– Зачем рубил? Ведь она живая, ей больно!
Дед трясущимися руками сворачивал козью ножку, просыпая табак мимо: – Ладно, не реви. Вылечим мы её, лучше прежнего будет.
Он улыбнулся внуку, и Ванькины слёзы вмиг просохли: он понял, что яблони спасены…
Помирившиеся дед с внуком пришли во двор. И в это время со стороны переулка раздалась песня, сопровождаемая игрой на гармошке. Это Санька-сосед снова пожаловал в гости. На сей раз, он был хотя и опять хмельной, но приодетый и вёл себя вполне пристойно.
Он ловко перебирал пальцами клавиатуру, растягивая гармошку и напевая очень по-русски; задушевно и разухабисто одновременно.
– Бываешь же ты иногда человеком, Саньк, – довольный им дед улыбнулся. Пение соседа ему понравилось.
Улыбка деда была редкостью, и она подвигла соседа на дальнейшее; он рванул гармошку и запел во весь голос что-то блатное, непристойное. Дед нахмурился, не желая слушать похабщину.
– Эх, жисть наша пропащая!.. – машет тот в ответ рукой и тоскливо вздыхает, рвёт мехи гармошки, дико поёт, вернее, орёт про комаринского мужика, к полному Ванькиному восторгу.
– Конченый человек, забулдыга! – плюёт дед под ноги и уходит, волоча внука за собой…
– Васька, выходи гулять! – соскучившись по другу, Ванька нетерпеливо смотрел в окна на втором этаже; вот выглянул Васька и, покачав отрицательно головой, исчез учить уроки.
Ванька постоял и побрёл к спасённой яблоне. Потрогав забинтованный ствол, сочувственно вздохнул:
– Больно тебе? Не сердись на деда, он больше не будет… Скоро родители приедут, может, останутся насовсем…
Откуда-то примчался Дружок, и Ванька угостил его куском хлеба.
– Мы с дедом будку тебе сделаем, – пообещал он псу, – тогда зимой не замёрзнешь. Ну, пока, – он помахал ему рукой и нехотя пошёл домой, обуреваемый неприятными предчувствиями…
Дед топил печь, и Ванька присел рядом, заглядывая в топку:
– Печку рано ещё топить, – он удивлённо посмотрел на его осунувшееся лицо, потрогал отросшую седую щетину на подбородке: – ты почему не бреешься? Не то зарастёшь, как леший.
– Хвораю я, тёзка. Вот погреюсь на печке, может, отойду ещё.
Ванька оглянулся на вошедшую бабушку и, увидев в её руках свою злополучную тетрадь, насторожился.
– У Галины была? – хмыкнул дед, поглядывая на внука.
– Похвалилась я ей, какие у внучка успехи в учёбе, а она посмотрела и смеётся: тётя Дуся, говорит, это он сам себе пятёрок наставил.
– Ну и плут, – удивился дед, – обманул деда с бабкой и рад радёшенек.
– Вздуть бы его, как сидорову козу. Родителям надо писать, пущай забирают обратно, – она собрала на стол и приказала: – пора ужинать.
– Не буду я, нашего Борьку есть, – запротестовал внук, увидев свинину, и сердито глянул на деда с бабушкой: – пишите, уеду от вас.
– Совсем от рук отбился, – возмутилась бабушка, – ешь, кому говорю!
– Не серчай, – дед подошёл к столу и сел рядом с Ванькой, но тот отвернулся, обиженно сопя.
– Хочешь, анекдот расскажу? О том, как дедушка Ленин с дедушкой Сталиным горячую кашу ели наперегонки?
– Это кто быстрее? – оживился догадливый внук, вновь поворачиваясь к деду. – А какую кашу, манную или гречневую?
– Пшёнку, – пояснил дед, усмехаясь. – Так вот. Дали им по тарелке каши. Дескать, кто быстрее съест, тот смекалистее и умнее. А стало быть, и главнее. Ленин стал осторожно, по краям да поверху кашу снимать ложкой, а Сталин был горяч, нетерпелив, и зачерпывал ложкой глубоко, ел обжигаясь, торопился, стало быть; а Ленин, знай, кушает себе не спеша, так и съел кашу быстрее. Так-то вот.
Анекдот был интересен Ваньке, но он кончился, и Ванька снова вспомнил про свои обиды, снова заклокотал от возмущения:
– Зачем Борьку закололи? И яблони чуть не порубил, дикарку поранил. Рази можно так поступать?
