«Ну чо, брат, у тебя тут какие-то дела?» Ему было где-то двадцать, и он был примерно такой же высокий и темнокожий, как я. У него был глубокий и сильный голос, но с деловой интонацией, как будто он постоянно задает такие вопросы. На нем были мешковатые джинсы, свободная куртка и бейсболка. Его серьги сверкали, как и золотые передние зубы. За его спиной стояло еще несколько парней в такой же одежде.

Я им сказал, что пришел взять интервью у семей.

– Тут никто не живет, – сказал он.

– Я делаю исследование для университета, – сказал я, – и мне надо попасть в квартиры 610 и 703.

– В этих квартирах уже очень давно никто не живет, – сказал он.

– Ну, вы не против, если я пройду туда и постучу в дверь?

– Да, мы против, – сказал он.

Я снова попытался: «Может, я не в том здании. Это дом номер 4040?»

Он покачал головой: «Тут никто не живет. Так что тебе тут не с кем говорить».

Я решил, что лучше уйти. Я прошел обратно через вестибюль с сумкой и планшетом в руках. Я пересек передний двор, широкую полосу жухлой травы, усыпанную банками из-под газировки и битым стеклом. Я развернулся и оглянулся на дом. Во многих окнах горел свет. Я задумался, почему мой новый друг настаивал, что в доме никто не живет. Только позже я узнал, что гангстеры постоянно отваживали разных посетителей фразой: «Тут такой не живет». Они пытались не пускать соцработников, учителей и работников ЖКХ, чтобы они не мешали их сделкам.

Парни из дома все еще смотрели на меня, но не пошли за мной. Когда я подошел к следующей многоэтажке, я увидел бледные отметины на светло-желтом кирпиче: номер 4040. Хотя бы теперь я был в нужном месте. Здесь вестибюль был пуст, так что я быстро прошмыгнул мимо очередного ряда побитых почтовых ящиков и прошел через еще один убитый вестибюль. Лифта вообще не было – на его месте была большая дыра, где должны были быть двери, – а стены были покрыты граффити.

Когда я начал подниматься по лестнице, мне в нос ударил запах мочи. На некоторых этажах на лестничной клетке было темно; на других горел тусклый свет. Я прошел четыре пролета, может, пять, стараясь считать их в уме, а потом пришел на площадку, где стояла группа парней старшего школьного возраста и играла в кости на деньги.

«Ниггер, какого хрена ты тут делаешь?» – заорал один из них. Я пытался разглядеть их лица, но в тусклом свете ничего не видел.

Я снова попытался объяснить: «Я студент в университете, провожу опрос и ищу несколько семей».

Парни окружили меня, столпившись в сантиметрах от моего лица.

Снова кто-то спросил, что я здесь делаю. Я сказал им номера квартир, которые я искал. Они сказали мне, что в здании никто не живет.

Внезапно появилось еще несколько человек, некоторые из них постарше подростков. Один из них, примерно моего возраста и в большой бейсболке, схватил мой планшет и спросил, что я делаю. Я попытался объяснить, но это его не слишком заинтересовало. Он все время поправлял шапку, которая ему была велика и сползала на лицо.

«Хулио тут говорит, что он студент», – сказал он остальным. Его тон говорил о том, что он мне не верит. Он снова повернулся ко мне: «Ты с кем?»

«С кем?» – спросил я.

«Давай, ниггер, – проорал один из парней. – Мы знаем, что ты с кем-то, просто скажи нам, с кем».

Еще один засмеялся и вытащил что-то у себя из-за пояса. Сначала я не мог понять, что это, но потом увидел отблеск света и разглядел пистолет. Он потряс им, несколько раз прицелившись мне в голову, и что-то бубнил, не переставая – кажется, он говорил: «Я с ним разберусь».

Потом он улыбнулся «Не стоит шутить с Королями, – сказал он. – Я бы на твоем месте просто рассказал бы нам, что ты знаешь».

