Кум Наум гостинчик крестнице с ярмарки привез. В кулечке был кусковой сахар, а сверху два пряника – ничего, что они были черствые, зато фабричные. Такие продавались в лавке, но никогда не было денег, чтобы купить. Анисья спрятала кулечек, а вечером после ужина налила всем по кружке липового чая и с улыбкой положила по кусочку сахара, а Василисе еще и пряник.

– Откуда, мать, такое богатство? – Василий удивленно поднял глаза.

– Наум крестницу угостил. Ездил на ярмарку продавать грабли и вилы.

Василий отколол маленький кусочек, а остальное протянул жене: «Дочке сбереги».

В отличие от отца с матерью, Василиса запихнула большой кусок пряника в рот, а так как он был твердым и не помещался во рту, то пришлось Анисье прийти на помощь. И ничего, что пряник черствый, можно опустить его в чашку и подержать в теплой воде, тогда он станет мягким. Всем стало весело, они не торопясь пили чай, разговаривали, шутили – и на какое-то время все их невзгоды, страхи за завтрашний день отступили, ушли прочь. В такие минуты счастье поселяется в семье. Так они сидели за столом больше обычного, боясь встать и разрушить возникшее, а вероятнее всего, существовавшее между ними состояние любви. В эти минуты от Василия ушли усталость от изнуряющей работы, недосыпание и страх, что не сможет прокормить семью. От Анисьи – боязнь болезней: мужа, дочери, своей. А Василиса смотрела на отца да мать и думала: какая она молодец, выбрала себе хороших, добрых родителей. Девочка не сомневалась, что это ее заслуга и очень гордилась собой.

Самое счастливое время – это когда мама дома. Зимой темнеет рано, можно ее попросить и сказку рассказать. За окном и в трубе завывает ветер, и слышался им то плач, то вой, то уханье. А на печи тепло. Изба от мороза потрескивает. Дочь на мать с печи посматривает – ну скоро ли она закончит свои бесчисленные дела и к ней заберется? И когда наступает этот момент, то садятся они, прижавшись бок к боку, и Анисья начинает сказки сказывать. Вечером лучину зажигали только чтобы поужинать да чугунки в печь поставить, а разговаривать и сказки сказывать можно и в темноте.

Сказка на Руси – дело святое. Ее рассказывали и в бедных лачугах, и в богатых дворцах. Она передавалась из поколения в поколение. Что-то допридумывали, что-то искажали, каждый сказитель свое что-нибудь вносил, и получалось, что у одной сказки уже несколько интерпретаций. В детских сказках двойной смысл: что-то рассказчик подскажет, а до чего-то ребенок додумается.

И вот уже девочка и не в своей деревне, а уносит ее воображение в страну драконов и жар-птиц. И сосед у нее не Назар Монахов, а Иван-царевич, а подружка Полина – Елена Прекрасная. Она боится дышать, чтобы не спугнуть эти видения. И только потрескивание стен от мороза или скрип открывающейся двери возвращают ее к действительности.

Анисья сказок знала немного, но умела переиначить, придумать что-нибудь новенькое. То имена героев изменит, то место действия загонит за высокие горы, за далекие моря. Сказки были разные – про бедных и богатых, про царей и королевичей, про богатырей русских, которые справедливость могли восстановить. И, конечно, про Иванушку-дурачка, что всегда царевичей умом превосходил и победителем оказывался. И слушала Василиса, открыв рот, моргнуть боялась, как бы чего не пропустить. Но не любила сказок с плохим концом.

– И никто ему не помог? – в испуге округляла она глаза.

– Некому было помочь, – горестно вздыхала Анисья. И видя, как переживала девочка неудачу героя, тут же начинала рассказывать другую сказку, с более счастливым концом. Радость в глазах слушательницы плескалась через край. Но чаще Анисья рассказывает, а руки ее что-нибудь обязательно делают – то фасоль перебирают, то сметану мутовкой в рыльнике взбивают. А зимой, когда завершены полевые работы, ткали и вышивали. Мать сидит за прялкой, а дочь зачарованно наблюдает, как мозолистые пальцы матери вытягивают мягкий ленок или шерсть, и на ее глазах из кудели они превращаются в нить. Льняные холсты отбелят, а часть окрасят с помощью растений. Один кусок холста в отварах листьев березы и шелухи лука окрасят. Он желтым выйдет. Второе полотно – в настое крапивы, чтобы зеленый цвет получить. Фиолетовый – из ягод ежевики. Но очень им с матушкой нравился синий цвет, причем Анисье был по душе оттенок из ягод черники, а Василисе – из коры ясеня. А потом мама сошьет ей новый сарафан, а тяте рубаху. И обязательно мама на ее сарафане вышьет цветы и птичек, а тяте по воротнику сделает неброскую вышивку.

