Целых пять дней мы встречались на квартире Валеркиного друга, который был в эти дни в командировке. Что творилось на этой квартире, можно догадываться по нашему танцу. На ночь не оставались. После девяти вечера Валерка начинал смотреть на часы, говоря, что его ждут. Кто, почему, – я не спрашивала, меня не так уж сильно это волновало. В часы наших встреч нам было так хорошо, что всё остальное не имело значения. Мы отдавались той музыке, которая завела нас до безумной страсти ещё в первый день знакомства и до сих пор не отпускала.

Он уже с порога встречал меня голым. Это было смешно, озорно и счастливо. Конечно, смешно, кому нужен его модный костюм. Валерка тоже не замечал, в чём я была одета. Хотя старалась нарядиться и накраситься. Всё это сразу же снималось и смывалось. Нас интересовало друг в друге только наша суть, наша стать и наша плоть, остальное было ненужной шелухой. В эти часы внешний мир для нас не существовал. Он, я и космос, это то, что бесконечно, неведомо, и что питало наши тела энергией. Энергия, как и в танце, била ключом, казалось, что этому не будет конца. Но наступил пятый день. Валерка принёс картину, которую он нарисовал для меня. На картине были изображены мы, со спины, обнявшись, склонив друг к другу головы, а перед нашими глазами был изображён красивейший закат ярко-красного цвета. К картине был прикреплён листок с Валеркиными стихами. К сожалению, прочитать я их не успела, так как потеряла листок где-то на лестнице, когда возвращалась домой.

А через несколько дней начинались майские праздники. Позвонил Валерка, сказав, что майские праздники будет встречать со своими друзьями на озере Красавица и пригласил меня вместе с моими друзьями присоединиться, чтобы создать одну общую компанию для веселья. Мои друзья и я прибыли на указанное место. Там уже были расставлены четыре палатки, и вовсю разгорались два больших костра. Мы быстренько поставили рядом свои две палатки. Под общий гогот и приветствия расположились у главного костра, которым руководил Валерка. Нам сразу же выдали приличные штрафные, и веселье разгоралось так же, как костёр. Были среди нас даже смельчаки, которые открыли купальный сезон, с визгами окунувшись в воду. Они за это получали дополнительную похлёбку со стаканом водки для растирания и принятия внутрь. Вокруг костра бегали трое возбуждённых и счастливых ребятишек, погодки от четырёх до шести лет. Под пьяной болтовнёй выяснилось, что матерью этих детей, причём от разных мужей, была Мария, которая сидела напротив меня рядом с Валеркой. Эта женщина почему-то заинтересовала меня, так как она была какой-то необычной, отличающейся от остальных. Возраст такой же, как у всех, но выглядела намного старше. Совершенно некрасивая, полная, с маленькими непонятно какого цвета глазками, нос напоминал маленькую картошину. У неё были маленькие пухлые губки, круглые щёчки и двойной подбородок. За что могли её полюбить трое мужчин, не понятно. Какой же силой она обладала, постоянно притягивая мой взгляд? Когда она вставала и шла, то это была поступь королевы. Она шла медленно, плавно, величаво, и почему-то окружающие расступались пред ней, а самое главное, провожали её взглядом. Если она делала, как бы лениво, молчаливый жест рукой, то все с готовностью выполняли её указание. Говорила она редко, но если начинала говорить, то остальные замолкали.

Говорила тихо, медленно, но с какой-то настойчивой твёрдостью, как бы не терпя возражений, и никто ей не возражал. На лице всегда была постоянная полуулыбка, эта улыбка иногда выражала лёгкое пренебрежение, а иногда доброту и ласку. Маленькие глазки просверливали говорящего насквозь, и он мог внезапно замолкнуть. «Ведьма», – подумала я и любезно ей улыбнулась. Валерка взял гитару и стал петь. Все начали ему подпевать, забылась городская суета, стало свободно, хорошо и спокойно.

Потом Валерка ударил по струнам и запел громко с озорной хитринкой в глазах:

После этих слов все стали незаметно поглядывать на Марию, как будто эта песня посвящалась ей. А он продолжал:

Закончив сладостную песню, он скомандовал: «Налетай!», показывая на догорающий костёр, где под углями и пеплом лежала чёрная аппетитная картошка. Все начали с большим усердием доставать её, проглатывая нетерпеливые слюни. В то же время Валерка жестом показал мне на лес, и уже через минуту мы встретились. Как же было прекрасно в зеленеющем и пахнущем весной лесу! Одурманенные запахом и красотой, мы почувствовали такое единение с природой, что теперь уже не космос, а я, он и природа были единым целым.