– Мясо да сало откуда, думаешь, берутся? – усмехнулся дед. – Сам должен понимать, а с яблонями погорячился, признаю.
– У всех портфели, а мой сундук не откроешь никак, – негодовал внук, – надо мной пацаны насмехаются.
– Ну, это дело поправимое, – дед взял сундучок и вышел в сени, к верстаку, чинить его…
Ванька отодвинул подальше миску с мясом, и стал есть картошку, тщательно приминая её и осторожно, по краям да поверху снимая ложкой, совсем как дедушка Ленин. Попробовал, было, копнуть глубже, как дедушка Сталин, но обжёгся и бросил ложку.
Входит дед и, поставив сундучок на стол, щёлкает крышкой:
– Видал? – пытается он помириться с внуком, Ванька – ни в какую.
Дед сникает и, шаркая валенками, направляется к лежанке: – Ништо, мясца вам заготовил на зиму, проживёте…
– Хосподи, и чево буровишь, прям как маненький, – забеспокоилась бабушка, укоризненно поглядывая на внука. – Чайку счас попьёшь, на печке полежишь, оно глядишь и полегшает…
По опустевшей пашне прыгала пёстрая птичка, выискивая корм. Вот она с любопытством приблизилась к раскинутым сетям, в это время дёрнулась верёвка и сеть опрокинулась, накрыв зазевавшуюся пичужку.
– Есть! – на весь огород заорали мальчишки, выскакивая из-за кустов.
Ванька завистливо вздохнул и поглядел на свою ловушку-домик, стоящую под дикаркой. Птиц вокруг не было, и он побежал к друзьям…
Симак уже впустил птичку в клетку, и мальчишки наблюдали, как она мечется и кидается грудкой на прутья, стремясь вырваться на волю.
– Щегол! – радовался Васька, устанавливая сети для следующей невольницы. Пашня вмиг опустела, и вновь над ней запорхали птицы…
Ванька уныло поглядывал на торчащую крышку ловушки и прислушивался к торжествующим крикам на пашне; вот мимо него гурьбой прошагали друзья, впереди Симак нёс клетку, в которой сидели пленницы.
– Не опаздывай, встречаемся у лодки, – напомнил он приятелю-неудачнику, любуясь своими птичками.
– Лови-лови, не зевай, – посочувствовал Сашка, и мальчишки убежали делить свою добычу, тут уж не до Ваньки…
Неудачливый птицелов окинул ловушку безнадёжным взглядом и замер: крышка захлопнулась. Не веря своему счастью, подбежал и приложил домик к уху, вслушиваясь: тишина была ему ответом.
– Наверно от ветра захлопнулась, – разочарованно пробурчал он и открыл крышку: из домика на него смотрела перепуганная синица.
Не успел Ванька захлопнуть крышку, как синица выпорхнула и улетела.
Галина вышла из дома и, случайно глянув в соседний двор, увидела Ваньку с пустой ловушкой в руках. Забежав в их вечно раскрытую калитку, она подошла к соседу, который при виде её тут же отвернулся.
– Сердишься на меня? – Ванькина спина выражала непримиримость. – Ты же не маленький, сам понимаешь. Учиться тебе надо, а не деду с бабушкой. Не журись, получишь и ты свою пятёрку, настоящую.
Ванька исподлобья глянул на неё, и Галина улыбнулась: – Мир?
Ванька кивнул: – Галь, ты только замуж не выходи, ладно?
От неожиданности она растерялась: – Почему?
– Когда я вырасту, сам женюсь на тебе! – он серьёзно посмотрел на смутившуюся девушку и побежал в сад: усевшись под яблоней, замечтался…
«Вот они с Галей идут по переулку; она – в белом платье, он – в чёрном костюме с галстуком. Маленький, ниже плеча невесты…»
Ванька нахмурился: нет, так не пойдёт.
«Вот они снова идут по переулку, но теперь он выше её почти на голову. Из калиток выглядывают соседи, восхищённо глазея на счастливую пару и недоумевая: когда же успел вырасти женишок?..»
Ванька улыбался и, сам того не замечая, расхаживал вокруг дикарки. Тут к нему подбежал запыхавшийся друг и вернул к действительности:
– Ты чего, забыл? Мы его ждём, а он под яблоней гарцует!
Ванька оторопело поглядел на него и сломя голову бросился к дому:
– Обожди, я сейчас …
Дед лежал в кровати и, увидев внука, приподнялся, опираясь на руку.