Бывают дни, когда хочется утопиться. Или кого-нибудь утопить. Или хорошенько надраться и хотя бы на короткое время забыть о том, что случилось.

Тяжело опершись на дверцу, Тая заглянула в больнично-белые недра холодильника. Взгляд равнодушно скользнул по пластиковым лоткам, по начищенным бокам кастрюлек, по бутылкам с соусами… И в который раз за последние сутки сердце сжалось от боли.

Как они могли?!

Это не укладывалось в голове.

Как мужчина, с которым она прожила пятнадцать счастливых лет, оказался предателем?

Как подруга, которую она считала почти сестрой, так жестоко ударила по больному?

А может, дело вовсе не в них? Может, это она виновата? Придумала себе мир, в котором все были счастливы, и жила в том мире, не желая видеть действительность?

Или просто плохо знала людей, которых любила…

Взгляд зацепился за блеск стекла на нижней полке. Виски. Марочный. Выдержка пятнадцать лет – какое занятное совпадение!

Эту бутылку Виктор принес с работы два года назад. Сказал, это подарок от коллег в честь его повышения. И Тая поверила, ей было приятно, что мужа так ценят. Поставила на сервант, на видное место, как ценный экспонат, демонстрировала гостям. Даже не поленилась, пошерстила по интернету, отыскивая, сколько может стоить подобный напиток.

Цена ее впечатлила, заставила зауважать мужа еще больше. Ведь не каждому менеджеру среднего звена коллектив презентует виски за пятьсот баксов.

Год спустя, празднуя хрустальную свадьбу, они распечатали виски. Правда внутри, вместо амброзии и нектара, ожидала вонючая жидкость убойной крепости, на фоне которой самогон соседки бабы Вали показался куда вкуснее. Так что початую бутылку засунули в холодильник до «лучших времен», а застолье продолжилось без нее.

Таково было первое знакомство Таисии Крушилиной с заморским напитком.

А теперь, глядя на фигурную бутылку из темного матового стекла, Тая почувствовала, как внутри завязывается колючий комок. И растет, увеличивается, запуская ледяные плети в самую душу.

Боль. Обида. Непонимание.

И одна только мысль в голове: как они могли?

Всего три слова пульсируют в такт биению сердца. Но на них нет ответа.

Как он мог?

А вот так. Смог. Раздавил ее, тяжелым катком прошелся по самому святому, что у них было, и ушел, оставив ключи от квартиры на подоконнике.

А она? Та, что еще недавно звалась подругой… Та, с кем делила свои беды и радости, тайны и мечты…

Тая тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Хватит, она уже наплакалась-наревелась. Легче не стало. Может быть, потом полегчает, со временем, не сейчас. А жалеть себя – последнее дело. Ведь не калекой же она стала. Руки-ноги работают, голова – на плечах и какой-никакой умишко да есть.

Выкарабкается.

Всем назло, выкарабкается и станет счастливой.

Однажды.

Зло усмехнувшись, она схватила бутылку. Зубами выдернула пластиковую пробку. Своя, родная, давно рассохлась, пришлось ее заменить.

Огненная жидкость ударила в горло.

Тая глотнула, захлебываясь. Потом закашлялась, чувствуя, как настоящий огонь охватывает губы, язык, гортань.

Но это жжение было ничто по сравнению с болью, что она ощущала внутри.

Откашлявшись, Тая захватила из холодильника лоток с котлетками, захлопнула дверцу и направилась в гостиную. Там на столике разложила свои трофеи: квадратный стакан, бутылку и открытый лоток.

Взгляд упал на кружевную скатерть, которую выплела своими руками. Да не абы как. На деревянных коклюшках, как бабушка учила. Эта скатерть и ей подобные вещи были для Таи предметом гордости, нежно лелеемой и любовно хранимой.

Нынче в городах и не сыскать опытных кружевниц, не нужны они стали, но Тая свое умение ценила и берегла. Все свободное время посвящала любимому делу: вологодским кружевам. Плела для выставок народного творчества, для магазинов хенд-мейда, просто в подарок знакомым и близким.

