Андрей попытался почувствовать то же, что он ощущал после выхода его последнего материала (хотя тогда он ещё не знал точно, будет ли этот материал последним): волнение, страх, надежду на изменения?..

До закрытия музея было ещё полчаса, его до сих пор никто не поторапливал. Но он был последним, кто покинул здание. Пётр с женой вышли из музейного ресторанчика и вопросительно взглянули на него.

– Засмотрелся.

– А ты тоже любитель? – спросил Петя. – Олеся во всех поездках тащит меня на современное искусство, и я каждый раз спрашиваю: «Чем оно тебе так нравится?»

– А я отвечаю: нравится тем, что я могу додумать каждую деталь. Могу додумать название или, наоборот, обойтись без названия и всё равно прекрасно представить и понять, что изображено. А ты, Андрей?

– Мне понравился один экспонат. Мы стояли там перед тем, как вы ушли. Сфера с зеркалами.

– Да, интересно, – безразлично сказал Пётр.

– Давайте чаще видеться, – предложила Олеся.

Андрей кивнул.

– Вы живёте на Юбилейном?

– Да, нас поселили с ещё одной семьёй… Они нас ненавидят, мы только приходим туда спать. Там двое детей и муж с женой. Не могу их винить, – Олеся покачала головой, – но надеюсь, это скоро прекратится. У меня места в шкафу было, кажется, больше, чем там в нашей «половине». Да слушай, это даже не половина!

Андрей подумал, что ему ещё повезло с его каморкой. На мгновение в нём проснулся порыв предложить им подселиться к нему. Но потом он одумался и закурил свои «Северные», чтобы заполнить чем-нибудь наступившее молчание.

– Знаешь, я бы у тебя одолжил, если ты не против, – вдруг сказал Пётр.

– И я. Ты не обидишься?

– Нет-нет, берите, разумеется. Тут совсем не на что тратить. Будем тратить на них, – Андрей усмехнулся.

Когда его знакомые сделали по первой затяжке, поднялся ветер, и снег начал заметать их фигуры.

Оказавшись на кровати, Андрей снова закурил. Он уставился в черноту потолка и ни о чём не думал. Он знал, что надо выкурить две-три, и сон придёт сам. Условная «ночь», которая разделяла его рабочие дни в газете, проносилась быстро. Но в этот раз его засыпание прервал стук. Вздрогнув, он чуть не выронил на пол дымящийся окурок и сел на краю постели. Стук повторился. Это отличалось от того, как обычно стучала хозяйка. Она колотила злобно, долго, и он прекрасно засыпал под её шипящие ругательства. Сейчас стучали вкрадчиво, вежливо.

Из любопытства он отворил дверь. Перед ним стояла совсем молодая девушка. Она подалась чуть назад, темнота скрыла её фигуру, и он видел только её большие, широко раскрытые глаза – тоже чёрные, как и у всех, кого он тут встречал. Андрей вздохнул и подумал: может, от холода и из его глаз вытекла вся синева, и теперь они так же почернели, сделав его одним из горожан?..

– Вы что-то хотели?

– Мама просила вас не курить, – сказала девушка робко.

– Мама?.. А-а, хозяйка. Хорошо, скажи ей, что это всё. Я уже сплю.

Он хотел закрыть дверь, но почему-то остановился. Что-то странное было в её безотрывном взгляде. В последнюю ночь Лена так же смотрела на него: долгим, «протяжным» взглядом, говорящим больше, чем слова.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Стелла.

– Какое необычное имя.

– Это мама придумала.

– Ясно. А где папа?

Девушка пожала плечами.

– А я Андрей. Не знаю, кто придумал.

– Хорошо. Спокойной ночи. Не курите, пожалуйста.

Она отвернулась и пропала в темноте. Почудилось, что в последний миг, за секунду до того, как девушку поглотила коридорная темнота, он заметил её улыбку. Андрей сделал шаг и пошарил руками. Слепая глупая фантазия, что он нащупает её тело и обхватит его, поселила в его висках приятный голодный жар. Страсть возвращалась к нему постепенно – через долгие световые года памяти, но такие вещи, оказалось, легче вспоминаются, чем работа или коллеги.

