– День, наверное, такой сегодня, да и небеса тоже напоминают о детстве. Ту осень, когда убирали картошку… – что-то говорил он ожидающим голосом.

– Да, моросит… – добавила и я.

– Лейла, можно я к тебе приеду? Посидим, поговорим…

Я, даже не одевшись, спустилась на первый этаж. За это время чёрный джип уже подъезжал ко входу. Конечно, машину невозможно было не заметить. Говорили, что он сейчас богатый, хозяин жизни, это я никогда не обращала внимания на разговоры о нём.

Мы как-то неловко обнялись.

– Здесь, Лейла, неудобно стоять, давай в какой-нибудь ресторан съездим, – сказал Искандер.

После окончания школы мы, оказывается, ни разу с ним не виделись. Только через мам и передавали приветы друг другу, когда приезжали в деревню.

– Тогда поднимусь за пальто, – кивнула я.

– Не обязательно. В машине тепло, – сказал Искандер, – я тебя сюда же привезу потом.

– Помнишь, нам в детстве Сакина-апа рассказала одну притчу: Два странника шли через туннель. Один из них был слепым. Вдруг, когда была пройдена уже половина пути, в туннеле погас свет. И оба остановились. «Зачем мы встали?» – спросил слепой. «Свет погас», – ответил другой. «И что будем делать?» «Подождём, пока свет не включится», – ответил зрячий. «Нет уж, – сказал слепой, – сейчас я поведу тебя».

Таким образом, они выбрались из туннеля и пошли дальше. А те, которые остались, до сих пор там стоят и ждут появления света…

Откинув голову назад, от души смеялся Искандер.

– И кто же из нас слепой? – спросил он.

– А кто его знает? – Я тоже рассмеялась.

Потом он сказал:

– Слушай, ты, оказывается, всё помнишь, а мне даже некогда вспоминать наше детство, – и притих.

Когда-то мы всё время, пока шли из школы домой, следили за полётом птиц. Скорость у птиц большая, сами вольные, очень быстро исчезали они из виду…

А сейчас машина летит как птица. Мы проезжаем какие-то улицы, каменные джунгли, которые не хотят, чтобы мы вспоминали наше детство, а наоборот, нас отделяют от него на многие годы.

Конечно, Искандер знал, с кем приехал в ресторан, когда сказал, что сюда ходит обедать городская элита.

– В этом городе лучшего ресторана не найти. Этот самый престижный. Что хочешь, выбирай… там есть бутерброды с чёрной икрой. Еда здесь отменная и дорогая, и качество, и вкус несравненные, – он с загадочной улыбкой смотрел на меня через стёкла тёмных очков.

Около нас уже стояла в короткой юбочке девушка-официантка, я некстати вздрогнула и посмотрела на неё.

– Мне бы какого-нибудь салатика и горячий чай, – сказала я, даже не глянув на меню.

Девушка ухмыльнулась. Кого это, дескать, занесло в дорогой ресторан…

Я на неё не обиделась. Потому что здесь была виновата судьба. Она нас – восход солнца и закат, богатство и нищету, посадила за один стол.

Однако на этом столе не было ничего особенного. Картофельное пюре и бифштекс с грибами я и сама прекрасно умела готовить. Губадия тоже не редкость на нашем домашнем столе. Хоть и на праздниках, но и чёрная икра на нём появляется…

Работа в бюджетной сфере никогда не даст умереть от голода. Потому что бюджет – это государство… Глядя на нас, его и оценивают.

Даже лампы, которые лили свет на нас с высокого потолка ресторана, не могли освещать мою душу. Такие строения, такие дома, оказывается, не для меня. Я вот что поняла: здесь молодость не хочется вспоминать. Мыслями я улетела далеко-далеко в родные края.

Дверь класса со скрипом открылась. Учительница, даже не поздоровавшись с нами, нашла глазами Искандера.

– Тебя дома ждут, Искандер. Приехали за тобой на лошади…

Учительница замолчала, вопросительно посмотрела на мальчика.

Искандер начал собирать свои книги и тетради. «Наверное, маму хотят отправить на лечение», – подумал он. В школе-интернате, находящийся в соседней деревне, мальчик учился первый год, поэтому мыслями был постоянно с больной матерью. В каждый его приезд она повторяла: «Вот увидите, я скоро выздоровлю». Искандер, так и не одевшись, выбежал из класса. Дверь за ним с плачем закрылась.

