Тёплая.

Выронив нож, Наташа подняла глаза. Солдат выпрямился, поднося руку к скуле. Коснулся пореза, провёл по обожженной острой сталью покрасневшей линии. Отвёл пальцы от лица, смотря на красные следы.

— Молодец.

Уголки его губ на секунду дёрнулись в подобии улыбки.

Наташа, держась за потянутый бок, не могла оторвать от него глаз, пока Зеленов не захлопал в ладоши, давая сигнал остановить бой. Ее щеки раскраснелись, из хвоста на макушке выбилось несколько огненных прядей. Сквозь приоткрытые пухлые губы она шумно втягивала воздух, пытаясь перевести сбившееся дыхание.

— Вот видишь, Наташа, — сказал подполковник, подходя ближе. — Можешь ведь, когда хочешь.

Гневный взгляд зелёных глаз молнией метнулся в него, смерил с ног до головы.

— Твоя тренировка окончена, Наташа, ты можешь идти. Солдат, — Зеленов поднял голову, смотря на него снизу вверх, — останьтесь на пару слов.

— Есть.

Стоя в раздевалке перед зеркалом, Наташа изучала уже начинавшие наливаться синим пятна на бледной коже рук. Подхватив за края, подняла футболку, критично осматривая растянутый на тренировке бок. Провела пальцами по коже вдоль рёбер, понажимала, ощущая тягучую боль в мышцах. Пройдёт быстро, скорее всего, за пару дней точно. То ли дело порез от ножа.

Услышав, как щелкнула дверь в коридоре, Наташа опустила футболку и пригладила волосы. Раздались тихие шаги тяжелых ботинок, затем ещё один щелчок.

Романова вышла, заметив мелькнувший в коридоре темный силуэт. Пошла за ним беззвучно, чтобы никто из надзирателей не увидел и не услышал, скользнула в его раздевалку, поймав рукой закрывавшуюся дверь.

Она знала, что Солдат ее заметил. От него никогда ничего не укрывалось.

— Я не хотела.

Он стоял к ней спиной, собираясь стянуть с тела плотную кофту, но, услышав голос, обернулся. Голубые глаза посмотрели на девушку из-под упавших на лоб темных волос.

— Это было твоё задание, ты справилась. Ты делаешь успехи.

Голос низкий и тихий, но тон теплее, чем обычно. Когда рядом не было руководства, из него пропадала сталь.

— Да, — кивнула Наташа, подходя ближе, — но я не хотела порезать тебя. Лучше бы я не справилась с этим заданием.

В глазах Солдата читалась озадаченность. Он рассматривал девушку не без интереса, изучал эмоции на ее лице.

— Почему? — спросил он.

— Потому что я не хотела, чтобы тебе было больно.

Брови Солдата нахмурились, растерянный взгляд опустился в пол. В его голове крутились какие-то обрывки мыслей, но он не мог соединить их воедино, будто кто-то нарочно мешал ему. В программе не было заложено такое. Никто раньше не говорил о том, что не хотел причинить ему боль, об этом вообще не шло речи. Его организм излечивал себя сам слишком быстро, чтобы заботиться о таких мелочах. Давали приказ — он выполнял, служил без оговорки на болевой порог. На миссиях, куда его отправляли, бывало гораздо хуже, в разы.

Наташа не отводила от него глаз. Рассматривала сменявшие друг друга выражения на лице, пыталась понять, что происходило в его сознании.

— Мне не было больно.

— Совсем?

Солдат молча поднял на неё глаза, ответа не последовало. Ее слова шли вразрез с его установкой, он не мог понять, как отвечать. Он чувствовал боль. Эту функцию его тела не отключили намеренно, чтобы, если что, припугнуть и напомнить, кто он и для чего был создан таким. Но по сравнению с тем этот порез на щеке вообще не считался. К утру от него не останется и следа.

Наташа подошла ещё ближе, остановилась меньше, чем в полуметре. На тренировках нечасто удавалось подобраться на такое небольшое расстояние, а сейчас он был прямо перед ней, настоящий. И даже не пытался свалить ее с ног или взять в захват, как это обычно случалось при их встречах.

Девушка протянула левую руку, проводя по плечу и останавливаясь у основания его шеи, чуть потянула к себе. Солдат вздрогнул, но не отстранился, послушно наклоняясь к ней. Оперевшись второй рукой о широкую грудь, Наташа встала на носочки и поднесла губы к его щеке, мягко целуя порезанную кожу.