«Постой, ниггер, – сказал другой из них. У него был нож сантиметров двенадцать длиной. Он начал вертеть его пальцами, рукоять вращалась у него в ладони, и мне пришла в голову странная мысль: Мой друг Брайан точно таким же ножом выкопал ямки для нашей палатки в Сьерра Неваде. – Давай повеселимся с этим пацаном, – сказал он. – Ну что, Хулио, ты где живешь? В Ист-Сайде, да? Ты не похож на вест-сайдовых мексиканцев. Направо или налево? Пять или шесть? Ты с Королями, да? Ты же знаешь, что мы узнаем, так что можешь нам просто сказать».

Короли или Акулы, направо или налево, пять или шесть. Видимо, я был Хулио, мексиканский гангстер с Ист-Сайда. Мне пока не было ясно, хорошо это или плохо.

Двое других парней стали обыскивать мою сумку. Они вытащили распечатанные анкеты, ручку и бумагу, несколько учебников по социологии, мои ключи. Еще кто-то обыскал мои карманы. Парень в шапке, которая ему была велика, забравший мой планшет, поглядел на бумаги и отдал все обратно. Он сказал мне задать вопрос.

К тому времени я уже весь вспотел, несмотря на холод. Я наклонился назад, чтобы на анкету попало немного света. Первый вопрос я адаптировал из нескольких похожих анкет; это был один из серии вопросов, нацеленных на восприятие себя у молодежи.

«Каково вам быть черным и бедным? – прочитал я. Потом я прочитал варианты ответа: «Очень плохо, относительно плохо, не плохо и не хорошо, относительно хорошо, очень хорошо».

Парень в великоватой кепке засмеялся, из-за чего другие тоже начали хихикать.

«Иди в жопу, – сказал он. – Ты что, шутишь?»

Он отвернулся и пробормотал что-то, из-за чего все остальные начали истерически смеяться. Они снова начали спорить о том, кто я такой. Они так быстро говорили, что мне было трудно уловить, о чем разговор. Кажется, они были так же озадачены, как и я. У меня не было оружия, татуировок, никаких отличительных знаков других банд – моя кепка не была повернута влево или вправо, например, я не был в синем или красном, у меня нигде не было пяти- или шестиконечной звезды.

Двое из них начали спорить о моей судьбе.

– Если он сюда пришел и не вернется, – сказал один из них, – ты же знаешь, что они пойдут его искать.

– Да, и первый выстрел будет мой, – сказал один из них. – В прошлый раз меня поставили следить за хатой. В жопу это. В этот раз я буду в машине. На этот раз я подстрелю пару ниггеров.

– Эти мексиканцы ничего не боятся. Они друг друга в тюрьме убивают вообще ни за что. Лучше уж оставь это мне, пацан. Ты даже по-мексикански не говоришь.

– Бро, да я их видел в тюрьме. Я пару дней назад троих убил вообще.

По мере того как их истории становились все более преувеличенными, усиливались и оскорбления.

– Да, но твоя маманя говорила по-мексикански, когда я с ней провел ночь.

– Ниггер, твой папаша был мексиканец.

Я присел на холодную бетонную ступеньку. Мне было трудно уловить, о чем они вообще говорили. Часть из них, кажется, думали, что я был шпионом из мексиканской банды, который пришел на разведку перед тем, как обстрелять их из машины. Из того, что я понял, некоторые черные банды союзничали с некоторыми мексиканскими бандами, но в других случаях черные и мексиканские банды враждовали.

Они перестали говорить, когда на лестнице появилось несколько человек. Впереди стоял крупный мужчина, крепкого телосложения, но с юношеским лицом. Он, кажется, был моего возраста, может, на пару лет постарше, и от него исходило спокойствие. У него во рту была зубочистка или чупа-чупс, и по его осанке было очевидно, что он их босс. Он осмотрел всех на месте действия, как будто составлял в голове список того, что каждый из них делал. Его звали Джей Ти, и, хотя я в то время этого не знал, он скоро станет одним из самых важных людей в моей жизни на долгое время.

Джей Ти спросил собравшихся, что происходит, но никто не мог ему ответить. Потом он повернулся ко мне: «Ты что здесь делаешь?»

У него были блестящие золотые коронки на нескольких зубах, крупная бриллиантовая серьга и глубокие пустые глаза, которые поймали мой взгляд, не выдавая никаких эмоций. Я снова начал повторять свою мантру: я студент в университете, и так далее, и так далее.

«Ты говоришь по-испански?» – спросил он.