– Не понимаю, что тебе не нравится в нём, – выдыхает, наконец, подруга.

Удивлённо гляжу на неё.

– В Генри О’Лэсе, – поясняет она, поворачивая голову. – Я видела, как он выходил сюда.

Я напряжённо впиваюсь пальцами в перила.

– Только не говори…

– Нет. Я не посылали его сюда, если ты об этом.

Облегчённо выдыхаю: не хотелось бы разрывать отношения и с ней тоже.

– Зря ты его отталкиваешь, – продолжает она, тихо вздыхая. – Говорят, его денег хватило бы на то, чтобы купить город полностью. А ещё, что у него есть собственный остров в Зелёном архипелаге. Представляешь?

Качаю головой. Мне это не интересно.

– Уверена, он мог бы помочь с твои поместье. Нужно просто быть с ним поласковее.

– Сьюзи, – выдыхаю предупреждающе я. – Не начинай. Лучше скажи, где можно активировать артефакт на переход. Хочу вернуться домой.

– Тебе – в холле. Но зачем тратить на это энергию? Я могу сказать кому-нибудь из гостей и…

– Нет, не нужно. Не хочу сейчас ни с кем говорить.

– Тогда я тебя провожу. – Она быстро тушит сигарету о перила и выкидывает в темноту. – Чтобы никто опять не привязался.

Я благодарно улыбаюсь ей.

Но дома меня ожидает сюрприз.

– Эрик?

Удивлённо замираю, глядя на своего жениха, бывшего жениха, взлохмаченного и помятого, сидящего прямо на полу у дверей моей квартиры.

– Что ты здесь делаешь?

Он сонно моргает, поднимает голову, глядит на меня красными глазами.

– Камилла, – выдыхает, растягивая тонкие губы в улыбке, и тянется ко мне.

Но я отступаю.

– Что случилось? Она выгнала тебя?

Эрик хмурится.

– Твоя невеста. Элизабет, – поясняю я недовольно: пока он не встанет, открыть дверь невозможно.

Элизабет де Рэйн, если быть точнее. Одна из самых завидных невест города. Наследница огромного состояния и, если верить слухам, тридцатилетняя старая дева с вредным характером и ужасно длинным носом.

Он качает головой, а выражение лица тут же становится виноватым. Только я давно уже на него не сержусь. Вздыхаю и подаю всё-таки руку, в которую он тут же цепляется клещом. А я гляжу на его неуклюжие попытки встать и никак не могу узнать в нём того, прежнего Эрика. Сложно поверить, что это – тот самый человек, с которым я вместе выросла и с которым семь лет училась в Академии. Никогда не видела его прежде в таком ужасном состоянии.

Я помню его столько же, сколько себя, но никогда не любила. И всё же, когда он сделал предложение – ответила согласием. Просто не видела причин для отказа. Мне было легко и хорошо с ним. И кто сказал, что для создания семьи непременно нужно любить друг друга?

Впрочем, он-то как раз меня любил. Но на похороны так и не пришёл. Ни на первые, ни на вторые. А о том, что помолвлен с другой, я узнала позже от Сьюзи. Но тогда у меня не было сил даже на злость. В глубине души я была этому даже рада и понимала причину его поступка. Его род беден. Ему нужная богатая родовитая невеста. И если по второму пункту я проходила, то по первому, как оказалось, нет.

Новость о том, что мы – банкроты, адвокат сообщил вскоре после похорон родителей. Оказалось, что отец пристрастился играть в карты и за несколько лет спустил накопленные предками капитал. Моё приданное и деньги, отложенные на учёбу для брата.

Впрочем, Гарри они так и не понадобились.

И всё же я не могла понять, что стоило Эрику сказать правду? После стольких лет дружбы? Он же видел, что я не влюблена. Боялся скандала? Глупости. Я бы ни за что не устроила его. И он прекрасно это знал, а, значит, оставалось одно – трусость. Он просто испугался, не нашёл в себе сил сказать мне правду, глядя прямо в лицо.

Эрик всё-таки смог подняться и тут же рывком дёрнул меня на себя. Так, что мои руки оказываются зажатыми между нашими телами.

– Я не могу без тебя, Мила, – выдыхает он мне в губы, явно собираюсь поцеловать.

Но я отворачиваюсь, только сейчас ощущая кислый запах спиртного. Напился. Неудивительно: свадьба должна состояться на следующей неделе.

