Мысли, как заведенные, возвращались к тому, что случилось. Стоило расслабиться, и перед глазами возникало виноватое лицо мужа или притворно сочувствующее – Ларисы. Тая не верила ни в его чувство вины, ни ее жалость. Она решила, что ей нужно забыть о них. Вычеркнуть из памяти, будто этого эпизода никогда не было в ее жизни.

Лучше подумать о настоящем, чем мучить себя прошлым, которое все равно нельзя изменить.

А в настоящем у нее было новое тело. Молодое, здоровое, судя по ощущениям, и беременное. Девушка чувствовала себя, что называется, кровь с молоком, а живот не доставлял дискомфорта.

Тая прикинула свой новый рост и вес, и решила, что они немногим отличаются от ее прежних параметров. Только теперь лишние килограммы заменял хороший такой животик, в котором билось крошечное сердечко.

Забывшись, она положила руки поверх живота. Погладила. Изнутри откликнулась еще не рожденная жизнь, и Тая почувствовала, как ее губы сами собой разъезжаются в глуповатую улыбку, а глаза становятся мокрыми от набежавших слез.

Это были чистые слезы. Они текли по ее щекам, унося с собой призраков прошлого. И Тая не спешила их вытирать.

Впервые в жизни она поняла, что значит плакать от счастья.

Не важно, что ждет впереди. Тая не спешила заглядывать в будущее. Важно сберечь то, что имеешь сейчас.

Не важно, что будет завтра. Сейчас у нее есть крыша над головой, мужчина, готовый о ней позаботиться, и ребенок, которому нужна мать. Она все выдержит, ко всему привыкнет, со всем разберется. Не может быть, чтобы взрослая женщина двадцать первого века не смогла реализовать себя в этом средневековье.

При этой мысли, Тая невольно покосилась на ружье, оставленное Крейном в углу.

М-да… Не такое уж тут и средневековье.

***

Похоже, она задремала, потому что вздрогнула, вываливаясь в реальность, когда кто-то дотронулся до нее. Сердце сжалось испуганной птичкой и внутри все обмерло.

Мужчина. Сильный, опасный. Он надвигался на нее из темноты с неотвратимостью рока. Он нес с собой боль и страдания…

Она распахнула глаза.

Морок рассеялся. В свете масляной лампы над ней застыл Крейн.

– Господи! – выдохнула она. – Разве можно так пугать?!

Тот внимательно посмотрел на нее:

– Я тебя напугал?

– Да! Я чуть богу душу не отдала.

Тая ждала, что он извинится. Но, похоже, Крейн даже не подозревал, что на свете есть такие слова, как «извини» и «прости».

Вместо этого он отступил, убирая руки за спину.

– Пора.

Тая неловко поднялась, накидывая на плечи стеганую телогрейку. К ее сожалению, у Крейна не нашлось женской одежды, даже сорочка, которую он ей пожертвовал, оказалась мужской ночной рубахой. Ему она была до колен, ее закрывала почти по пятки – удобная вещь.

– И что же мы будем делать всю ночь до рассвета? – осведомилась девушка, окидывая сонным взглядом полутемную комнату.

– Что угодно, только вдвоем.

– Это такой обычай, да? – она зевнула, прикрывая ладошкой рот. – А просто немного поспать мы не можем?

Его взгляд потемнел.

– Нет. Богов нельзя обмануть.

– Ну ладно, – Тая сдалась.

Позевывая, потащилась к столу, по пути расплетая растрепавшуюся косу. Всегда восхищалась девушками, что сумели отрастить длинные волосы. Не зря же говорят, что коса – девичья краса. Только в суматошном темпе двадцать первого века длинные косы стали редкостью, требующей уйму внимания.

Здесь же ей торопиться некуда. Вся ночь до утра, чтобы сидеть и неспешно расчесывать волосы. Заодно можно попробовать сплести из волос что-нибудь необычное и вспомнить мастер-классы, которые она время от времени смотрела по телеку.

Тая любила делать что-то руками. Готовить, вязать, плести косы. Ее сердце навсегда было отдано вологодскому кружеву, но она не чуралась и всего остального. Она относилась к числу тех женщин, у которых в руках все горело. Каждый день открывала для себя новые схемы и техники, бралась за самые экзотические рецепты, а ее домашнее вино выходило куда лучше магазинного.

