– Спок, на свидании не принято обсуждать рабочие вопросы. Оно уже провалилось.
– Вернёмся? – на всякий случай поинтересовался Спок, кинув взгляд на звёзды, о которых можно «мечтать». И, дождавшись кивка Джима, подхватил его на руки, одновременно с этим плавно разворачивая за спиной крылья. – Будем считать его «экспериментальным», если ты не против.
Просыпаться, обнимая кого-то в коконе из собственных крыльев, было непривычно. Но не сказать чтоб неприятно. Правда, доктор, разбудивший Хана тем, что ворочаться начал, был хмур. Поворочался, выбрался из его объятий, принялся искать в своём походном наборе зубную щётку.
– Доктор, я спрошу, пока мы ещё не полностью вернулись к ролям пациента и врача, – Хан наблюдает за его утренними сборами. – Почему вас никто не называет по имени?
Доктор кинул на него ещё один хмурый «утренний» взгляд, но мимоходом.
– Потому что я сам себя не называю по имени. Со временем это отпало.
– Леонард… – Хан задумчиво покатал его имя на языке. – По мне так звучит замечательно.
– Угу. Не опаздывай на инъекцию.
Следом доктор пробурчал что-то совсем уж невнятное и с небольшим пакетом вылез из палатки.
Хан не стал особенно тратить время на приведение себя в порядок. Прополоскал рот очищающей жидкостью, протёр лицо, пригладил волосы пальцами и притянул к себе падд. Следовало разобраться с информацией, которую вчера успел вбить, и отправить доктору самое «интересное».
В итоге он вылез из одноместной палатки старшего офицера медицины, когда очередь на питательные инъекции уже подошла к концу. Улыбнулся округлившей на него глаза мисс Циммерман (а ведь действительно, он поутру вылезает из палатки доктора), вложил падд в поясную сумку. Было очень интересно, как быстро разлетятся по кораблю сплетни, рождающиеся в этот волнительный для экипажа момент.
Хану впервые подумалось, что неплохо бы завести друга-осведомителя, потому как ему-то эти сплетни точно никто не расскажет.
Пока он думал, доктор подошёл к нему и всадил в предплечье гипошприц. Это было неожиданно больно, хотя гипошприцы разрабатывались так, чтобы не ощущать боли при инъекциях. Но доктор умел, когда хотел.
– Жду вашу подгруппу здесь в полдень, – отчеканил крайне холодно. – Проведём сверку результатов исследований.
Кивнув Хану, он развернулся, подтолкнул одну из своих замешкавшихся лаборанток и направился с ними во вчерашний тоннель.
Хан, потирая болящее предплечье, отошёл подальше от его пути. Не хотелось схлопотать ещё один гипо – что-то ему подсказывало, что это вполне возможная перспектива.
До полудня они с Томом успели вернуться в оранжереи, исследовать трикодерами весь грунт. Нашли ещё один «потерявшийся» в растительности труп, тщательно запротоколировали его – и первого трупа – состояния. На взгляд, которым напарник смотрел на Сингха, Хан старался не обращать внимания. Не хотелось раздражаться сейчас, когда они только-только нашли стоящую зацепку.
По всему выходило, что у трупов, обнаруженных в оранжереях, самое высокое содержание растительных волокон в останках. То самое нечто, погубившее цивилизацию планетоида, пришло отсюда. Но как оно проникло в остальные помещения? Растения-паразиты можно было изолировать – система, управляющая кораблём, вполне позволяла отрезать «захваченные» отсеки и спасти всех остальных обитателей.
В полдень они вернулись в залу, где был разбит «лагерь». Ассистентка доктора уже была на месте, но почему-то только одна.
– Меня послали проводить вас, – обратилась она к Хану, хотя номинально он тут был стажёром и за их группку отвечал его приставучий спутник. – Доктор не хочет прерывать исследования.
Она провела их, видимо, к тем самым трупам, в составе которых растительных волокон найдено не было. Мистер доктор успел организовать там целую мини-лабораторию – использовал столы, уже находившиеся в помещении, на них располагались контейнеры с реагентами и соединённые друг с другом трикодеры, к которым лаборантка подносила один за другим образцы, прежде чем упаковать их в вакуумные пакеты или бросить в ту или иную пробирку.