– Пусти, Эрик. Ты слишком много выпил.

Я упираюсь руками в его грудь, пытаясь оттолкнуть.

Ну, что за день?

– Не нравлюсь? – шепчет он зло. – Ну, конечно, я же не Генри О’Лэс. Не думал, что ты так быстро забудешь обо мне.

Устало вздыхаю. У меня нет ни сил, ни желания переубеждать его.

– Пусти или пожалеешь.

– Но у меня тоже скоро будут деньги, – выдыхает он, словно не слыша меня. – И если бы ты стала моей любовницей, я бы мог дать тебе немного. На выкуп поместья, конечно, не хватит, но на жизнь вполне. У тебя ведь почти не осталось денег, Мила.

Эрик хватает меня за подбородок, заставляя повернуть голову и целует. Жёстко и требовательно. Его рука скользит по моему бедру, но вместо возбуждения я чувствую лишь гадливость. И в этот раз не пытаюсь сдержать вспыхивающий внутрь огонь, даже когда в нос ударяет горький запах горящей ткани.

– Что за…

Он тут же отталкивает меня и быстро бьёт себя по груди, пытаясь затушить огонь. Поднимает голову, со злостью глядя на меня. А я не могу скрыть улыбки, глядя на чернеющие на его пиджаке следы от моих ладоней и всё ещё ощущаю огонь на кончиках пальцев.

– Ты ещё пожалеешь об этом, – шипит он, а затем разворачивается и быстро сбегает вниз по лестнице.

Я провожаю его взглядом, а когда поворачиваюсь, то вижу приоткрытую напротив дверь. Но она тут же захлопывается.

Усмехаюсь. Ну, конечно. Ни одно происшествие в этом доме не проходит мимо этой престарелой сплетницы. Мне «повезло» больше всех: я живу с ней на одной лестничной клетке.

Тянусь к очередной розе – кремовой с бордовыми вкраплениями, – но натыкаюсь на шип и тут же одёргиваю руку. На кончике пальца блестит алая капелька крови. Вот до чего доводит жадность, а ведь мой букет уже итак достаточно большой.

– Камилла, иди скорей. Сейчас всё остынет.

– Сейчас, мам, – откликаюсь я, засовывая палец в рот.

Вот только сорву последнюю.

В этот раз я действую осторожнее, выискивая чистое от шипов место, и только потом ломаю хрупкий стебелёк. Так-то. Аккуратно пристраиваю свою добычу к остальным цветам.

– Камилла!

Голос матери звенит от злости, и я тут же вскакиваю, но не успеваю сделать и пары шагов, как слышу странный гул. Он постепенно нарастает, становясь всё громче, и я чувствую, как дрожит под ногами земля. Вздрагиваю… и открываю глаза, с грустью глядя в ненавистный серый потолок с сетью трещин и трясущуюся люстру. И с горечью осознаю: это был всего лишь сон. И нет ни мамы, ни сада.

В детстве я боялась кошмаров, страшных монстров под кроватью и жуткого крика банши под окном, предвещающего скорую смерть. Но лишь сейчас поняла, что самые страшные сны вот такие: светлые, добрые, счастливые. Сны, в которых все ещё живы. Сны, в которых я ещё могла улыбаться.

Вздыхаю, перекатываясь на живот и закрывая голову подушкой, но скрыться от шума не удаётся. Можно, конечно, поставить полог, но не уверена, что смогу уснуть. К тому же мне всё равно нужно сегодня попытаться найти работу и решить проблему с долгом. Аукцион через два дня.

Откидываю подушку и сажусь, подтягивая колени к груди. В щель между штор сочится серый утренний свет, отбрасывая узкую полос на ковёр. Значит, уже шесть и в метро пошёл первый поезд. Ну, что стоило машинисту сегодня немного опоздать? А я бы увидела семью. Пусть ненадолго и во сне.

На квартиру в нормальном районе у меня просто нет денег, да и на эту скоро не будет.

Быстро собираюсь, но у двери замираю, глядя на стопку белых конвертов. Счета. Счета. Счета. И снова счета. И опять они. Но один конверт – с золотой короной – выделяется. Мне не нужно открывать его, я итак знаю, что там: очередной договор от него. Первый я вскрыла, но только прочла заголовок: «Брачный договор», и тут же сожгла.

Беру конверт за кончик, кладу на поднос и лишь потом поджигаю, с наслаждением глядя на то, как чернеет, скрючиваясь бумага.