Он молчал, глубоко дыша где-то рядом с ее ухом. Так близко, что темные пряди его волос скользнули по ее шее. Раскрытой ладонью Романова чувствовала биение сердца в груди Солдата. Сильное, как и он сам, размеренное. Значит, все-таки человек. Не робот.

Отпустив его, она отстранилась и отошла на шаг. Посмотрела на него ещё несколько секунд, улавливая полное недоумение в ответном взгляде. Уголками губ улыбнулась, уже более задорно и игриво, и вышла из раздевалки, тихо шмыгнув по коридору, чтобы не попасться никому на глаза.

Наташа была неглупой, а потому додумалась держать язык за зубами и никак не выдать себя перед завистливыми одногруппницами. На совместных тренировках держалась отстранённо, всегда с высоко поднятой головой, на Солдата почти не смотрела. Во всяком случае, когда кто-то мог это заметить. Они и без этого обсуждали ее все время.

— Видели, как он на неё смотрит?

— Она специально приходит раньше, чтобы с нашим Солдатом подольше побыть.

Конечно, Наташа замечала на себе его взгляды, особенно после случая в раздевалке. Посматривала в ответ, вглядывалась в прозрачные голубые глаза, пытаясь понять, что за мысли кроются в этой темноволосой голове.

Он чаще всего молчал, иногда говорил, но коротко и только по делу. Мог дать совет на тренировке или поправить позу, но, как говорится, тоже без фанатизма.

— Подними локоть выше, плечи расслабь, — говорил он, смотря в глаза, но никогда не обращаясь по имени.

Солдат был одной большой загадкой, вызывавшей кучу вопросов без единого ответа. Им говорили, что он не совсем обычный человек, но в подробности никто не посвящал. Откуда он взялся? Что именно сделали с его телом и сознанием? И, самое главное, кем он был до того, как потерял имя и стал Зимним Солдатом?

Иногда, когда удавалось поймать его взгляд, Наташа задумывалась, кто же все-таки на неё смотрит: безымянный солдат или тот, кем он был до этого. Они стёрли из его памяти не все, Романова знала. В его голове была программа, ряд установок, но помимо этого где-то в глубине остался человек, которому когда-то принадлежало это тело. Вопрос был лишь в том, какая его часть осталась жива. Может она хоть немного влияла на его действия, а может просто беспомощно смотрела. Но в одном девушка была уверена: когда ее губы коснулись его пореза на скуле, на секунду, хотя бы на долю секунды, рядом с ней стоял человек, а не запрограммированная на бой машина.

***

Когда на стрельбище Наташа получила пулю навылет в правую руку, ее одногруппницы ликовали. Не то чтобы они так сильно желали ей плохого, нет, но медики на несколько дней отстранили ее от от тренировок, в том числе от общей, и у них наконец появился шанс порисоваться перед Солдатом.

— Он спрашивал о тебе сегодня, — довольно сообщила Лена, когда зашла проведать ее в сан части.

Наташа посмотрела на неё из-под полуприкрытых век. Сильное обезболивающее чуть туманило сознание, но светящееся лицо Беловой она видела ясно. Пуля, прошившая ее правую руку, отлетела рикошетом от стены, и куратор посчитал это случайностью, но Романова видела, чей Макаров ее выпустил.

— И что же сказал?

— Немного, конечно. — Белова присела на край кушетки, рассматривая уставшее лицо одногруппницы. — Перед началом тренировки спросил «где четвёртая?», когда недосчитался тебя. И все.

Ей, конечно, это безмерно льстило — обожаемую всеми Наташу Солдат назвал просто «четвёртой», даже не по имени.

Романова сделала над собой усилие, чтобы не закатить глаза. Она знала, что Лена пришла, чувствуя вину за то, что «случайно» пустила ей в руку рикошетом пулю, но все же не смогла удержаться и не поддеть. И знала, что как бы сильно не хотелось, она не расскажет руководству. Даже если подаст рапорт, они не поверят. Куратор отдал отчёт, его слово весомее. Никому не захочется возиться в разборках между девчонками.

— Знаешь, если тебе что-нибудь понадобится… — вновь заговорила Лена с налетом наигранного волнения, — ты можешь…