Отцу нравились такие украшения, и он втайне гордился, что жена у него настоящая мастерица.

Наслушается маленькая Василиса материнских сказок, выйдет на улицу и… попадает в сказочный лес. Воображение ребенка рисует разные картины. Смотрит на сугробы широко распахнутыми глазами, и кажется девочке, что это вовсе не снег, а звери, птицы и всякие чудища, которые присели отдохнуть. Вот дракон с раскрытой пастью, а вон стая лебедушек плывет по белому озеру. Налево посмотрит: волк из-за пенька выглядывает, направо – лисица свою добычу уносит и хитро так щурится. Плутовка курочку у соседей своровала. А зайцев сколько, окружили Василису и просят морковку, капустку, а может быть, сосульку – вон их сколько под крышей. Подпрыгнула, отломила самую большую. Ладошки сразу стали красными от холода, но бросать жалко. Попробовала сосульку на вкус. Пресно и холодно. Пока стояла в раздумье – бросить или отнести домой, сосулька таяла, и капельки воды покатились в рукав. Решила отдать ее снежному зайчику. Весело девочке в компании снежных друзей. Ох и мастерица метель, такое волшебство создала!

Прибегала подружка Полина. Василиса и Полина играли в дочки-матери. Полина была на два года моложе и предпочитала роль дочки. А Василиса со всей ответственностью, присущей своему характеру, кормила ее с ложечки, пеленала, укачивала и, как мама, пела ей колыбельные.

Но и к труду родители приучали, не без этого. У Василисы с пяти лет свои обязанности по дому: пол подмести, кур покормить, нарубить для скота сечкой траву в корыте, летом гусей пасти.

Василий целый день работал в лесу. Корчевал пни. Протянул дочери выструганного из коряги бельчонка.

– Это тебе подарок от мамы-белки, портрет ее сыночка.

Бережно берет Василиса подарок из лесу, целый день не выпускает его из рук и, засыпая, кладет рядом. Назавтра, едва открыв глаза, протягивает к нему руку. По душе пришелся девочке подарок тятеньки.

Посадил отец дочь к себе на плечи, за ноги придерживает и ну скакать по двору, коня изображая. Василиса ухватила отца за голову, а сама заливается от восторга, на мать поглядывает. Смотри, мол, как я высоко сижу. Души не чаял Василий в дочке. Но чего уж греха таить, мечтал втайне и о сыне, чтобы, когда подрастет, научить его управляться с топором, косой, запрягать лошадь. Ну, в общем, помогал бы в его мужских делах. А пока вот дочке выстругал маленькую лопатку и грабельки. С какой радостью и одновременно с достоинством приняла Василиса этот подарок. Ну точно, как у взрослых!

Дети не всегда лучшее берут от родителей, а вот Василисе это удалось. Наверное, от избытка родительской любви. Светло-русые густые волосы отца, маленький нос и полные, красиво очерченные губы матери. А вот кожа была светлее, чем у родителей, – хорошее сочетание с ее волосами. И лицо такое одухотворенное, как будто светится.

Детство – особый мир счастья. Потрясения от познания мира приходят из детства: звон церковного колокола в праздничный день, пение птиц, терпкий вкус ягод, запах только что сметанного стога сена, жужжание пчел, бесшумное движение крыльев бабочек. Вот отец взял на колени или на загривки, а у дочки глаза от восторга закрываются. Побежала босиком по тропинке к речке – и крылья выросли. И с годами эти картинки не исчезают: и взрослым человек помнит запах свежей пашни, горьковато-пресный вкус капустной кочерыжки.

Голос Василисы, ее беззаботный смех, бесконечные вопросы отвлекали родителей от тяжкой жизни, выводили из состояния озабоченности, и появлялась надежда на лучшее. Не может бесконечно быть плохо…