— Что происходит?
Встает, часто и глубоко дышит, сжимает руки в кулаки:
— Это ты у меня спрашиваешь?! Ты же мне говорила что любишь! — подходит ближе, нависает надо мной: — Ты мне врала! Вчера, тебя не было дома. Где ты была?!
Закрыла глаза, сердце бешено стучит где-то в районе горла. Такого Кира я никогда не видела. Внутри всё сжимается, по щекам покатились слезы. Вдох:
— Я не помню. — почти шёпотом.
— Ах, не помнишь… — едко в лицо.
Наклоняется, поднимает фотографию и нервно подносит мне к лицу:
— На, освежи в памяти! — с болью в голосе: — Какая же ты сука!
Посмотрела на снимок и земля стала уходить из-под ног. Закрываю рукой рот, пытаясь заглушить рыдания. Смотрю, пораженно на снимок с моим участием и не верю своим глазам. Перевожу взгляд на Кира — из горла вырывается хрип:
— Такого не может быть…
Глаза потемнели ещё больше, на скулах заходили желваки. Резко подался ко мне — больно схватил за шею:
— Неужели тебе меня было мало?!
Всё тело пронзает дрожь и холод. Отталкиваю, срываясь на крик:
— Этого не было, не могло быть! Этого не было! Ты меня слышишь?!
Опять подлетает, больно хватает за руки:
— Шлюха! Уходи, иначе я тебя с лестницы спущу.
Замерла в шоке, всё тело сковало. Последняя попытка достучаться. Хрипло:
— Кирилл, поверь мне…
Внезапно замахивается и в воздухе зависает звук звонкой пощёчины:
— Вон, пошла вон!
Дернулась от удара, щеку обожгло болью. На душе стало невыносимо больно, гадко. Взялась за горящую щеку, непроизвольно заскулила от безысходности и боли. В последний раз посмотрела на разъярённого Кирилла, резко развернулась и выбежала из квартиры, бросая на ходу ключи.
Куда и сколько бежала даже не знаю. Слёзы нескончаемым потоком застилали глаза, все тело дрожит, в висках отбойным молотком стучит сердце. Останавливаюсь от резкой боли в низу живота. Сгибаюсь, охая, хватаюсь за живот. Резкие движения дрожащей рукой — стираю со щек дорожки слёз.
Первая мысль — «так нельзя». Осматриваюсь — какой-то двор. Дохожу до лавочки, сажусь и пытаюсь успокоиться.
Так, домой нельзя, родителям в таком состоянии показываться не стоит. К Машке тем более нельзя, она сестра Кира, да и живёт с родителями… Оксана — вот у кого можно попросить о помощи.
Достаю телефон и набираю номер Ксюши. Долгие гудки и ленивое:
— Слушаю.
Набираю в грудь побольше воздуха и, стараясь не сорваться на истерику:
— Оксан, можно я к тебе приеду? Мне надо привести себя в порядок. Я просто не могу домой, там родители. А я сейчас в таком состоянии… — на последней фразе голос предательски срывается на плачь.
Взволнованно перебивает:
— Подожди, не тараторь. Скажи где ты, я тебя сейчас заберу.
Судорожно вздыхаю. Оглядываюсь по сторонам, вижу табличку на углу дома — читаю:
— Проспект Октябрьской Революции, дом 22 корпус 15.
Вздыхает:
— Жди меня там. Я минут через 15 буду.
Звенящим от слёз голосом:
— Хорошо.
Сбросила вызов, закрыла глаза.
Это какой-то ужас… как же так?! Неужели это конец? Что же теперь с нами будет? То, что Кирилл теперь не поверит ни единому моему слову — это без сомнений. И как теперь быть? Отпустить? Забыть? А как же наш ребенок? Или всё же теперь — мой…
Из печальных мыслей меня вырвал голос Оксаны:
— Алиса! — бежит. Лицо взволнованное: — Что случилось?
Из горла вместо слов вырвались только всхлипы.
Оксана вздохнула, приобняла меня за плечи:
— Пойдем. Сейчас приедем ко мне, выпьем чаю или чего покрепче, ты успокоишься и всё расскажешь. Хорошо?
Судорожно вздохнула:
— Хорошо.
Дошли до машины, сели и резко сорвались с места.
До дома Ксюши доехали быстро. Поднялись в квартиру — Оксана пошла, заваривать чай, а меня отправила в душ. Вышла я минут через 15 — уже без истерики и с мало-мальски ясными мыслями. Прошла на кухню, и застыла на пороге. Оксана обернулась, улыбнулась:
— Ну чего ты стоишь? Садись, рассказывай.
