– Спасибо.

– Позвони мне потом.

Нажимаю отбой и, глядя на часы, с ужасом понимаю: опоздала, аукцион уже закончился. Впрочем, если бы я приехала вовремя это бы всё равно ничего не изменило.

После того, как О’Лэс сказал о переносе аукциона на сегодняшний вечер, меня не покидало чувство, что он тоже будет здесь. И потому приходить совершенно не хотелось. В последнее время я итак вижу его слишком часто. Но в глубине души теплилась слабая надежда. Вдруг поместье никто не купит? Может быть, тогда банк даст мне больше времени. Впрочем, когда я сказала об этом нашему бывшему семейному адвокату, он лишь усмехнулся в ответ.

Ну да, чудес не бывает. Это я уже поняла.

Но всё равно захожу в здание и поднимаюсь на нужный этаж, пропуская разодетую толпу. А ведь кто-то из них, возможно, только что купил моё родовое поместье.

Аукционист – блондин средних лет с бесцветными, словно выцветшими, глазами – уже закрывает дверь, когда я подхожу.

– Мисс Фэйрис, – улыбается заученно он. – У меня для вас не очень хорошие новости. Нам пришлось снизить снизу. По начальной, к сожалению, никто не желал покупать.

Он виновато улыбается, но в голосе нет и намёка на сожаление.

– Оставшиеся после вычета долга деньги будут переведены на ваш счёт.

Растерянно киваю. Сейчас это волнует меня меньше всего.

– А кто… кто купил его?

В горле пересохло, и голос звучит немного хрипло.

Я знаю, что спрашивать об этом глупо и бессмысленно. Всё равно уже ничего не изменить. Но ничего не могу с собой поделать.

– Генри О’Лэс.

– О’Лэс? – переспрашиваю тихо и оборачиваюсь, выискивая его в толпе.

Но большая часть уже уехала. Впрочем, не думаю, что он так просто пропустил бы меня.

– Он не приходил сам, – поясняет аукционист. – Здесь был его секретарь. Но мистер О’Лэс просил передать вам, что позволяет забрать одну любую вещь из поместья.

Любую вещь?

Я нервно облизываю губы. Очень… заманчивое предложение. Или опрометчивое. Я ведь могу забрать одну из скульптур, дорогую вазу или картину. Продам её и буду ещё долго жить, не думая о деньгах и продолжая поиски работы. Не мог же он запугать всех в городе?

Аукционист раскланивается и уходит, а я растерянно замираю, обдумывая его слова. С одной стороны, так и хочется прямо сейчас набрать номер ненавистного О’Лэса, с другой – я понимаю, что делать это ни в коем случае нельзя. Он ведь наверняка предложил это не просто так.

Решить я не успеваю, в кармане начинает вибрировать телефон. Достаю и несколько секунд просто смотрю на незнакомый номер. Впрочем, кажется, я итак знаю, кому он принадлежит, но всё равно отвечаю.

– Да?

– Ещё раз здравствуйте, Камилла. Вы уже решили, что хотите забрать из поместья?

Невольно вздрагиваю, услышав ставший знакомым бархатистый голос, и оглядываюсь. После сегодняшней неожиданной встречи я совсем не удивлюсь, если окажется, что он опять находится где-то поблизости. Может быть, даже прямо за моей спиной, скрытый каким-нибудь артефактом невидимости.

– С чего вы решили, что я непременно что-то захочу забрать?

Стараюсь говорить как можно беспечнее, шагая к окну в конце коридора.

– А вы не хотите? – В его голосе столько искреннего удивления, что я почти верю ему. – Тогда прошу простить меня за беспокойство…

– Нет, подождите. Хочу.

Он тихо смеётся, и я с ужасом понимаю: повелась, словно глупая наивная школьница.

– В таком случае я заеду за вами завтра в девять утра.

Он не спрашивает – утверждает. И от этого становится неприятнее вдвойне.

– Не думаю, что вам стоит идти на такие жертвы, учитывая вашу заня…

– Не беспокойтесь, дорогая, для вас у меня всегда найдётся время. Так как? Вы будете готовы к девяти?

Моя робкая попытка отказаться от его сопровождения проваливается с треском.

Как же хочется крикнуть: «Нет», и нажать кнопку отбоя. Но вместо этого я выдыхаю тихо:

– Буду.

Как бы глупо это не было, но я хочу попрощаться с домом, в котором выросла. Пройтись в последний раз по саду, и, если он позволит, зайти внутрь.

– Тогда до завтра, Камилла.

