парнями, один из которых к тому же так по-дурацки на меня запал».

В продолжение всего рассказа Надя молча сидела рядом с Юрой, в кресле у прохода, закинув ногу на ногу и уставившись в планшет, на экране которого разворачивался некий, очень важный для неё диалог. И только сейчас, когда вся компания так откровенно развеселилась, решила вмешаться.

— Вы же его совсем не знаете! — возмутилась она после минутной паузы. — Если он болен, щитовидка страдает или того хуже?..

— Нет, ну как он… э-э… лопал! — слегка растерявшийся Юра попытался вернуть разговор в прежнее русло, чувствуя себя не слишком уверенно под пристальным взглядом светло-карих глаз. — А вообще, все эти проблемы со щитовидкой лечатся на спортплощадке с хорошим тренером. Призываешь такого толстячка в армию, ставишь над ним сержанта позлее, даёшь ему палку поувесистее, да при этом строго внушаешь: «ты… э-э… не бойся палку сломать, новую выдадут». Сразу же всё пройдёт, и щитовидка, и лишний вес.

— Юркин! — лукаво улыбнулась Анечка. — А сам-то ты не служил…

— Пусть не служил, — согласился Юра. — Но суть-то от этого… э-э… не меняется. Такой толстяк-жирняк в любой ситуации будет обузой — ест он больше всех, работает меньше всех — ему ведь, помимо всего прочего, ещё и… э-э… себя любимого таскать нужно. А если что случится? Ему ведь на один этаж спуститься — целая проблема, нужно лифт вызывать…

— Так уж сразу лифт! — фыркнул Володя. — А вообще, строго между нами, чепуху ты сейчас порешь.

— Почему же это… э-э… чепуху? — обиделся Юра.

— Затем, что сам посуди, — наставительно продолжал Володя, подняв большой палец кверху. — Лишние килограммы: а чем они ему, собственно, мешают? От Москвы до твоего родного города сколько километров? Триста? В прежние времена, в каком-нибудь XIX веке мы бы неделю до него тащились. А сейчас? Двух часов не пройдёт, как мы на месте.