Махнув на прощание рукой, я захлопнула дверь и облегчённо выдохнула. Ну хоть теперь он забудет о своей галлюцинации в виде Рафаэля, а предастся глубоким переживаниям из-за меня. Сам виноват, Дэвид, теперь мы с тобой по разные стороны, и даже тётя больше ничего мне не скажет. Ковыляя, я добралась до стула напротив моего старенького синтезатора и села на него, уперевшись локтями в панель инструмента и опустив голову на ладони. Как же я устала! Сегодня был невероятно длинный вечер со злобной тётушкой, экстремальным вождением, поимкой воришки, домогательствами… почти смертью Дэвида и неожиданных откровений от Рафаэля. Голова болела. Спать совершенно не хотелось — даже напротив, боль в висках не давала расслабиться. Но ничто так не успокаивало, как музыка. Я любила играть для себя, когда на меня накатывала печаль и меланхолия, или когда просто хотелось расслабиться. Музыка снимает стресс и действует получше любого тортика.

Коснувшись белых клавиш, мои пальцы интуитивно двигались, перебирая ноту за нотой. Шопен. В нём есть что-то особенное. Тягостная меланхолия звуков, глубокий смысл минорных переливов. Это была не мелодия, это была целая история жизни. Временами тягостная, грустная, временами мимолётная, быстрая, стремительная. Искрящаяся и яркая. И снова грустная. Это была моя жизнь.

Краем глаза увидела большую тень на стене. И когда он вошёл? Я даже не услышала. Рафаэль опустился на пол, прислоняясь к кровати за моей спиной, и ничего не говорил, просто слушал. Может, ему тоже не чуждо чувство прекрасного? Пусть он и живёт в подземелье, пусть и отделён от мира, но всё же в нём есть душа. Я ощущала её, чувствовала невидимые щупальца, тянущиеся ко мне. И пусть он бывает немногословен, а порой и груб, всё-таки я знала, что внутри этот здоровяк другой. Пусть он и позволяет себе подглядывать за мной — всё-таки он мужчина, — но по крайней мере он никогда не переступал черту, не делал никаких намёков, как это делает Дэвид. Да, этот громила был в десятки раз сильнее почтальона-Дон Жуана, но он никогда не применял силу против меня. А ведь если подумать, то я даже не смогла бы написать заявление в полицию на него. Ну кто мне поверил бы? У Рафаэля есть свои принципы, и хотя я считала, что у всех они должны быть, как само собой разумеющееся, теперь, пережив уже столько всего, я стала ценить эту сторону своего зелёного друга ещё больше.

Музыка увлекала в свой загадочный мир, где уже не было ужасающей действительности, а только умиротворение, только вязкое море эмоций, затягивающее и обволакивающее. Закончив свою игру, я обернулась к Рафаэлю и обнаружила, что этот здоровяк спит. Мда, а я тут про чувство прекрасного рассуждаю. С другой стороны, он, наверное, тоже устал за сегодняшний день. На часах половина третьего ночи, а страсти только улеглись.

Я решила не будить Рафаэля, а тихо понаблюдать за ним поближе, пока он спокойно сопит, склонив голову вниз и скрестив руки на груди. Интересно, каким он был до мутации? Наверное, здоровым крепким парнем с широкими скулами и шеей. Почему-то я подумала, что он был блондином. Высокий, широкоплечий, ему бы подошла роль капитана команды по американскому футболу. Скорее всего, морской пехотинец — ну кто бы ещё решился на такой эксперимент? Интересно, а его глаза были такими же? Этот яркий янтарь настоящий?

А каково это — жить в полном одиночестве, отвергнутым и отчуждённым от общества? Без друзей, без семьи… Интересно, а кто-нибудь кроме меня ещё знает о его существовании? И если он стал жертвой науки, то где тот учёный, который создал его таким? Видимо, не всё прошло гладко, раз он вынужден прятаться и скитаться. Как хорошо, что мы нашли друг друга. Сейчас мне кажется это невероятным везением для него и для меня. Если он приходит ко мне, значит всё-таки нуждается в простом человеческом общении, тёплом ужине, просто ощущении рядом другого. А может, я ему нравлюсь?.. От этой мысли меня бросило в жар, хотя я глубоко сомневалась в правдивости своих умозаключений. Нужда в другом человеке ещё не даёт повода для романтических чувств. Это просто дружба, необходимость быть с кем-то. Но с другой стороны, он же живой человек, пусть не внешне, но внутренне. Никому не чужды обычные человеческие потребности в любви. И мне ещё больше жалко, что он вынужден страдать из-за этого.

Я опустилась на пол и села напротив него, внимательно разглядывая умиротворённое лицо Рафаэля. Впервые вижу его таким расслабленным, и так он кажется более милым. Может, потому что в таком состоянии он находится крайне редко. Интересно, а какой он без своей повязки? Мне хотелось увидеть его лицо полностью, представить, каким бы он был в человеческом облике, и я потянулась к нему руками, решив, что смогу тихонечко стянуть с него эту потрёпанную красную ткань. Но ладони Рафаэля так стремительно ухватились за мои запястья, что я даже вскрикнула от неожиданности. Он разомкнул веки и чуть ослабил хватку, отдаляя мои руки от своего лица.