Села за стол, вздохнула и начала рассказывать, иногда вытирая замершие на ресницах капельки соленых слёз…
— На фотографии была я, это точно. Но я не могла переспать с другим!
Оксана нахмурилась:
— Что ты последнее помнишь?
Задумалась на секунду и выдала:
— Как из автобуса вышла. А дальше не помню. Потом как очнулась…
Ксюха окинула меня задумчивым взглядом:
— М-да… Это капец. Что делать собираешься?
Набрала в грудь побольше воздуха:
— Сначала рассказать родителям о беременности.
Оксана поперхнулась:
— Что?! Пи***ц…
Посмотрела на меня взглядом, со смесью вины и удивления:
— Прости, я то конечно за тебя в этом плане рада… А Кир знает?
Отвела взгляд, закусила нижнюю губу:
— Нет.
Бросила на меня сочувствующий взгляд:
— И не скажешь?
Вздохнула, опустила глаза:
— Да он меня даже слушать не хочет. Да и не поверит он теперь.
Кивнула задумчиво, вздохнула:
— Дело твоё. А Машке?
Задумалась:
— Нет. Пока не буду.
Хмыкнула, встала из-за стола:
— Ладно. Маме позвони и ложись спать. Тебе отдохнуть надо. — улыбнулась ласково и вышла из кухни.
Позвонила маме, сказала, что останусь у Оксаны. Дошла до гостевой комнаты, легла на кровать и провалилась в беспокойный сон.
Глава 20
Больше не хочу, не хочу расставаться,
В шорохе любом твои слышать шаги.
Больше не хочу, не хочу ошибаться,
В холоде ночном изнывать от тоски.
(В. Меладзе. Странница-осень)
Проснулась я только в девять утра, с жуткой головной болью. Оксана меня накормила завтраком, и сама отвезла домой. На мои утверждения, что я смогу доехать сама, ответила категорическим — «нет».
Пока ехали, позвонила маме — они оказались дома и ближайшие часа два никуда не собираются. Тем и лучше — сразу всё обговорим.
Подъехали к дому минут через 20.
Повернулась к Оксане, чуть поддалась вперёд и обняла её:
— Спасибо тебе. Даже не представляю, что бы я делала, если бы не ты.
Прижала меня крепче:
— Не за что. Прорвемся. Ты только не раскисай. Помни — ты теперь не одна. В тебе жизнь новая растёт.
Сердце сжалось, глаза зарезало то проступающих слёз:
— Всё у нас с маленьким будет хорошо. Мы со всем справимся.
Ксюша отстранилась, улыбнулась:
— Вот это правильно. Ладно, иди — удачи.
Взялась за ручку, приоткрыла дверь:
— Пока. Я позвоню.
Вышла и, не оборачиваясь, пошла домой.
Дома меня встретили с волнением и кучей вопросов:
— Алиса. Что случилось? — с порога спросила мама.
Сняла верхнюю одежду, посмотрела на взволнованную маму:
— Мне с вами надо серьёзно поговорить.
Мама кивнула:
— Это я уже из телефонного разговора поняла.
Глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду:
— Где папа?
Немного растерянно:
— На кухне…
Кивнула:
— Пойдём, разговор очень долгий и серьёзный.
Развернулась и пошла на кухню. Поприветствовала отца, села за стол, подождала пока сядет мама.
Тяжело сглотнула и начала свой рассказ:
— Первое что я хотела бы вам сказать: я вчера рассталась с Кириллом. Второе — я беременна.
Вскинула голову, посмотрела на ошалелых родителей и быстро произнесла:
— Подождите, сейчас я вам всё расскажу.
И стала рассказывать, периодически смахивая слёзы. О фотографиях с моим участием, о том, что Кир мне не поверил — даже слушать не стал, о том, что поругались, и он меня выгнал (Конечно, без подробностей) и, конечно, о беременности…
— Он не знает. Я не успела ему сказать.
Папа нахмурился:
— Может мне с ним поговорить? Он что, ребенка бросит?
Дернулась как от удара. И надрывным голосом:
— Не надо! Он всё равно не поверит. — и уже тише: — Да и не хочу я… Не смогу я его сейчас видеть.
Слезы покатились одна за другой, в горле встал ком — не протолкнуть. Чувство отчаяния и боли затопили всё внутри.