Моё имя он выдыхает совершенно другим, низким и чуть хриплым, голосом. И от того, как это звучит, у меня по спине бегут мурашки.

Что ж, кажется, завтрашняя поездка обещает быть незабываемой. Во всех смыслах этого слова.

Всю дорогу до поместья мы едем в тишине. Мистер О’Лэс сегодня на удивление не разговорчив, и это одновременно и радует, и настораживает меня. То и дело я ловлю на себя его пристальный взгляд, но когда поворачиваю голову, он лишь загадочно улыбается в ответ.

В это раз не было ни цветов, ни драгоценностей. Только к счастью ли это? Когда он пытался ухаживать, я хотя бы знала, что от него ждать. А что будет теперь, даже представить не могу, и это немного пугает меня. Но думать об этом сейчас хочется меньше всего, поэтому я просто отворачиваюсь к окну.

Вскоре машина сворачивает на подъездную дорожку, ворота тут же раскрываются, пропуская нас. Кладу ладонь на дверную ручку и прошу тихо, не поворачивая головы:

– Я бы хотела пройтись по парку одна.

Он ничего говорит в ответ, и я принимаю его молчание за согласие. Быстро выскальзываю наружу, на миг замираю, глядя на дом и парк. Тяжёлый вздох тут же срывается с губ.

Не моё. И уже не будет моим никогда.

Ноги сами несут привычной дорогой. Вокруг тихо, только гравий шуршит под ногами. Сворачиваю направо, прохожу мимо тех самых кустов, с которых во сне срезала розу. Но узнать её сейчас не так-то просто: сорняки разрослись, забивая цветы. Из аккуратно подстриженных прежде кустарников тут и там торчат свежие веточки.

Ну, ничего. У нового хозяина точно найдутся деньги на садовника.

Тянусь, кончиками пальцев нежно касаюсь бархатистых лепестков одного из цветков. Алого, словно только что пролитая кровь. Никогда не любила этот цвет, в отличие от мамы. Вспоминаю о ней, и губы тут же растягиваются в улыбке.

Медленно иду дальше к террасе, подставляя лицо робко выглядывающему из-за облаков солнцу. Быстро взбегаю по ступенькам, но на середине лестницы останавливаюсь, понимая, – я тут не одна. Оборачиваюсь. Мистер О’Лэс стоит всего на несколько ступенек ниже и как-то странно смотрит на меня.

– Я никогда не видел вас такой счастливой, – замечает он с улыбкой и начинает медленно подниматься.

Выдыхаю, старательно сдерживая рвущуюся наружу злость. Неужели так сложно было выполнить мою просьбу?

– Вы разрешили мне взять одну вещь, – говорю как можно спокойнее. – Я же прошу вместо этого несколько минут одиночества.

И пусть потом я не раз пожалею об этом решении, но сейчас это именно то, чего я хочу.

Он останавливается на две ступеньки ниже, но из-за разницы в росте наши лица находятся практически на одном уровне.

– Теперь это моё поместье, Камилла, не забывайте.

Кажется, он назло не желает уступать мне.

Я отворачиваюсь, не желая видеть его так близко, на миг закрываю глаза, до боли в пальцах сжимая перила. Ненужно было вообще соглашаться на эту поездку.

– Зачем оно вам? У вас же есть дом.

И наверняка не один.

– Решил расширить бизнес и открыть сеть спа-салонов. Вашему поместью выпала честь стать первым.

Открыть что?..

Я резко поворачиваю голову, пристально вглядываюсь в его лицо и ища намёк на шутку, но не нахожу его.

– Вы хотите открыть здесь спа-салон? – переспрашиваю недоверчиво.

Но ведь это просто не может быть правдой.

– Да, но не простой, а настоящий комплекс, – поправляет он с улыбкой. – С гостиницей и рестораном. И загон с грифонами для любителей экзотики.

А я просто стою и не знаю что сказать, задыхаясь от злости и несправедливости.

Он – нувориш, южанин, не понимающий, что такое настоящая семья и преемственность поколений. По коридорам этого дома бегали маленькими мой прадед, дед, отец и я с братом. И должны были бегать наши дети. А он хочет сделать из него проходной двор. Чтобы сотни, тысячи чужих ног топтали дорожки, а жадные руки срывали цветы с редких растений. Чтобы они прожигали дыры в коврах и диванах, нечаянно били «милые безделушки», которыми наверняка станет мамина коллекция фарфоровых статуэток. Им ведь будет всё равно. Для них это всё ничего не будет значить. Просто вещи.