– Доктор, А-13 дал реакцию, – сообщила, аккуратно отнеся пинцет от пробирки. – Повреждений костной ткани не было.
– Проверим на восьми для уточнения, – отозвался сам доктор с другой стороны. – Как раз срезаю уже с шестого.
Оказалось, он был занят крайне увлекательным делом – в защитных перчатках копался в трупах и срезал с них образцы тканей.
Но их появление он заметил.
– Никаких повреждений. Эти умерли сами по себе, в закрытом помещении.
– Герметичные двери? – Хан остановился в дверном проёме. Створки автоматических дверей были не до конца раздвинуты. На них было изоляционное покрытие. Сзади на него налетела, охнув, их проводница, задержавшаяся в коридоре. Извинилась и протиснулась мимо.
– В том-то и дело. – Доктор поднялся от трупа. В одной руке у него был замысловатый ножичек, которым он соскабливал пробы, в другой пинцет и три прозрачных пакетика с образцами. – Они не были больны. Они прятались.
– Позвольте, я объясню, сэр, – подала голос одна из лаборанток, нервно вздрагивая крыльями. Хан вдруг отметил, как они со второй похожи, возможно, сёстры. – В инженерном нам сказали, что системы подачи кислорода в зал были специально приведены в неисправность. Они не вышли их починить, не попытались добраться до узла управления. Или некоторые из них пытались, – девушка указала на несколько скелетов ближе к дверям, лежащих в странных, вытянутых позах. – Этих просто застрелили. То, что снаружи, казалось им страшней медленной смерти от нехватки кислорода. Мы считаем, они так и умерли. Задохнулись. Всё это произошло за восемь-десять часов.
Хан присел у одного из трупов, неестественно скорчившегося в позе эмбриона, осторожно развернул ссохшуюся руку. Этот был не один – он сжался вокруг другого крошечного тельца. Мать? Отец? Обрекли ребёнка на жуткую смерть от нехватки кислорода? Это куда показательней того, что взрослые люди решили умереть самостоятельно.
– Доктор, мы нашли второй труп в оранжереях. Состояние то же. Пробы сняли и провели первичный анализ, так что это может быть вам интересно.
Сзади тихонько прокашлялся Том – а Сингх уже успел забыть о его существовании.
– Мы со стажёром Харрисоном обнаружили тела, ткани которых почти полностью состояли из растительных волокон, – а у вас тут…
– А у нас тут… – доктор сложил на стол свой инвентарь и принялся стягивать перчатки. – Полностью отсутствуют растительные волокна. В двадцати восьми проверенных образцах. И полная палитра костей по всему кораблю с содержанием растительных волокон от восьми до семидесяти процентов. Как думаете, господа, для коммандера Спока такие показатели окажутся достаточными, чтобы признать опасность этого корабля?
– Нет, – осторожно сказали у него за спиной.
– Правильно, Марта, нет. – Доктор фыркнул.
Хан поднялся от трупа, скрывающего ребёнка. Ему всё больше не нравился это планетоид. И всё больше казалось, что в нём опасности больше, чем предполагаемой пользы.
– Значит, наша задача – убедить его в этом. Или убедить капитана напрямую, да, доктор?
Перчатки были засунуты доктором в мешок для биомусора. Он выдохнул сквозь зубы, явно о чём-то думая.
– Корни. У растений, сожравших трупы в оранжерее, были корни?
– Очень тонкие корни, доктор. Я думаю, вам стоит взглянуть самому.
– Как они распространились по всему кораблю, вот что мне интересно. Ездили на гуманоидах и пришпоривали их пятками? Ладно, пойдёмте, глянем на ваш зал.
Тонкие корни, действительно похожие на нервные волокна по своему составу, тянулись от оранжереи к оранжерее, связывая их в единую систему. Такие же волокна тянулись от некоторых близлежащих трупов, и, Хан был уверен, их можно было бы обнаружить и в скоплениях трупов – от тела к телу. Сколько же таких «нервов» пронизывало корабль до того, как была разрушена система жизнеобеспечения?
Доктор бесстрашно копался в грунте, ворошил клубки застывших стеблей и листьев, первым заходил в помещения. Героизм – этим страдал и капитан Энтерпрайз. При их с доктором человеческой хрупкости, при их важности для корабля такое поведение граничило с безрассудством.