Уже через пару минут она стояла у этого вычурного особняка, чье золотое обрамление ослепляло глаза, а рядом был парк с огромными фонтанами, которые стояли в конусном порядке. Все пестрило от изобилия, и чем больше она стояла здесь, униженная и убитая, тем сильнее внутри у нее просыпалась лавина гнева. Мистер Кроусон-старший был чертовой мафией, и деньги, на которые все это было построено — были деньги тех несчастных, что купились на аферу. Как могла она просить у них помощи? Как смела вообще здесь стоять? Только одна надежда заставляла ее выпрямлять спину и идти медленно и грациозно; весь ее вид, все ее жеманство были результатом непрекращаемой битвы тщеславия и любви, единственных эмоций, которые казались ей искренними в потоке нескончаемого лицемерия.
Прикрыв глаза, Ригель улыбнулась ярко, широко, из-за чего у нее заболели щеки, и пошла вперед, смотря на все насмешливым, незаинтересованным взглядом. Что ж, если вся ее жизнь игра, то она никогда не останется простой пешкой, Забини обязательно выбьется в дамки, даже если сейчас ей придется падать все ниже и ниже. Потому что только когда ты находишься на самом дне, единственный путь — вперед, ввысь; ибо только достигнув самого края отчаянья, можно познать всю прелесть безразличия.
Ее встретил дворецкий. Окинув гостью высокомерным взглядом, он пригласил Ригель в гостиную и сказал ждать. Оставшись наедине со своими мыслями и этой аляпистой роскошью, она опять почувствовала нервозность и то, с каким треском летит улыбка с ее губ. Ригель боялась, что времени не хватит; что из-за Клариссы, на которую она потратила столько сил и времени, она потеряла самое важное — минуты, которые могли быть решающими.
Где-то внутри маленькая, злая Ригель колотилась в приступе страха; она скреблась своими ногтями прямо по сердцу и заставляла тяжело дышать. Уверенность таяла с секундами, что он не приходил, поэтому, когда дверь наконец издала характерный звук, Ригель вскочила с дивана, обернувшись и увидев его, Самайна. Он как-то нерешительно смотрел на нее, и к ней пришло странное понимание: ему все было известно.
— Прости, не мог раньше, — и хоть голос его был безэмоционален, она видела, что ему действительно было жаль. — Селена…опять вышла из себя. Ты ей не нравишься, знаешь? — он усмехнулся, отвернувшись, а потом вновь внимательно посмотрел своим глубоким и анализирующим взглядом, ища ответы на свои вопросы. — Зачем ты пришла, Ригель?
Пауза висела в воздухе слишком долго, потому что она не знала, как ответить на этот вопрос. Смотря в эти темные глаза, Ригель видела все, но самое главное — неизбежность, которая роком неслась над ее братом. Спохватившись, она быстро преодолела расстояние и подошла к нему близко, чтобы отчетливее видеть его глаза, и попыталась улыбнуться. Но улыбка трещала по швам.
— Самайн, — тихо, едва слышно, будто в момент она потеряла все свои силы. — Ты можешь помочь мне?
— Хочешь спасти брата? — его кадык дернулся, а глаза стали совсем непроницаемыми.
Ригель кивнула головой, приблизившись к нему еще ближе и положив свои руки на его широкую грудь, ощущая, как напряглось тело.
— Ты же сможешь сделать это? Попросить отца или…одолжить мне денег, я все верну, — продолжала она, пытаясь загипнотизировать его своим взглядом, но в ответ получила только усмешку. Ироничную и горькую.
— Моя цена будет высокой, Ригель, — холодно ответил, сорвав ее руки с груди и переплетя их со своими. — Потому что мне не нужны будут твои деньги, меня интересуешь только ты и никто другой, — сильнее сжав ладони, Самайн холодно усмехнулся, опять посмотрев на нее жаждущим и даже немного яростным взглядом. — Мы избавимся от Селены и будем вместе, а я подарю тебе такую жизнь, от которой ты просто не сможешь отказаться.
Нервно сглотнув, она попыталась было дернуться назад, но он так крепко держал ее, что у нее просто не было возможности. Самайн был очень сильным, а его голодный взгляд, в котором читались годы ожидания, не предвещал ничего хорошего.
Ригель думала. В ней метались странные чувства, но тщеславие было ярче всех. Это было самое выгодное предложение из всех: она не просто спасет брата, но и получит покровительство этого богатого мужчины, который будет лежать у ее ног и благоволить пред ней.
