Через какое-то время я ощутила под собой холодную скамейку. Меня опустили дожидаться такси, по всей видимости. Послышались удаляющиеся шаги, и я интуитивно схватила спасителя за руку. Мне так показалось. Хотя кожа была холодной и шершавой. Может, перчатки? А ладонь просто огромной. А может, это не ладонь была?

— Как мне вас найти? — Мне хотелось посмотреть в глаза ему и сказать спасибо, после того как окончательно приду в себя. Хотя бы увидеть в лицо этого богатыря-волонтёра.

— Не надо меня искать. — Ответ меня огорчил, и я отпустила чужую руку. — Береги себя.

Больше я ничего не слышала. Только сирены машины, чьи-то возгласы и крики. Кажется, кто-то звал меня, но я не могла отозваться в ответ. И полное отключение от реальности. И только пиканье приборов сквозь мутную пелену оповещало о том, что я ещё жива.

========== Красная повязка ==========

Комментарий к Красная повязка

Я должна сказать, что здесь взята за основу вселенная фильмов 2014-16 годов и на это есть причины.

1. Я считаю, что рост в контексте данной работы имеет значение, и очень неудобно внушать страх в окружающих полутораметровым мутантом.

2. Характер Рафаэля в фильме отличается от привычного стандарта TMNT 2003. Он более сдержан, чем обычно, и менее импульсивен. Это тоже оказалось весьма удобным.

3. Хотя я уже упоминала рост в первом пункте, но всё же внешность Рафа выделила отдельно. Есть в нём какая-то своя харизма, которую хочется подчеркнуть.

Сноски:

Фрэнк Синатра — американский джазовый певец. Славился романтическим стилем исполнения песен и «бархатным» тембром голоса.

Энди Уильямс — американский эстрадный исполнитель и актёр, который отличался мощным голосом и непринуждённой, раскованной манерой исполнения.

Звук пикающих приборов раздражающе давил на виски. И почему они такие громкие? Кто-нибудь, отключите их, пожалуйста! А я ещё немножко посплю…

Голова жутко болела, будто кто-то расколол её топором надвое, и сон как рукой сняло. Глаза ужасно щипало, когда я наконец разомкнула тяжёлые веки. Надо мной нависал серый потолок в мелкую чёрную точку, а неоновая лампа резала зрение, словно кто-то приклеил кусочек солнца прямо над моей головой. Где я? Это что, больница?

Тревожное выражение лица папы испугало меня. Он здесь, значит случилось что-то ужасное. Папа подошёл ближе и взял мою руку, некрепко сжимая.

— Ну как ты? — почему-то шёпотом спросил он, убирая непослушные пряди у меня со лба.

Мои родители живут далеко от Большого Яблока, в маленьком городке Уотертаун почти на границе с Канадой. Путь не близкий — три с половиной часа без пробок по трассе. Мама работает учителем начальных классов, папа выводит новые сорта винограда на местной частной винодельне. Неплохой заработок для маленького уютного городишки. Переехали они туда год назад и уже отлично устроились. Я же осталась в Нью-Йорке, в одиночку покорять его вершины.

Пытаясь вспомнить прошлый вечер, я зажмурила глаза, думая, что так смогу подавить приступ мигрени. Но всё в голове плыло, мысли путались, и последнее, что я помнила — удаляющаяся в темноту парка крупная фигура. А может, это был сон?

— Я не знаю. Я… А где мама?

— Она не смогла приехать, — присаживаясь на кровать, ответил папа. — Её коллега на больничном, не могла подменить. Да и я уговорил остаться дома. Ты же знаешь, какая она впечатлительная.

Да, это верно. Несмотря на то, что чрезмерная эмоциональность в нашей семье больше касается родни со стороны отца, мама, хоть и более сдержана, но всё же очень ранима. О таких людях говорят «человек без кожи». Любой стресс, хмурый взгляд или неправильно подобранное слово может задеть её до глубины души. Я, естественно, пошла не в неё, и хоть поведение тёти Бониты мне чуждо, но в обиду себя не дам и в панику кидаться не буду. Боевой дух у меня от отца.

В смуглой руке папы моя ладонь казалась совсем светлой, и мне стало по-домашнему уютно рядом с ним. Я уже так давно не видела своих родителей. Последний раз, наверное, полгода назад. Всё времени нет с этими бесконечными подработками, да и они стали мне гораздо меньше звонить, чтобы не надоедать своей «самостоятельной» дочери.

