В жизни Романовой не было ни одного случая, когда она одновременно боялась бы хоть ещё один раз увидеть человека также сильно, как не увидеть его никогда больше.

Проснувшись утром из-за переставшего действовать обезболивающего, она поначалу не могла понять, были ли воспоминания о вечере настоящими, или ей все это приснилось, но припухшие губы развеяли ее сомнения. Поцелуи Солдата до сих пор ощущались на них, горевшая сейчас кожа помнила холодные прикосновения металла.

Потянувшись к тумбочке за спасительным бутыльком, Наташа помедлила. Этот день она должна была провести дома, чтобы дать организму восстановиться под действием регенеративной сыворотки, но тратить столько времени впустую было бы глупо.

В ее рыжеволосой голове возникла идея.

— Мне очень жаль, — повторяла она, виновато разворачивая салфетку с собранными в неё осколками перед доктором Дорофеевым. — Я не хотела! Я потянулась, но… такая сильная боль прострелила… Василий Геннадьевич, простите меня!

В глазах Наташи застыло столько искреннего сожаления, что устоять перед этим взглядом было очень сложно. Дорофеев не устоял. Растянув тонкие бледные губы в улыбке, мужчина посмотрел на неё с состраданием, поправил белую медицинскую шапочку на лбу.

— Ну что с тобой делать, Романова? — спросил он с усмешкой, почесав на подбородке седеющую рыжеватую бороду. — Сейчас принесу другую, если обещаешь больше не разбивать.

Наташа буквально просияла.

— Спасибо, Василий Геннадьевич! — воскликнула она восторженно. — Спасибо большое! Давайте я с Вами схожу? Зачем вы будете ради меня туда-сюда ходить…

Кабинет Дорофеева был небольшой, но всегда чистый и приведённый в полнейший порядок. Как один из главных врачей всего медицинского отделения, он имел отношение ко многим операциям и процедурам, в том числе экспериментальным, а потому на его столе было много папок с бумагами.

Оказавшись внутри, Наташа как бы невзначай подошла к столу и, пока Дорофеев искал для неё нужный флакон, пробежалась глазами по всем бумагам, пытаясь отыскать что-нибудь о Зимнем Солдате. Она проверила все заголовки, начинавшиеся на «З» и «С», скользнула взглядом по пронумерованным папкам, посмотрела на рукописные документы на краю стола.

Все тщетно. Ни одного упоминания.

— Вот и оно, — довольно сказал Дорофеев, закрывая шкафчик с лекарствами, и протянул Наташе новый бутылёк. — Я и не думал, что их так мало осталось, пришлось повозиться, чтобы найти.

Романова тут же перевела взгляд на мужчину. С улыбкой взяла флакон, на секунду дольше, чем было нужно, задержав прикосновение на его руке.

— Спасибо огромное, Василий Геннадьевич! Вы мой спаситель!

Мужчина усмехнулся, покачав головой, чтобы скрыть смущение. Вновь поправил свою шапочку, пригладил руками складки халата.

— Это моя работа, Наташа. Приходи завтра, как договорились. Снимем повязку, посмотрим, помогла ли тебе наша новая микстурка.

Шагая по пустому коридору от медицинского блока, Наташа чувствовала себя неудовлетворенной. Ее развед-миссия не увенчалась успехом — зря только возилась с острыми осколками и дурила врача. Василий Геннадьевич ей нравился — такой простой и добродушный мужичок, всегда рвался всем помочь, скорее поставить на ноги, да и к ней относился очень хорошо. Может оно и к лучшему, что у него не оказалось этих материалов.

Наташа знала, что сильно рисковала, когда вместо того, чтобы отправиться обратно домой, свернула к кабинету Степановой. К счастью, время выпало удачное, и весь штаб был занят работой, а потому на лестницах и в коридорах ее никто не увидел. Приближаясь к заветной двери, Романова чувствовала в себе все меньше уверенности. Шпионаж был ее промыслом, к этому их готовили с детства, но до сих пор ей не приходилось шпионить за теми, кто ее этому научил.

Приблизившись, Наташа перевела дыхание. Ещё раз осмотрелась, взвесила все «за» и «против». Уже мысленно готовая к ссылке в Сибирь в случае неудачи, потянулась к двери, чтобы незаметно пробраться к Степановой и все же найти папку с материалами по Зимнему. Пальцы опустились на ручку, замок тихо щелкнул.