Все складывалось так удачно, но отчего же было так нестерпимо больно внутри? Отчего перед ее глазами на секунду возник образ Альбуса и сердце дрогнуло так по-предательски?
В ней сражались два чувства: тщеславие и любовь, и Ригель была слишком разумной, чтобы выбрать второе, потому что она, любовь, никак не поможет ей, не обеспечит безопасность брату и не улучшит жизнь. Единственный выгодный вариант Ригель — это Самайн Кроусон, и она ни за что не потеряет его.
Улыбнувшись, Ригель приблизилась к его лицу и прошептала прямо в губи:
— Я согласна.
Он целовал грубо, по-жесткому, терзая ее губы, оставляя на них мелкие раны, только ей было плевать. Нужно было как можно скорее возвращаться к брату и сказать, что она обо всем договорилась, что у них обязательно все будет в порядке. Внутри на мгновение образовалось спокойствие: так бывает, когда после стольких дней страха и нервов вдруг появляется спасительный круг.
Их отрезвил скрип двери и какой-то грохот. Самайн, недовольно сверкнув глазами, оторвался от желанных губ и посмотрел на порог, где стояла Селена, у которой на лице застыло выражение ужаса и слепой ярости и чьи руки держали металлический поднос, содержимое которое валялось на полу, и только один бокал катился по паркету, остановившись у ковра, со звоном ударившись о преграду.
— Вы…— прошептала она, схватившись за ручку. Весь ее вид был такой жалкий и побитый, что Ригель усмехнулась, приподняв брови, посматривая на нее из-за его плеча. — Да как…
— Ригель, — громко перебил ее он, отвернувшись от жены. — Думаю, мы договорились.
— Несомненно, — томно протянула Забини, следя, чтобы голос не подвел ее. Свою роль нужно было отыгрывать безупречно.
— Тогда я занесу деньги позже, — глаза в глаза, и весь мир подождет. — Чтобы закрепить наш…договор.
— Эй! — неистово прокричала Селена, но он даже не повернулся. Все его внимание занимала одна только Ригель, и не сказать, что это не льстило.
— До скорой встречи, Самайн, — прошептала она, усмехнувшись, а потом резко пошла по направлению к двери, ощущая яростный взгляд Селены, которая, казалось, еще чуть-чуть и просто завопила бы. — Пока, — непринужденно бросила ей Забини, прибавив шага, не слушая, как та яростно что-то заверещала, призывая ее остановиться. Ригель было плевать, все, что представляло ценность — был ее брат, и нужно было скорее попасть домой и разделить с ним радость.
Волнение переполняло ее душу. Какая-то забытая легкость наполнила тело, и ей было абсолютно плевать, что она собственноручно подписалась на зависимость от Самайна. Право, это было даже прекрасно — он любил ее так преданно и долго, пора уже дать собачке долгожданную косточку. У нее впереди одни только победы, Забини верила в это, улыбаясь счастливо, так искренне, как никогда в жизни.
Трансрессировав домой, Ригель вбежала в комнату брата, но его здесь не было. Нахмурившись, она позвала Маркуса, но ответом ей служила громкая, разрывающая нервы тишина. Забини прошлась по всему дому, заглядывая в каждый уголок, но нигде так и не смогла обнаружить его, и постепенно страх стал наполнять ее, грозясь выйти из берегов.
«Куда он, черт возьми, пошел», — в отчаянье думала Ригель, выйдя наконец на улицу. Парк у их дома был неухоженный, заброшенный, и какое-то гнетущее ощущение ложилось на ее сердце, стоило только посмотреть на эти дикие деревья, и позараставшие дорожки. В детстве это место притягивало своей мрачностью, они играли, резвясь в этих зарослях, прячась от надоедавших гувернанток, которые не очень и пытались искать их.
Какое веселое и беззаботное было у них детство, и насколько одиноким оно казалось теперь. Предоставленные только друг другу, они росли, как дикие звери, не знавшие родительской ласки. Призрак матери возвышался над ними, выходя из говорящего портрета, а живой отец был мертвее всех — он застыл во времени и лишь отчаянно пытался найти хоть какую-то работу. Все это пронеслось перед ее глазами, когда Ригель шла по таким знакомым сердцу тропинкам, меланхолично улыбаясь.
