Элайджи пулей побежал на кухню, придерживаясь за плечо, куда ударила его миссис Дорис. Удар полотенцем на самом деле не так уж и страшен, но рука у миссис Бунч была настолько сильной, что он мог сравниться с ударом сковородкой.

– Где еще одна серебряная ложка? – заорала миссис Дорис, расставляя столовые приборы к обеду. – Это уже третья за месяц. Кто ее взял? Финли, ты брал?

– Нет, дорогая, зачем мне брать ложку, поищи получше, – попытался ее успокоить мистер Финли Бунч.

– Столовое серебро, которое осталось мне от матушки по наследству, это же самое дорогое, что у нас есть. И кто-то бессовестно его ворует. Я этого так не оставлю! – продолжала кричать миссис Бунч. – Может, ты пропил или в карты проиграл? – угрожающе спросила она мужа.

– Ну что ты, я уже давно завязал, – пробормотал мистер Финли, побаиваясь, что жена, как обычно, скрестит свои кулаки на его лице.

Мистер Финли Бунч был мужчиной слабохарактерным, вернее, характер у него когда-то был, до женитьбы на миссис Дорис. За год супружеской жизни он стал тихим, спокойным, забитым и полностью вошел к ней в подчинение. Миссис Дорис быстро искоренила все его привычки, планы на будущее, а вместе с тем и любовь к жизни. Он жил, словно робот, запрограммированный миссис Бунч, и боялся ослушаться ее, ибо прежний мистер Финли был настолько загнан куда-то в глубину его души, что совсем не подавал признаков жизни. Единственную отраду он нашел на дне бутылки, за что не раз получал по голове и спал в хлеву или сарае.

– Сэм, Джереми, Линда, Дик, Скотт! – позвала детей миссис Дорис.

Все пятеро немедленно прибежали на кухню. Самому старшему из них, Сэму, было пятнадцать, а самому младшему, Джереми, – восемь. Но, несмотря на столь юный возраст, все они понимали, что мать является главой семейства и ослушание может привести к самым плачевным последствиям.

– Кто таскает столовое серебро? Признавайтесь, я же все равно узнаю! – продолжала орать миссис Бунч.

– Мы не брали, мы не брали, – наперебой начали оправдываться дети.

– Элайджи, это ты взял? – грозно спросила миссис Дорис.

– Нет, что вы.

– А с чего я должна тебе верить, раз ты меня уже обманул насчет школы? Ты думал, я не замечу пропажи?

– Я клянусь вам, миссис Дорис, я не брал, можете обыскать мою комнату.

– А может, ты зарыл их где-то и собрался продать на ярмарке, которая сегодня откроется?

– Я бы никогда так не поступил, – тщетно пытался доказать свою невиновность Элайджи.

– Где пропавшие ложки? Отвечай, негодный мальчишка! – И миссис Дорис схватила его за ухо и начала трепать.

– Я не знаю, я не знаю, я не брал… Отпустите меня, мне больно! – взмолился Элайджи.

– Обеда ты не получишь и о праздничном ужине тоже можешь забыть! И есть ты у меня не сядешь, пока не вспомнишь, куда дел ложки. А за школу я придумала тебе наказание. Ты никуда сегодня не пойдешь и останешься сидеть дома один, в то время, когда вся деревня будет веселиться. Марш к себе и хорошенько подумай над тем, что ты натворил! – И миссис Дорис указала пальцем на дверь.

– Иди, иди… неудачник, – насмешливо крикнул Сэм Элайджи вдогонку.

Элайджи выжал тряпку, которой он так старательно мыл пол, повесил ее на край ведра и, опустив голову, поплелся к себе в комнату. Вернее, в малюсенькую комнатушку, которую Элайджи сделал сам, поставив в сарае две стены, как и всю мебель: стул, кровать и подоконник.

– Му-у-у-у, – встретила его корова Му.

– Привет, Му, не сейчас.

Элайджи забрал свои крылья, что были спрятаны под седлом коня, и закрылся в своей комнате. Он лег на кровать и о чем-то задумался.

– Ах, если бы у меня были папа и мама, – с сожалением сказал он. – Со мной бы никогда такого не случилось.

Элайджи было так грустно и обидно. Он даже забыл про Эмили. День был необратимо испорчен. К горлу подступал комок, а слезы, казалось, вот-вот хлынут из глаз. Но Элайджи держался, так как обещал себе, что никогда не будет плакать, а тем более из-за семейства Бунчей.

