Больше мы не разговаривали. Какое-то время. Майлз продолжал бурить во мне дырку своим взволнованным взглядом, то ли специально забыв о моей нелюбви к пристальным взорам во время процедур, то ли и впрямь выбросив это из головы за чередой будоражащих событий. Я же, ощущая сонливость от потери крови и простуженных легких, сменяла третий пакет. Минуты стекались в час, и он был не самым приятным в своем молчании. Дом был разгромлен: щепки валялись тут и там, входная дверь придерживалась стулом. Лужи крови начинали высыхать, но все, о чем я сейчас мечтала – не убраться, а разбить возросшую стену недопонимания с едва не ушедшим на тот свет другом.
А другом ли?..
– Сколько процентов? – в который раз задаю вопрос, ощущая напряжение в каждой мышце. Истерику все же удалось сдержать, хоть было и сложно задавить слезливый комок с нарастающим желанием рвать и метать.
– Девяносто шесть.
Теплый, мягкий голос… такой родной, чуть высоковатый для мужского, но уверенный и добродушный. Разве что сейчас в нем сквозит то же недопонимание, что и во мне. Отсоединив полупустой пакет и кинув его с грохотом на столик, я бережно вернула «сосуд» обратно в тириумный насос. Майлз не спешил вставать, даже когда брюшная полость закрылась, напомнив о дырке на спине девианта. Этим можно заняться и завтра. Уж точно не сегодня, учитывая, как пляшут перед глазами тени и трясутся пальцы.
– Мне нравилось наблюдать за тобой.
Вяло скручивая шунт в кольца, я в знак внимания вскинула брови. Это давно не секрет, почему андроид пялится каждый раз, когда женские руки копаются в его системах. Вот только следующие его слова говорили не об этом. Они говорили об открытой двери секс-клуба и дожде на улице.
– Ты всегда подходила к другим машинам, уединялась лишь на одну минуту. Мне было любопытно, зачем тратить деньги, не воспользовавшись временем, – заботливый, беспечный тон вырвал меня из раздумий, вынудив застыть с шунтом в руках. Удивленный взгляд блестящих от сонливости и слезливости глаз устремился на Майлза. В его-то глазах усталости не было. Только нечто… терпкое, но нежное. – А потом это стало словно манией… отчитывать часы до твоего прихода. Один раз в три дня. Иногда в четыре.
Подвал стал душным. Запах крови и тириума смешивался, теперь еще и дополняясь гулом учащенного сердцебиения. Простуженное дыхание свистом отзывалось в тяжелых легких, кажется, у меня начинался жар. Вот только причиной его была отнюдь не простуда.
– Мне так хотелось, чтобы ты подошла ко мне. Все ждал, думал, узнаю, что ты делаешь за эту минуту… а когда ты вошла в комнату…
Андроид умолк. Смотрел снизу вверх тоскливо, вынуждая сердце разрываться на части. Я не могла вынести этот взор, отвернувшись в сторону выхода. Вновь наполнялась слезами от обиды на саму себя. Все это всегда лежало на поверхности. Оно манило, предлагало дотронуться, осознать и принять, кожей впитывая истинные чувства девианта. Как много намеков было в его поведении, как много странностей с самого первого взгляда в секс-клубе! Но как же, я со своими страхами окончательно к кому-то привязаться не могла даже мысли допустить, чтобы осознанно замечать все эти тонкости! И все же… пусть сине-красная нить с RK800 была крепкой, и именно она дала возможность проникнуться машиной, подарив ей впоследствии свободу. Ей все равно было не в силах стать крепче, чем то, что назревало полтора года.
– Я ждал тебя, Дженнифер, – тихо в спину сказал девиант, не боясь встретить реакции.
– Я знаю, – сипло произнес писклявый голос, – я знаю, Майлз…
Не в силах больше сдерживаться от гнетущего стыда, я спрятала лицо в ладонях, позволив себе разреветься в полный голос. Слышала, как машина неуклюже принимает сидячее положение, как шуршат разорванные куртка и рубашка, спадая на пол.
– Дженнифер, – он пытается до меня дозваться, дотянуться рукой, но я не могу ему ответить. Бьюсь в истерике, содрогаясь всем телом. Он мог умереть. Покинуть мир, оставить меня в одиночестве, и эти раны никогда не затянутся. Они будут только увеличиваться, заставляя меня вздрагивать при появлении на горизонте модели PL600. – Дженнифер, прошу тебя.