В какой-то момент кружевных изделий накопилось столько, что девать стало некуда. И тогда, по совету подруги Ларисы, Тая организовала собственный интернет-магазин.

Поначалу было непросто, но со временем появились клиенты, готовые хорошо платить за ручную работу. Их находила та же Лариса по своим каналам. Она работала переводчиком в крупной фирме и часто имела дело с богатыми иностранцами, которые были не прочь приобрести сувенир из России.

За каждую салфеточку такие покупатели платили твердым долларом или евро. И вскоре выручка от хобби стала равна средней зарплате.

Поддавшись уговорам подруги, Тая уволилась с основной работы, вложила деньги в раскрутку магазина, презентовала Ларке должность админа с ежемесячным процентом от продаж, и с головой ушла в творчество, теша свое тщеславие тем, что может, не выходя из дома, зарабатывать не меньше супруга.

Это была ее отдушина. Ее способ уйти от реальности. И не думать об упущенных возможностях, о вине, которую несла на себе все эти годы.

Даже Виктор не знал, что ей пришлось пережить. Не сказала ему. Побоялась, что не поймет. Он ведь мужик. Только Ларке – подруге – доверилась.

Дура.

Никому нельзя доверять.

Теперь она убедилась в этом на собственном опыте.

Перед глазами, как наяву, маячило лицо Ларки. Гордо сияющее, как новенькая монетка. А в ушах до сих пор стоял ее голос, полный притворного сострадания:

– Это жизнь, понимаешь, Тая. Я не хочу повторять твои же ошибки. Отпусти его.

Она, наверно, и через сто лет будет помнить тот миг, как сейчас. Как настойчивый звонок в дверь оторвал от плетения трудного участка. Как в квартиру стремительно вошла Лариса, красивая, молодая, внеся с собой морозный декабрьский воздух. Как на ее песцовом воротнике блестел снег. И как она положила на стол маленький продолговатый предмет. А потом говорила о чем-то долго, заботливо, глядя на Таю с ложной жалостью на лице.

Тая ее почти не слышала, почти не вникала в слова. Они скользили мимо ее сознания, ни за что не цепляясь. Она стояла, чувствуя только, как ухает сердце, а перед глазами поднималось красное марево, в центре которого лежал тот самый предмет.

Тест на беременность.

Как во сне, она протянула руку и коснулась кусочка пластмассы. Ее будто током пронзило. Вздрогнув, она посмотрела на Ларку.

И только тогда поняла, что та говорит:

– У нас с Витей будет ребенок. Прости, ты сама виновата.

Это был запрещенный удар. В самое сердце. Потому что только Ларка знала, почему у Таи никогда не будет детей…

И да, Тая сама была виновата. Аборт, сделанный еще до встречи с супругом, стал для нее роковым.

В свои тридцать пять она не имела детей и, как сказали врачи, никогда не сможет иметь.

Она ненавидела зеркала, потому что видела в них усталую женщину с потухшим взглядом, скорбными морщинками у рта и тяжеловесной фигурой, оплывшей от постоянного приема гормональных препаратов. А еще были сотни тысяч, выброшенных на лечение, которое не дало результатов. Были истерики, метания по бабкам-знахаркам и святым местам. И постоянный страх, что ее тайна раскроется, что Витя узнает.

Ему она так и не смогла признаться, что сама виновата. Что «залетела» по глупости в семнадцать лет и испугалась. А мама… Мама сказала:

«Зачем тебе дети? Ты учишься, встретишь хорошего человека, выйдешь замуж, еще нарожаешь себе. А кому ты нужна с дитём?»

И Тая послушалась. Мама ведь лучше знает, что нужно ее ребенку. Мама жизнь прожила…

Мамы давно уже нет. И детей нет.

А теперь нет и мужа.

Она осталась одна…

Тая наполнила стакан до краев. Откинувшись на спинку дивана, опрокинула залпом. До боли зажмурилась, делая крупные, мужские глотки, и чувствуя, как жидкий огонь вновь охватывает внутренности, а на глазах выступают слезы.

Завтра наступит новый день. Ей придется вылезти из своей норы и заняться делами: разводом, разделом, встретиться с адвокатом. Пережить сотни неприятных минут.