Она была не слишком подкована в науках и вряд ли смогла бы сейчас решить уравнение с двумя неизвестными или доказать теорему Пифагора. Но мужчине, который сидел рядом с ней, это было не нужно.

Сам того не замечая, Крейн пожирал Таю глазами.

Как давно он сидел вот так, рядом с женщиной, которая не боится его, не вздрагивает, не шарахается с ужасом в глазах?

Очень давно. Он уже забыл это чувство.

Откинувшись так, чтобы его лицо оставалось в тени, он ловил каждый ее жест, каждый вдох. Следил, как размеренно поднимается грудь, вторя дыханию. Вот его льняная сорочка обтягивает ее, подчеркивая пышные формы при каждом вдохе. Шевелятся пухлые губы, что-то беззвучно шепча. Тонкие пальцы ловко перебирают пряди волос, сплетая из них что-то смутно знакомое…

Тая хмурилась, чувствуя на себе его взгляд. Но молчала. Это был взгляд голодного зверя, в чьи лапы попала добыча. Рассудком она понимала, что должна бояться его, не доверять. Но внутренний голос подсказывал: Крейн никогда не притронется к ней, если она сама того не захочет.

Тая не знала, откуда в ней эта уверенность, и не хотела задумываться над этим.

– Что ты делаешь?

Крейн первым нарушил тишину.

К этому времени они уже просидели друг напротив друга около часа.

– Пытаюсь заплести косу. Но без расчески это сделать почти невозможно.

К ее удивлению, он вдруг поднялся. Вышел из комнаты. Тая замерла, вслушиваясь в его шаги, которые становились все дальше.

Где-то наверху скрипнула дверь. Значит, ей не показалось, что у дома два этажа…

Спустя десять минут Крейн вернулся. Как ни в чем не бывало, протянул ей гребень потрясающей красоты.

– Подойдет?

Он держал в руках настоящее произведение искусства: хрупкий ажурный гребешок, вырезанный неизвестным мастером из черепахового гребня. С инкрустацией из розового жемчуга и длинными тонкими зубцами.

Но сил, взять эту красоту, у нее уже не нашлось. Она только и смогла что кивнуть, в немом изумлении рассматривая гребешок.

Пожав плечами, Крейн положил гребень на стол и хотел уже сесть на свое обычное место в тени стены, как Тая остановила его.

– Подожди, – забывшись, она накрыла его руку своей. – Можешь меня… расчесать?

В его глазах вспыхнуло изумление, смешанное с надеждой, которую тут же сменила привычная холодность.

Внезапно смутившись, Тая убрала руку.

– Волосы длинные, – она сама не знала, зачем начала оправдывается, – а спина что-то побаливать стала. Неудобно.

Крейн не ответил. Он вообще, как поняла Тая, не любил говорить лишних слов. Вот и в этот раз он просто молча встал у нее за спиной. И только потом она услышала его хриплый, чуть сдавленный голос:

– Я должен дотронуться до тебя.

– Э-э-э… могу я узнать, зачем? – от изумления она развернулась к нему.

– Я могу убрать боль, – пояснил он, – но мне нужно дотронуться до места… которое болит.

– Пожалуйста…

Тая даже указала на поясницу, где ее беспокоили неприятные тянущие боли с тех пор, как в полудреме привиделся темный мужчина.

– Я должен прикоснуться к голой коже…

На секунду она пожалела о том, что пожаловалась ему. Теперь придется задирать рубашку, демонстрировать голый зад. А вдруг он так ее соблазняет?

Да нет… он же и в самом деле почти вытащил ее с того света, сохранил ребенка…

Тая кусала губы, не решаясь ни выполнить его просьбу, ни отказаться от помощи.

А с другой стороны, чего ей стесняться? Зады-то у всех одинаковые. Что-то новое Крейн вряд ли увидит. Тем более, такая толстая тетка с огромным животом, лезущим ей на нос, вряд ли может рассматриваться как сексуальный объект.

И вообще, он сейчас не мужчина. Он врач. А у врачей пола нет.

Решившись, она задрала рубаху и быстро уселась на лавку, чтобы Крейн чего лишнего не заметил.

Когда руки коснулись ее обнаженной спины, Тая вздрогнула, инстинктивно изгибаясь под ними. И едва не застонала.