— Почему ты не дома?

Тихий голос заставил Наташу содрогнуться всем телом от неожиданности. Отдёрнув руку, она обернулась, испуганным взглядом упираясь в пряжки чёрного форменного жилета.

— Я… — голос ее дрогнул то ли от страха быть пойманной, то ли от волнения, — я ходила за обезболивающим. И хотела по дороге обратно на пару слов зайти к полковнику Степановой.

Солдат смотрел на неё, чуть нахмурившись, голубые глаза изучали ее лицо. В который раз Наташа пыталась понять, что происходит в этот момент в его голове, но безуспешно. Провал раз за разом, задание не выполнено.

Вниманием Романовой завладели его губы, до сих пор чуть красные от следов ее зубов. Все-таки это было по-настоящему, не во сне. И он помнил, она могла заметить это во взгляде.

— Тебе нужно отдыхать, чтобы скорее восстановиться, — сказал Солдат, приближаясь, и Наташа почувствовала исходившее от него тепло.

Холод металла коснулся ее кожи, создавая сильный контраст ощущений. Девушка вздрогнула. Теперь она слышала, как громко бьется ее собственное сердце. Нерешительно осмотревшись по сторонам, Наташа коснулась своими пальцами его бионических, вновь подняла глаза к его лицу.

Она хотела спросить, придёт ли он сегодня, проберется ли снова в ее окно под покровом ночи, но не решилась. Замерла, смотря на него снизу вверх, рассматривая обрамлявшие прозрачные глаза короткие темные ресницы.

Солдат шумно вздохнул, облизнул сухие губы. Невзначай снова коснувшись ладони Наташи, убрал руку и отступил на шаг.

— Возвращайся к себе домой.

Не приказ, скорее просьба. Голос как всегда немного хриплый, с оттенком заботы. Наташа вчера уже слышала ее в его словах. И во второй раз не смогла сдержать улыбку.

Звук приближавшихся с другого конца коридора шагов заставил ее вздрогнуть и отстраниться. Отдернув руку, Наташа ещё раз посмотрела на Солдата, после чего беззвучно скользнула за поворот, чтобы вернуться к лестнице.

***

Наташа, совершенно не умела ни халтурить, ни болеть, а потому весь день не могла придумать, чем себя занять. Привыкшая к ежедневными тренировкам, занятиям и репетициям, она совершенно не представляла себе день, в котором ничего этого не было по причине ее нетрудоспособности. Переделав все дела, какие только удалось придумать, она твёрдо решила до последнего не ложиться вечером спать, в надежде дождаться Солдата.

Но не дождалась.

Наташа упорно боролась со своим организмом, но сильное обезболивающее действовало на неё как снотворное, и с каждой минутой держать глаза открытыми давалось все сложнее. В итоге она заснула прямо на неразобранной кровати, свернувшись клубочком.

Проснулась Наташа, когда было уже совсем темно. Воздух в комнате был прохладный — она же специально оставила окно открытым. Ее разбудило легкое, почти невесомое прикосновение к плечам. Ещё не открыв глаза, Романова почувствовала, как на неё опустился вязаный плед, и нахмурилась, приподнимаясь в кровати на здоровой руке.

Наташа потёрла сонные глаза и, широко распахнула их, удивлённо смотря на Солдата. Заметив это, он поспешил вернуться к открытому окну.

— Постой, — позвала его девушка, вскакивая на ноги. — Пожалуйста.

Ещё не до конца проснувшись, она чуть не потеряла равновесие от резкого движения, но устояла на ногах и подошла к остановившемуся к ней спиной посреди комнаты Солдату. Обняла его со спины, прижимаясь, пальцами держась за грубую ткань жилета.

— Ты не должна была проснуться, — сказал он, выбираясь из ее объятий и поворачиваясь лицом.

Наташа разомкнула руки и хотела опустить, но он осторожно взял их в свои, взглядом скользнув по бинтам на правом предплечье.

— Я не должна была засыпать, — ответила она.

— Почему?

В его глазах настоящий, почти наивный интерес. Он всегда спрашивал так искренне, словно не мог понять, что кто-то мог хотеть его увидеть. Не чтобы поручить миссию, а просто так.