Однако её не было, Андрей вернулся в комнату ни с чем. Просидев недолго на краю постели, он почувствовал жажду и отправился на кухню. Он пил холодную, отдающую металлом воду из-под крана, пока тело не остыло настолько, чтобы вернуться в комнату. Оказывается, он чертовски соскучился по обычной живой женщине. Андрей с трудом уснул. Вместо курева всю ночь и всё утро ему нестерпимо хотелось пить.

На работе, уже незадолго до обеда, он получил приглашение редактора зайти. Был час дня, как раз то время, когда над городком пробивался ломкий день. Впрочем, в редакторском кабинете, как и накануне, царили плотные сумерки.

Редактор выдавил из себя улыбку и вкрадчивым голосом пригласил присесть, попросил поделиться соображениями.

– Соображениями?

– Ну, вы же ходили на выставку, – почти ласково подсказал редактор. – Общались с друзьями, разве нет?

– Вы что, преследуете меня?

– Нет, но вот незадача: я вчера тоже был в музее. Очень понравился Костромской – на мой взгляд, лучший российский модернист сейчас, хоть и живёт зачем-то в Бельгии, а вам?

Андрей с недоверием посмотрел на редактора: неужто он действительно хочет услышать его соображения об искусстве?

– Ну, там был один экспонат: зеркальная сфера, по мне, так очень талантливо, много смыслов одновременно можно найти…

– Остроумно. А по теме?

– По теме?

– Что с нашими гостями? – холодно спросил редактор, давая понять, что время прелюдий окончено.

Андрей потерял дар речи и вжался в стул. Почувствовал сухость во рту и следом за ней тошноту. Ощутил себя участником одной из тех сценок, где дети выходят, чтобы прочитать перед классом стишок или сыграть в спектакле, и вдруг забывают текст. Сейчас два выхода: сбежать или импровизировать. Подумав, что маленькая ложь навредить никому не сможет, Андрей подключил всё своё воображение и стал пересказывать несуществовавший разговор с Петей и Олесей.

Он говорил и видел, что редактор чувствует его возбуждённо-отчаянное состояние. По остекленевшему взгляду Сергея Владимировича трудно было понять, нравится ли ему услышанное. Когда Андрей кончил свой рассказ, то почувствовал на висках капли пота. Смахнул их дрожащей от возбуждения рукой и виновато опустил взгляд, впившись потными ладонями себе в колени. В тишине они провели пару минут, редактор продолжал цепко следить за каждым его движением, будто ждал продолжения.

– И что же, всё? – с удивлением спросил он.

– Да, всё.

– Интересная история… – Редактор откинулся в кресле, свёл пальцы в замок и широко улыбнулся. Теперь он словно насытился и переваривал. Андрей молчал. «Что тут интересного?» – подумал он, но начал верить, что его историю купили.

– Получается, этот Пётр спит и видит, как бы вернуться в Москву, и вся эта идея с эвакуацией ему не нравится, так?

– Да.

– А жена его не против остаться, так?

– Ну да.

– Странновато… Вы сами женаты?

– Нет, – Андрей понял, что его могут раскусить, но почему-то уже не испугался. Весь страх вышел из него вместе с доносом.

– И как вы думаете, что привело их к такому разладу?

– У них нет разлада. Просто ему меньше нравятся эвакуация и городок, а ей тут нормально.

– Это я услышал. Я просто пытаюсь понять, как так вышло, что члены семьи так по-разному относятся к одним и тем же обстоятельствам. Ведь, в конце концов, их никто не принуждал приехать.

– Я слышал, сейчас с этим строже и многих вывозят чуть ли не насильно…

– Нет, вы слышали неправильно, – редактор перестал улыбаться. – Значит, так. Мне сдаётся, вы с чего-то взяли, что я жду доносов на ваших соседей и друзей любой ценой. Наверное, вы думаете, будто я какой-то жандарм. Вы понимаете, что от ваших рассказов судьба этих людей может измениться, а может и не измениться, и не нам с вами это решать?

Андрей кивнул.

– Тогда, я думаю, вам стоит быть осторожнее со словами. Они могут иметь последствия.

– Я всегда хотел, чтобы мои слова имели последствия, – сказал Андрей и почувствовал, что это говорит старый, оставленный на московском вокзале Андрей. – Для этого я и стал тем, кто я есть. Собой.