— Я думала, ты спишь, — нервно сглотнула. Вдруг он разозлится от такой моей выходки.

— Просто задумался, — он всё ещё удерживал мои запястья, но я не боялась его. Даже когда он злился не боялась. Попросить его самого снять повязку или это лишнее? Но мне так хотелось это сделать. — А ты что удумала?

— Я просто хотела посмотреть на тебя без этой штуки, — Рафаэль нахмурился, значит не к добру. Он опустил взгляд и немного наклонил голову.

— Не надо, — прозвучал короткий ответ, но мне было непонятно, почему он запрещает. Разве этот кусочек ткани можно назвать серьёзным камуфляжем? Это же не шапка-невидимка. И что такого я увижу без неё? А может, это психологический барьер? Эта маска уже стала частью его самого, раз он так бережно к ней относится, и снять её значит раскрыть себя полностью, стать уязвимым… Моё сердце заколотилось — в этот момент так захотелось, чтобы он стал уязвимым, так сильно хотелось увидеть его таким — необычным, но настоящим.

Рафаэль опустил свои руки на колени, разжимая пальцы на моих запястьях, и мои ладони находились в его, касаясь тыльной стороной грубой кожи. Я с любопытством смотрела на эту разницу между нами, между трёхпалыми зелёными и человеческими маленькими. Перевернула ладонь и коснулась пальцами его руки, ощупывая странную по ощущениям поверхность. Вверх до локтя, очерчивая крупные рельефы мышц. Это было так необычно: твёрдые бугорки перекатывались под пальцами, кожа толстая, неестественно гладкая и натянутая. Так странно — с внутренней стороны руки она казалась мягче, там, где видны толстые вены, где даже цвет кажется светлее. Снова вверх по бицепсу — интересно, откуда у него тату? Отголоски прошлой жизни? Я ощущала, как слегка вздрагивали мышцы от моих прикосновений, как напрягались тонкие рельефы прожилок на крупном плече. Мне было до безумия любопытно рассмотреть его ближе, понять, что за существо передо мной. Твёрдая, почти каменная грудная часть: на ней остались вмятины от пуль, мелкими расщелинами испещрившие толстый слой.

— Тебе было больно? — проводя по пулевым следам, спросила я. В ту ночь меня чуть не застрелили, и если бы не Рафаэль, то всё закончилось бы трагично.

— Нет, — кажется, что его бас стал ещё ниже, превращаясь в приглушённый, грудной звук. Он почти не шевелился, терпеливо следя за моими движениями и, кажется, словно допустил меня до себя настолько близко, что теперь по-настоящему стал беззащитным передо мной. Этот двухметровый мутант перед маленькой Рокси. Уязвимый и смущающийся — это было видно по потемневшему пристальному взгляду, который избегал контакта с моим, — но не останавливающий меня. Под ладонью билось его сердце — я чувствовала удары даже сквозь эту твёрдую защиту. Мне было спокойно рядом с ним, невероятное умиротворение в душе. Такого не было уже долгое время — чувство, когда не нужно ни о чём переживать, когда забываешь обо всех заботах. Даже о повреждённой лодыжке.

Я подсела к нему поближе, прислонилась ухом к груди, чтобы слышать это дребезжащее огромное сердце. Бух, бух, бух! Оно колотилось, нещадно тарабаня в грудь. И может, я позволила себе слишком многое — вольность, которую никогда ранее не позволяла по отношению к другим, — и может, это станет моей ошибкой, но сейчас, когда сильные руки сжали меня в объятьях и притянули ближе к каменному телу, я чувствую себя по-домашнему уютно. Вокруг больше нет Дэвида, противного коротышки и даже назойливой тётушки. Это иной мир моей реальности, в котором хочется задержаться подольше. Запах Рафаэля — это сырость с лёгкими нотками затхлой плесени (неудивительно, учитывая, где он живёт), но это совсем не отталкивало, напротив — теперь так пахнет моё спокойствие. Запахом сырой пожухлой листвы, сброшенной с омертвевших деревьев, вязкого болота, где слышен стрекот цикад, и проливного дождя, свежего и наполненного кислородом… Неровное сердцебиение колыбельной убаюкивало меня в холодных крепких руках, оставляя позади все ужасные события сегодняшнего дня. И сквозь пелену сладкого сна я чувствовала, как жадно вдыхает Рафаэль, зарываясь в колючее облако моих кудрей. И я улыбнулась, расслабляясь в стальных объятьях. Рядом с ним не было тревожно — казалось, Рафаэль был единственным в моей жизни за последнее время, кто не способен причинить мне вреда, пусть его внешние габариты говорят об обратном. Тишина и только ускоряющееся — бух-бух-бух… Я почувствовала невесомость под собой — Рафаэль поднялся со мной на руках и перенёс на кровать.