– У Искандера мама умерла, дети, – сказала учительница, увидев, как мы смотрели в окно и провожали своего одноклассника. По оконному стеклу поползли капли. Через следы капель небо показалось нам хмурым: даже серая туча будто испуганно застыла на одном месте.

– Начинаем урок, ребята, – голос учительницы был добрым и мягким.

Взгляды перенеслись в класс. Но за какую-то минуту он стал неузнаваемым: угрюмым и тёмным. Каждый задумался: как можно жить без матери? Мы пытались представить себя на месте Искандера. Нам же не только смерть, даже ветра не хотелось подпускать к своим матерям. Мы всё думали об Искандере. Как же он без матери?.. Что происходит между жизнью и смертью? До нас впервые в жизни стала доходить мысль, что матери – самое дорогое, что мы имеем в мире. Это был горький момент осознания смерти.

– Дети, – сказала Сакина-апа, – Искандер сейчас сирота, его мать уже не вернётся, а ваши мамы, слава Всевышнему, живы-здоровы. Пекут, наверное, вкусности. Если вы принесёте в школу блины, пироги, то не забудьте угостить и Искандера.

В школу Искандер пришёл после поминок. Он стал каким-то другим. Глаза были потухшие, а пальцы, как у Шурале, постоянно были в движении. Когда учительница вызывала его к доске, он всегда выбирал длинный кусок мела и начинал писать им. Но мел ломался и кусочки разлетались, как жемчужинки, в стороны. Мы замирали от страха – попадёт ему сейчас… Ну зачем нужно брать именно этот кусочек мела, есть же там, лежат в коробке и помельче куски. Но Сакина-апа, ругавшая недавно нас за такие шалости, почему-то, начинает смеяться. И мы тоже вместе с ней хохочем. Общее веселье сближает нас.

Через неделю после смерти матери у Искандера был день рождения. Мы встали в хоровод и стали петь о том, что ветры счастья в его сторону подули, и что он станет счастливым. Подарили ему карандаш и тетрадь в линейку. Искандер тогда впервые после смерти матери улыбнулся…

Он сидит за мной. Во время урока я чувствую, как он сжимает в своих руках мои алые ленточки, заплетённые в косы. Искандер ни разу не дёрнул меня за волосы. Он единственный такой в классе. Остальные, кажется, считали девичьи головы за горшки. Когда на твою голову учебник «Русской литературы» падает, то в глазах видится сам Пушкин…

А о наших зимних времяпрепровождениях можно написать даже роман…

– Искандер, ты помнишь горку перед вашим домом?

– Как не помнить…

Он снял очки, и я с удивлением заметила, какие светлые были у него глаза и какой яркий свет выливался из них. Казалось, не лампы из потолка освещали этот зал, а его глаза.

– Те большие санки, знаешь, кто нам сделал тогда? Дед Ахмадулла… Я ему надоел со своей просьбой… а он спрашивает, кого это я хочу катать с горки. Я взял и признался, что Лейлу. «А если она не сядет в твои сани?» – он с ухмылкой так меня спрашивает. «Если она не сядет, то Раилю посажу», – ответил я ему… Кстати, я слышал, что Раиля болеет… Я ей могу помочь… – Искандер указал на толстый карман пиджака и вдруг тяжело вздохнул: – Эх, девочки, не любили вы меня… Не любили.

В деревне мало кто знает о болезни Раили. Одна из них – я. И то случайно узнала… По приезду из деревни зашла в аптеку за активированным углём. После маминых беляшей желудок тяжелел и уголь помогал нам…

В аптеке передо мной появилась молодая Раиля. Копия мамы – её дочь. Остановилась.

– Лейла-апа, это вы? Вот где суждено было нам встретиться, – стараясь улыбнуться сказала она.

– Ничего не случилось, Лилия? – я была поражена её видом.

– Да нет. Вот лекарство искала. Не нашла…

– А что за лекарство? Может, я смогу помочь? Тётя моя работает в горздраве… да и сама знаешь уж.

Когда Лилия назвала, какое лекарство она ищет, по моему телу пробежали мурашки.

– Кому?