Я попыталась приподняться на кровати, но левая нога неприятно заныла, и, прошипев сквозь зубы, я опустилась обратно. Только сейчас заметила на ноге фиксирующий гипс. Бандаж? Как это называется?

— У тебя вывих лодыжки, — ответил папа на мой немой вопрос. — Доктор сказал, что ничего страшного нет. Походишь немного с этой штукой, да перевязки поделаешь, и через пару недель, может, станет лучше. А вот шрам на бедре, скорее всего, останется.

Я коснулась ноги поверх больничной накидки и нащупала шершавую повязку. Ах да, я же, кажется, упала на что-то острое. А почему? Меня толкнули.

— Их было пятеро, — задумчиво сказала я, пытаясь изо всех сил вспомнить тот день. Папа явно оживился от этих слов.

— Ты помнишь хоть что-то? Кто-то напал на тебя? Кто это был? Ты запомнила лица? Они… они успели… они не причинили тебе вред?

— Один такой мелкий был, он всё время был впереди, а остальные почти ничего не говорили. И я… меня схватили. Но кажется… кажется, там ещё кто-то был… Эх, никак не могу вспомнить.

Я ударила себя по лбу, шипя от негодования и резкой боли в затылке, и обессилено опустилась на подушку.

— Ничего, ты отдохни немного, — успокаивающе поглаживал мою руку папа, и его голос навеивал невероятное спокойствие, будто и не было ничего. Будто это всё сон.

Но покой мне только снится. С дикими воплями в палату буквально ворвалась моя любимая тётушка, размахивая руками и с бешеной тревогой выпучив глаза на меня. Надо отметить, что вдовствующая старушка имела свой своеобразный вкус в одежде — от неё веяло забытыми 50-ми. Всегда элегантный сдержанный костюм, маленькая чёрная сумка (почему-то всегда лаковая) и шляпка на голове. Но цвета… В гардеробе у тётушки нет места серым и скучным расцветкам, всё яркое, пёстрое, бросающееся в глаза. Даже сейчас она выглядела так, будто не раненную племянницу пришла навещать, а вышла на парад.

— О, дорогая! — воскликнула Бонита, протягивая ко мне руки. Несмотря на преклонный возраст, двигалась она довольно живенько. Ну, конечно, клуб по танцам «кому за…» каждый четверг, даёт свои плоды, не позволяя этой женщине стареть. — Моя девочка! Я так боялась за тебя! Я ужасно чувствую себя виноватой. Заболтала до ночи и отправила одну до остановки.

— Тётя, не ругайте себя. Это просто случайность. Вы ни в чём не виноваты, к тому же я сама уходить не торопилась.

Я пыталась успокоить разгорячившуюся совесть бедной старушки, но оказалось, что моих слов стало достаточно, чтобы унять её чувство вины. Её глаза хитро блеснули. Ой, не нравится мне это. Видимо, почувствовав то же, что и я, мой дорогой папочка сорвался с места и, тут же придумав внезапно разыгравшуюся жажду выпить крепкого кофе из ближайшего автомата, исчез. Это забавно, но несмотря на то, что мой папа настоящий смелый мужчина, свою старшую сестру он явно побаивается. Хотя и не мудрено: она, если что, и накостылять может, да так, что потом зубов не соберёшь.

— Дорогуша, а ты уже знаешь своего спасителя? — кошачьим тоном спросила тётя.

Я задумалась. Спаситель. Ну конечно, там был ещё один. Тот, который разогнал всех тех мерзких типов. Он, кажется, полицейский… Или нет, нет! Он дежурный. Да, точно! Какой-то невероятной силы мужчина, высокий и крупный в плечах. И куртка такая у него странная на ощупь. Да, я помню. Помню!

— Тётя, а у вас там дежурят по ночам волонтёры? — Старушка приподняла одну бровь, глядя на меня как на сумасшедшую.

— Какие ещё волонтёры? У нас?

— Ну да, тот парень, он сказал, что дежурит периодически там. Что… что он не полицейский. Видимо, следит за порядком, как ночной часовой, или, я не знаю, местный охранник…

— Это он так сказал? — криво улыбнувшись, переспросила Бонита. — А я знаю, кто это.

Я аж чуть не подпрыгнула на кровати от удивления и, видимо, переборщила с эмоциями, раз глаза моей ненаглядной родственницы загорелись, как лампочки на рождественской ёлке.