Демоны не сожалеют
- Я более чем уверен, Дазай. Более чем уверен. - Повторил руководитель, отворачиваясь от этих дьявольских глаз. - Но я тоже не бросаю слова на ветер. Одна твоя глупость и…
- И крупнейшее сборище душегубов Йокогамы будет уничтожено. Я не много беру на себя, просто мальчик с куклой вам неподвластен. - Ухмыльнулся наконец Осаму.
“Мальчик с куклой? Юмено?” - Вспоминал Ацуши те страшные вещи, что творились, как только тот вышел из под контроля.
“Да, именно он.”
- Черт. Как быстро он находит выход, чертов гений. - Произнес одними губами босс. - Слишком много людей падет из-за Кью, но Ода Сакуноске не одобрил бы твои действия, можно даже сказать, что он бы осудил их. Ты же дорожишь его мнением. Имей ввиду, Дазай, имей ввиду… Вон! - Крикнул он.
Юноша вышел, немного сгорбленный и уставший, этот разговор много сил отнял у него.
Он вывел партию в ничью
Или же просто защитил короля?
Он шел, казалось, бесцельно, но прямиком в подвал.
- Черт, ключ в кабинете. Плевать. - Шатен достал отмычку и открыв, вошёл, захлопывая за собой дверь.
Ему было слишком тяжело что-либо делать, только алкоголь ненадолго затушил бы его бушующие чувства ненависти, страха, гнева, а значит, и слабости.
И игра в рулетку
Семь отверстий. Шесть выстрелов. Одна пуля.
Одна жизнь
Отсчёт: первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. Дазай устал, нажимая безуспешно на курок и замирая на доли секунды в приятном и волнительном ожидании.
Дазай не соображает, желание избавиться уже от этого всего выше, и он стреляет. Последний раз.
Осечка
Тот матерится, надеявшийся хоть в этот раз завершить жизнь, чтобы уже не разрушать чужие. Он не понимает, или смерть не хочет принять его, или ему предстоит сделать что-то великое.
Накаджима наблюдает безмолвно, в страхе вжимаясь в холодную стену. Он с огромной радостью сейчас бы остановил будущего друга, но не может, как же жаль!
Русская что-то говорит, говорит ему, а он не слышит. Не хочет слышать. Хочет только наблюдать, что там достал Осаму из ящика стола?
Шатен скидывает плащ, закатывает рукава рубашки, разматывает бинты. Ацуши помнит, что тот никому не показывал, что под ними, будто боялся, что люди узнают что-то лишнее о нем. Сейчас же можно посмотреть?
“Как хочешь, он не узнает.” - Ответила на ещё не заданный вопрос Цветаева.
“Не будет ли это подло по отношению к нему?”
“Сам факт того, что ты наблюдаешь за его жизнью тайно, уже является подлостью. Такая мелочь, как посмотреть на руки ничего не сделает.”
Накаджиме было страшно, стыдно, неприятно от самого себя, но он подошёл, заглядывая из-за спины будущего друга.
Впрочем, Ацуши и не ожидал увидеть ничего другого, кроме шрамов, уродливых, глубоких, неровных. Какие-то были старыми, белыми, какие-то совсем недавно затянувшимися, нежно-розовыми, выпирающими полосами, какие-то ещё и вовсе не затянулись.
“По старым шрамам резать неприятно, создаётся ощущение, что ты не чувствуешь боли, только холод и покалывание. Из-за этого ты будешь давить на лезвие сильнее, а значит, шанс умереть выше…” - Шептала Марина, которая, как казалось Накаджиме, жаждала смерти юноши. - “Только не ной.”
Призраку и впрямь было больно и тяжело смотреть, но отвернуться он был не в силах. От вида крови тошнило, но обезумевший взгляд Дазая приводил в чувства.
“На помощь!..” - Закричал Ацуши.
“Не поможет…” - Ответила русская.
Комментарий к Прошлое Дазая. Предупреждение.
И снова новый запах. На самом деле, ароматы меняются в соответствии с состоянием мафии и переживаниями персонажей. В этот раз там царил мягкий медовый запах азалии.
Азалия — символ женственности, хрупкости, кротости, сдержанности, преданности; но в то же время — страсти и печали. Азалию принято дарить перед нежеланной разлукой. преподнося азалию, вы как бы говорите: «Я надеюсь, Ты дождешься меня», «Береги себя для меня», «Я верю Тебе!».