Ночь сменяла день, солнце рассыпалось и превратилось в сотни тысяч звезд. Отдаленно доносились шум и веселые возгласы гуляющих на ярмарке, которая разлеглась по всей центральной улице вниз от церкви. И только в одном месте царили одиночество и пустота. Эти два ужасных чувства осели на самодельный стул, подоконник, кровать, на которой по-прежнему продолжал лежать Элайджи, и казалось, что они уже давно поселились в этой комнатушке. Во дворе не было кромешной тьмы, это был еще вечер, хотя на небе уже начали прорезаться слабозаметные, почти прозрачные звезды. Мертвая тишина и спокойствие опустились на землю, и лишь свежий прохладный воздух придавал живости этому вечернему пейзажу. Вдруг тишину разбудило тихое стрекотание кузнечиков. Оно, прохлада и пробежавшийся ветерок по траве превратились в мелодию… мелодию тишины и всё убаюкали вокруг. Свет вечера разбил темноту в комнатушке Элайджи. Здесь царили молчание и неподвижность, как будто все застыло как на картине.

Первым не выдержал Смельчак. Он вскочил на ноги, создавая при этом как всегда много шума. Пес подошел к кровати и положил свою голову около подушки. Элайджи продолжал лежать, уставившись в одну точку. Он даже ни о чем не думал в этот момент. Просто лежал и смотрел. Впервые за столько лет разочарование коснулось его юной души. Смельчак жалобно заскулил и нежно начал облизывать мальчику руку.

– Смельчак, малыш, – наконец заговорил Элайджи. – Хороший мой, что же мы теперь будем делать вдвоем.

– Му-у-у-у, – раздалось совсем рядом, и в окно влезла голова обиженной Му.

– Втроем, – исправился Элайджи.

– Мяу, – послышалось от Цезаря, сидевшего где-то на спине Му.

– Вчетвером, – с улыбкой сказал Элайджи.

– Тр-р-р-р-р, – раздалось с подоконника.

– О, Лои, впятером! А это не так уж мало, – обрадовался Элайджи. – Я чуть ли не сдался. Но я не позволю миссис Дорис сломать себя и забрать у меня любовь к жизни, к вам. Пусть у меня нет семьи, но зато есть хорошие друзья – это вы. Вместе нам ничего не страшно.

Смельчак радостно гавкнул и поднес в зубах тряпичный сверток. Элайджи развернул его и провел рукой по крыльям.

– Я никому не позволю убить мою мечту. Пусть там как, а я все равно пойду на конкурс изобретателей. Я так долго ждал этого момента. А Эмили, она же будет ждать меня, я же пообещал!..

На лице Элайджи засияла улыбка, он второпях свернул крылья и спрятал сверток под рубаху.

– Пожелайте мне удачи, – кивнул он своим друзьям и вылез через окно.

В

еселье было уже в разгаре. Все жители покинули свои дома и семьями вывалили на главную улицу. Хлопушки, визги, крики и фейерверки – все это только приветствовалось. По всей деревне разожгли сказочные костры, пахло шашлыком и сочными свежими фруктами. Уличные артисты, разодевшись в маскарадные маски и костюмы животных, позвякивая колокольчиками, развлекали толпу своими танцами. В воздухе витал дух праздника. Хозяева лавок выкатили бочки своего лучшего пива. Кто-то вставил свечку в самодельную коробочку из бумаги и нескольких досточек, и получился фонарик. «Фонарики, кому фонарики!» – призывающе закричал мастер этого праздничного атрибута, и через несколько минут вся деревня была усеяна сотнями разноцветных огоньков. Создавалось такое впечатление, что это звезды упали с небес. Музыканты наигрывали веселые мотивы, и те, кто помоложе, лихо бросались в пляс под эту музыку. Дети крутились возле лавок со сладостями и леденцами, словно «рой медведей» возле улья с медом. Лица людей сияли улыбками, а глаза смотрели на все это торжество с предвкушением, ведь еще целая ночь была впереди.

Элайджи небольшими перебежками от дома к дому прокрался как можно ближе к главной улочке. Он спрятался в больших кустах и, немного отдышавшись, осмотрелся по сторонам. Куст идеально закрывал его от ненужных глаз и открывал самый четкий вид на ярмарку. Элайджи аккуратно раздвинул листву руками и замер. В деревне и раньше устраивались празднества, хоть и очень редко, но такого он еще никогда не видел. Вся деревня просто сияла, над крышами домов кружились и взрывались фейерверки, и только смех и радостные возгласы сопровождали их. Разве можно было уже назвать это деревней? Нет, это был рай.