Сколько боли копилось внутри! Мне было стыдно на него смотреть, желания отчехвостить девианта за безрассудные решения пропало. Стоя к нему спиной и пошатываясь из стороны в сторону, я стирала со щек безостановочные слезы. Дрожь прокатывалась мурашками по всему телу, больно отдаваясь в перебинтованном бедре. Кажется, нескончаемое отчаяние за этот день въелось под кожу, стало неотъемлемой частью моей жизни. На деле же я понимала, как проще теперь будет жить, и причиной тому станет не исправленное досье.
– Пожалуйста, перестань, – удрученный мужской голос был наполнен не меньшим отчаянием, чем я. – Мне нравится твое тепло, но совсем не нравятся слезы.
Вряд ли у него было много сил после пережитого, однако даже в таком состоянии Майлз не мог смотреть, как трясется в рыданиях женское тело. Нет, не так. Как трясусь в рыданиях я. Он все же пересилил себя и слегка коснулся пальцами до правого плеча. Это касание повлекло за собой взрыв.
Мои действия были такими поспешными, что андроид едва не свалился на стол. Не обращая внимания на слезы, скачки в груди, слабость в мышцах я жалась к нему изо всех оставшихся сил, покрывала лицо влажными от слез поцелуями. Это не была страсть или похоть, но страх, что стоит закрыть глаза и Майлз исчезнет. Что дверь снова закроется на замок, RK800 будет лежать на металлическом столе, а телефон издавать угнетающие гудки. Но Майлз не исчезал, и я радовалась, ревела и позволяла крепко сжимать себя в объятиях, зарываться носом в свои волосы.
– Глупый, несносный мальчишка… – повторяла себе под нос, тоскливо улыбаясь и сверкая слезами на щеках в свете ламп.
– Безумный человек, – в его голове наверняка мелькали воспоминание, и одно такое, при котором женщина едва ли не наехала на солдат, заставило его сказать тише, но чуть теплее, – мой человек…
Современное время (август 2040 года)
Дожди не прекращаются вот уже несколько дней. Вечер близится к своему завершению, пропитывая воздух ароматами мокрого асфальта и влажной травы. Дом находится в самом начале улицы, и это дает возможность после долгого рабочего дня не проезжать через весь квартал, в обязательном порядке улыбаясь соседям. Хватит мне общения на работе… вопреки стереотипам многих, программисты, среди которых в одной конторе числится мое имя, зачастую на самом деле те еще болтуны. У моих коллег напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, что заставляет их намеренно не замечать мое нежелание общаться. Потому домой прихожу под вечер выжатая, как лимон, стаскивая с ног кеды и стягивая кожаную куртку, покрытую каплями дождя.
Город Хоутон, что находится по другую сторону от Детройта в штате Мичиган, принял нас сразу после завершения подписания договоров между машинами и людьми. Майлз не сильно желал покидать город, в конце концов изначально эта цель была вызвана моей потребностью оставить штаты позади, однако… я не захотела уезжать из страны. Сменить город – да. Сменить род деятельности – конечно! Но штаты… все эти заморочки с документами, жильем. Кому оно нужно?
Усмехаясь этой мысли, я отбрасываю обувь и куртку в сторону, проходя мимо погруженной в сумерки гостиной. Планировка у дома была иная, не такая, как в Детройте, однако привыкнуть к новому месту оказалось проще. Как и к одной общей спальне. Впрочем, сейчас меня интересует далеко не постель, пусть пятую точку и сводит от сидячей работы. Оглядываясь по сторонам, как воришка, я прохожу на цыпочках на кухню. Джинсы шуршат от каждых движений, красная майка может запросто выдать меня своим ярким цветом. Но кого это волнует? Учитывая тишину в доме, я здесь абсолютно одна. Это дает надежды.
Заветная цель стоит рядом с холодильником на разделочном столе. Мысленно победоносно потирая ладони, я уже тяну руку к полке с пакетом кофейных зерен, как внезапно застываю. Крышка отсека, куда засыпаются зерна, как-то странно выглядит. Ребристые края, точно оплавленные, еще и запах паленого пластика…