Наша страстность была уже другой, не слабой, нет, но сопровождавшаяся такой хрупкой щемящей нежностью, что хотелось плакать как перед разлукой. Я сильно прижалась, желая полностью раствориться в нём. И в пиковый момент потери сознания шептала: «Ты, ты, ты понимаешь, что ты это я, ты это я!» – «Да, – закричал он, дойдя до полуобморочного состояния, – ты, это я, ты, это я!» Обратно возвращались, крепко держась за руки, как будто боялись потерять друг друга. Шли очень медленно, ноги не подчинялись нам. Наконец вышли к опустевшему, догоревшему костру. Вдруг около Валеркиной палатки я увидела ведьму. Валерка лихорадочно отбросил мою руку, а из открытого полога палатки выглянула счастливая девчушка: «Папочка, папочка, где же ты пропадал, мы так долго ждали тебя!» – «Солнышко моё, я любовался природой», – и, мгновенно забыв обо мне, юркнул в палатку. Мария спокойно с милой и доброй улыбкой сказала: «Ну что же Вы там стоите? Проходите к нам, я заварила вкусный чай из лесных трав». Сквозь дрожащие губы с большим трудом процедила: «Спасибо, я к своим», и помчалась в лес. Вдогонку услышала: «Берегитесь, скоро будет дождь». «Ве-е-едьма!» – навзрыд закричала я. Прислонившись к берёзе, как бы спрашивая её, продолжала кричать: «Ну чем, чем она покорила его? Чем она лучше меня, если он выбрал её? Ходит, как пава, да, а я не умею медленно ходить, прыгаю, как коза? Чем?» Вдруг хлынул сильнейший дождь, смывая и очищая меня от всего, что было, и меня осенило: «Так она же картошка, картошка в мундире, закрытая, тёплая, желанная. Не то, что я, – в своих чувствах вывернулась вся наизнанку! Учись, учись у мудрых дам, как завоёвывать мужчин. Не зря есть пословица, что путь мужчины к женщине лежит через желудок!» Сейчас я уже тихо повторяла: «Картошка в мундире, картошка в мундире», – поняв окончательно, что не смогу быть картошкой, да и не хочу. Вернувшись в город, домой, я с ненавистью разрезала его картину на мелкие кусочки и выбросила, как говорят, из сердца вон, чтобы забыть всё сразу и навсегда.

Оська ещё в 5-м классе влюбился в свою одноклассницу Соньку, стал провожать её до дома и носить портфель. Поэтому мальчишки в классе стали засматриваться на Соню, у которой были большие чёрные глаза с поволокой и жеманная улыбка с кокетливой ямочкой на правой щеке. Переходя из класса в класс, Ося всё больше и больше влюблялся в Соню, а так как везде и всюду он сопровождал её, мальчишкам и в голову не могло придти разъединить их. Соня же привыкла к его обожанию как к чему-то обязательному и необходимому. Поэтому сразу же после окончания школы они поженились, так как уже не могли представить жизнь друг без друга. Хотя Ося был маленьким, худеньким с большим горбатым носом и пышной кудрявой шевелюрой, но с золотыми руками, умеющими делать всё и хорошо. После окончания медицинского техникума судьба определила его в мастера золотых рук по протезированию. Пациенты с проблемными зубами вставали в очередь, чтобы попасть только к нему. Кроме того, его сокурсник, занимавшийся антиквариатом и изготовлением золотых изделий, частенько приглашал Иосифа Павловича к себе в помощники. Судя по всему, зарабатывал Иосиф вполне прилично и содержал свою Сонечку в большом достатке. Любил её безмерно, и Сонечка, отвечая на его большую любовь, привязывалась к нему с каждым годом всё сильнее и сильнее. Жили они очень счастливо, в друзьях не нуждались, вдвоём наедине им всегда интересно. Друг от друга никогда не было никаких тайн, всегда и во всём советовались. Никто не был умнее другого, поэтому и интересы у них были одинаковые. Иосиф Павлович не разрешал своей жене работать, тем более что хозяйка она хорошая, в доме всегда чисто, уютно и пахло вкусной едой. Иосиф Павлович, устроив по трудовой книжке Софью Яковлевну на своей работе уборщицей, сам за неё убирался, зарабатывая для неё трудовой стаж. Несмотря на свою большую занятость, он находил время и развлекать свою Сонечку, регулярно посещал с ней театры, цирк и даже филармонию. Баловал её любыми, какими бы только она ни пожелала, нарядами и драгоценностями, при этом радуясь подаркам больше, чем она.