- Хотят, - подтвердил Акимов со знанием дела.

   - А я... А у меня... Идиотом всегда был. Единственная девушка, от которой у меня "снесло крышу", и я забыл все свои установки: "Быть хорошим. Оставаться девственником. До свадьбы нельзя". Встретив её, я как-то сразу забыл обо всём этом. Но не судьба. И вот она исчезла, а я не телефона, ни адреса у неё не узнал. Странно, мне пиво стало нравиться. Раньше я его не мог пить. Оно мне казалось кислым, прогорклым.

   - Оно раньше и было такое.

   - У меня столько комплексов. Я с детства злился, мне казалось, что от родителей я унаследовал одни недостатки. Именно так. Моя мама жаловалась на склероз. Она говорила: "Я забываю это, это...". А я думал: "А я и не помнил". К великому сожалению, у меня это было чуть ли не с рождения. Я забывал всё, везде и всюду. Понимаешь ли, это такой бич судьбы, - всё забывать. Единственно я знал, что надо пойти в школу. Знал, что надо. А вот, например, сделал я уроки или не сделал, этого я уже не помнил. Мне надо было пойти, посмотреть. "Да! Написано! Сделал!". Здорово? - смеясь над самим собой, вопрошал Александр Николаевич, - А писал, не писал... И ты видел мой почерк. Почерк абсолютно больного человека. Эти закорючки и загогулины даже почерком нельзя назвать. И постоянно взбешена, взбудоражена психика. Мне так хотелось спокойствия. Я нигде этого спокойствия так и не смог найти. Всю жизнь его искал!

   - И нашёл на дне кружки пива. Пьёшь пиво и получаешь спокойствие и наслаждение.

   - Дело в том, что если бы я в детстве, со сверстниками, мог бы беседовать, - это было бы одно. Как только я пытался им рассказать, что у меня имеются определённые проблемы, они начинали смеяться по этому поводу. Ну и я тут же мгновенно замолкал. Я так и не нашёл... В компании с тобой я впервые... С единственным человеком, с которым вот так рассказываю. Ведь ты заметь. Все эти психотерапевты для того и созданы, чтобы человек мог пойти и поделиться. Чтобы человек не держал в себе проблему. А я всю жизнь держал в себе. Тем самым сжигал себе и мозг, и память, и психику. Сходил с ума, занимался йогой. Я занимался йогой почему? Потому что меня слушали, мной восхищались, мной любовались. Я чувствовал, что каким-то образом, вроде как и нужен, и прекрасен. И куда-то иду. И надежда на будущее, и вечная молодость, и так далее. Потому что я смотрел на ребят, они и седели, и толстели, и лысели. На них противно было смотреть. Кстати, когда выпиваешь, человек видится тебе другим.

   - Преображается?

   - Странно. Ты сейчас, прямо на моих глазах молодеешь. Я сижу, смотрю на тебя и думаю: "Этого не может быть!".

   - Этот эффект известен. Давно замечено, что бутылочка примиряет нас с действительностью. Выпиваешь, смотришь по сторонам. Как замечательно! Расцвели кругом сады весенние!

   - Практически - да. Например, когда к нам в дом приходила Майя, жена моего брата... Блондинка, длинноволосая. Волосы до попы. Я выпивал коньячку. Думаю: "Господи, я хочу жену брата". Я выходил из-за стола и уходил, забивался в тёмный угол. И хотел я её только после выпивки. Сейчас, между прочим, она коротко стрижётся. Но всё равно, в свои годы, очень неплохо выглядит.

   - На кой она тебе сейчас?

   - Не нужна. Она для меня старенькая. Весьма старенькая. Но брат мой всю жизнь был паразитом. Откровенным паразитом. Хамский, наглый, матершинник! Паразит! В шестнадцать лет я не выдержал, стукнул его, чтобы он заткнулся. Не стеснялся родителей. Я не понимал, почему отец ему в рожу не даст?

   - Не знаю.

   - Зато родители на мне отыгрывались. Но тебе, Андрюха, сейчас даже пива нельзя. Потому что ты если пить начнёшь, то скатишься мгновенно в алкоголизм, в зависимость.

   - Нет. Не то, чтобы скачусь. Как бы объяснить?

   - Хочешь сказать, что уже напился, свою долю выпил?

   - Не выпил. Но сейчас, мне это ни в каком качестве не нужно. Скажем так. Нецелесообразно. Другим живу. Другими источниками подпитываюсь. Пьянство, - это своя религия. Река без берегов. Течением тебя несёт к погибели и ни за что не зацепиться, ни к какому островку не пристать. Сначала пугаешься, а затем смиряешься, начинаешь философствовать, обо всём насущном забываешь. А у человека должна быть хоть какая-то цель в жизни.

   - Обязательно! Мне настолько паршиво. У меня нет цели в жизни. Пока я беседую с тобой, мне замечательно. Видишь ли, и пью, и веселюсь. Я сейчас прекрасно понимаю маму... Господи, я бы в жизни никогда йогой бы не занимался. Всеми этими дурями. Ведь по большому счёту я с раннего детства придумывал себе разные способы уйти, спрятаться от действительности. И занятия йогой были всего-навсего очередным фокусом. Это ж надо было уверить себя в том, что гимнастика является вершиной мироздания, истиной, к которой нужно стремиться. Целью моего земного существования. Это аналог того, как я в детстве молился на шоколадного зайца за тридцать три копейки. Тогда ещё он стоил тридцать три. Чуть позже стал стоить пятьдесят пять. Шоколадный заяц, - и тот меня обманул. Я-то думал, он цельный, состоит весь из шоколада. А оказывается, шоколадной была только тонкая оболочка, а внутри у зайца была пустота. Это было моим первым серьёзным разочарованием. Узнав про такой обман, я на него молиться перестал. И даже стыдно стало, что обманывался. То бишь, как бы лучше выразиться? Это чувство безысходности было у меня чуть ли не с рождения. Я не понимал. Почему? Зачем? Что? И я всё время придумывал способы, чтобы уйти от действительности. На самом деле всё же очень просто. Ну, поговорите вы спокойно с ребёнком, ответьте на его вопросы. И всё! Больше ведь ничего не требовалось. Спокойствия не было у меня с самого детства. Почему? Потому что, сколько себя помню, мама говорила: "Я до весны не доживу". Васька устраивал скандалы, а я, маленький, стою и на это всё смотрю. И мама говорит: "Я до весны не доживу". При мне, вслух! Ну, разве же можно такие вещи говорить при маленьком ребёнке, который верит каждому слову родителей? Я помню, как Василий маму отшвырнул, и она на пол упала. Жуткая картина! А он ушёл и даже не оглянулся на упавшую мать. Подонок! И, несмотря на всё это: "Василёк, любимый мальчик мой!". На месте отца, в присутствии которого всё это происходило, я бы убил Ваську. Я бы его догнал, избил бы его, выпорол. Потому что за такое надо убивать.

   - Видишь, у тебя правильный отцовский взгляд на такие вещи. Между тем, ты сам, как я знаю, своего сына пороть не торопишься.

   - Дружок, я не хочу уродовать ребёнка.