========== Прошлое Дазая. Его решение. ==========
Дазай не запирал последнюю камеру никогда, привыкший, что ключ от подвала есть только у него. Да и никто по своей воле не спустился бы в это место, что, казалось, было воплощением преисподней на земле.
Длинный коридор, грязный, темный и холодный, а по обе стороны - камеры для заключённых, их пристанище.
Последнее
Человеку в здравом уме было страшно только от мысли о столь ужасном месте, откуда часто доносились крики запертых там людей.
Лишь дважды там был Мори. Первый раз, когда Дазай только обустроил там все, расставил столики и стулья, принес орудия пыток, новоиспеченный босс пришел проверить, насколько страшно это место, тогда сам Осаму запустил его туда. Во второй раз, Мори, проследивший за ним, дабы не натворил он дел и не убил женщину из-за мести, зашёл туда с помощью Элис. Осаму никогда не думал, почему босс пришел туда во второй раз, вернее, ради кого? Ему было откровенно плевать.
Делай свое дело
И сейчас, камера была лишь прикрыта. А Осаму, обессиливший от потери крови и пережитого стресса, склонил голову на грудь, скривив губы в неком подобии ухмылки. В полураскрытой ладони лежало лезвие, неподалеку стояла неоткрытая бутылка медицинского спирта, взятая давным давно у доктора, но дотянуться до нее сил не хватало.
Грудь юноши тяжело вздымалась, и, словно делая последние движения, лёгкие стремились вобрать в себя как можно больше воздуха.
“Перед смертью не надышишься.” - Совсем не к месту сказала Марина.
А Накаджима верил, вернее, знал, что Осаму не умрет сейчас, а если и умрет, то только тот, жестокий, безжалостный, чужой, освобождая место тому светлому человеку, каким он являлся сейчас.
Ошибался
Все вышло с точностью да наоборот.
Призрак прислушался, улавливая тонким слухом какие-то шаркающие, скрипящие звуки, будто старый замок ключом открывают. Далее послышались тяжёлые шаги и приятный добрый голос.
- Дазай, ты здесь? - Позвал он. - Дазай?
Призрак выглянул из тонкой щелки, оставленной между дверью и аркой, ожидая увидеть кого угодно, лишь бы человека, который помог бы сейчас другу.
Он пришел
Высокий, одним своим видом заставляющий чувствовать любого защищённым, Сакуноске, озираясь, подходил к последней камере.
“Скорее…” - Молил Накаджима, чувствуя себя почему-то крошечным беспомощным ребенком, брошенным всеми в этот миг. Даже Цветаева, казалось, оставила его, совсем не разделяя волнения паренька.
Мужчина открыл дверь и опустился на одно колено перед телом Дазая. Призраку показалось странным, что лицо вошедшего было совершенно спокойно, а действия неторопливы и скоординированы. Он словно совсем не волновался за друга, но только на первый взгляд. Стоило Накаджиме посмотреть в его глаза, наполненные тоской и тревогой, стоило посмотреть на губы, побледневшее, беззвучно шепчущие слова поддержки, как первый понял, что тот глубоко переживает.
- Сейчас, Дазай, сейчас… - Сакуноске слышал слабое хриплое дыхание, чувствовал, что его друг ещё не до конца погрузился в холодную тихую тьму, верил, что обязательно спасет его, а потому скоро поднялся и подошёл к столику, он знал, что там обязаны быть хоть какие-то медицинские принадлежности, он сердцем чувствовал, что все попытки навредить себе Осаму осуществлял здесь: колол ли тот себе наркотики, пил ли тот убойное количество алкоголя, резал ли тот свое и без того изуродованное тело, все происходило именно в этой камере.
Только тогда он был в состоянии помочь себе сам.
Ода понимал, что счёт уже идёт на минуты, и потому начал торопиться, руки тряслись и пальцы не слушались.
- Ну же, соберись. - Ода не нашел там ни жгутов, ни бинтов, ни тряпок, только верёвку, уже скрученную в петлю. Тот вздохнул облегчённо. - Хоть что-то.
Ацуши наблюдал, как мужчина тем же лезвием, что Дазай когда-то резал вены, ловко и быстро перерезал верёвку. Получилось две части, из второй он тоже соорудил петлю. Потом осторожно, но скоро засунул руку Осаму в одну из петель, да так, чтобы не потревожить кровоточащие раны, и затянул петлю чуть выше локтя, останавливая кровь. Со второй рукой он сделал то же самое.